Бегом с ножницами - читать онлайн книгу. Автор: Огюстен Берроуз cтр.№ 33

Может быть, такие мысли у меня были из-за кино. Вместо того чтобы ходить в школу и рисовать в тетради веселые рожицы или болтаться на краю футбольного поля, я сидел в кино и смотрел черно-белые фильмы Лины Верт-мюллер, французские фильмы, в которых двоюродные братья и сестры влюбляются друг в друга, а потом, после того, как появляется плачущий клоун и олицетворяет собой потерю невинности, протыкают друг друга ножами. Эти эзотерические и, вполне возможно, очень плохие фильмы оказались для меня поистине вдохновляющими.

Так что такая любовь бывает. У Натали — с Теренсом, у меня — с Букменом.

Это нас и связывает, Натали и меня. Мы живем в одном сумасшедшем доме, переживаем одни и те же проблемы, испытываем одинаковую, плохую, безобразную любовь.

Разница между нами, единственная разница, состоит в том, что это ее дом, ее семья, в то время как я всего лишь беру и дом, и семью взаймы.

Хотя еще неизвестно, кому из нас лучше.

Пока я размышлял, сигарета моя погасла. Я зажег другую, и Натали попросила:

— Дай мне пачку.

Я дал. Толкнул пачку по столу в ее сторону, и к целлофану прилипли крошки.

Наши жизни были в ту минуту так малы, что мы оба тут же заметили эти крошки на сигаретной пачке. У Ната-ли длинные ногти, поэтому она их собрала. Подцепила по одной. Крошку за крошкой.

Я только что сжег последнюю спичку.

Натали выставила пальцы, и я сразу понял, чего она хочет. Сунул ей в руку сигарету, и она зажгла от нее свою. Задержала дым в легких, словно благодарила меня. Благодарила за то, что я сразу понял, что ей нужно. За то, что ей не пришлось прикуривать от плиты.

Потому что если бы она начала прикуривать от плиты, то могла бы спалить волосы. Такое уже случалось. Однажды она именно так потеряла челку, во всяком случае, половину челки. Наклонилась низко над голубым пламенем, держа губами сигарету и надув щеки; от сигареты подня-лась тоненькая струйка дыма. И вдруг челка загорелась. Натали отпрыгнула в сторону и засмеялась, стукнув себя ладонью по лбу и уронив на пол сигарету.

— Мои волосы! Ну ни хера себе! — Она смеялась, и смех казался явно истерическим. Это событие разбило день на две части. До того, как Натали сожгла волосы, и после того, как Натали сожгла волосы. «После того» оказалось лучше. Потому что «до того» существовало лишь затем, чтобы могло начаться «после».

— Ненавижу свою жизнь, — снова произнесла Натали.

— А я ненавижу потолок.

Потолок был низким, слишком низким для комнаты старого викторианского дома. А еще он не был гладким; казался неровным и рыхлым, словно тыльная сторонаженских ног. Потолок явно страдал целлюлитом.

— Он старый, — произнесла Натали, словно прося простить его.

— Он ужасно портит настроение.

Желтый свет на желтых стенах и на старом деревянном полу, тоже желтовато-коричневого цвета. Впечатление не очень жизнерадостное. Гнетущее. Желтый цвет наступает на тебя. Он...

— Тогда давай от него избавимся, — неожиданно произнесла Натали, оглядываясь.

— Избавимся от чего?

— Давай уберем потолок.

Я даже зажмурился от неожиданности.

— А что мы поставим вместо него?

Казалось, Натали внезапно глотнула чистого воздуха — лицо ее изменилось.

— Давай собьем этот потолок. Откроем крышу. Пусть в нашей кухне будет потолок, как в соборе.

Я воткнул сигарету в тарелку.

— Думаешь, из этого что-нибудь получится? — спросил я. Действительно, снаружи крыша казалась очень высокой и даже остроконечной, Там что-то должно быть.

Между низким потолком и высокой крышей. Но что?

Вот так и получилось, что уже через час, слегка за полночь, мы с Натали вовсю били по потолку мотыгами, которые притащили из старого, заросшего цветника и огорода Агнес. Стояли, подняв мотыги высоко над головой, и били ими по потолку. Он отваливался большими кусками. Причем волосатыми.

— Алебастр с конским волосом, — пояснила Натали. — Сейчас уже такой материал не используют.

Следующие несколько часов мы действовали молча и жмурились, когда алебастр сыпался прямо на нас. В лестницах нужды не было: потолок был достаточно низким, чтобы достать до него мотыгами. Чтобы столкнуть обломки со стропил, мы швыряли в них кастрюли и сковородки. Было здорово вдыхать алебастровую пыль; нам нрави-лось откашливаться, прочищая горло, и плевать на пол; вид покрытых белой строительной пылью рук вдохновлял. Поражала сама необычность обычного.

Только что мы сидели за грязным кухонным столом и жаловались на свою жизнь, и вот уже с помощью тяжелых предметов изменяем архитектурный облик дома. А это уже путь к свободе. Куда более надежный, чем попытки ню-хать клей.

Для того чтобы убрать весь потолок, нам не потребовалось много времени. Один хороший удар мотыгой, и алебастр начинал отваливаться уже не хлопьями, а целыми листами, огромными кусками. Изоляционный слой или вываливался сам, или мы отрывали его своими совершенно белыми руками. Он действительно походил на волос. Казалось, что весь потолок сделан из органических материалов — конского волоса, человеческих волос, кусков ко-сти. На ум приходило какое-то мумифицированное, мутировавшее существо.

К рассвету мы оказались по колено в обломках. Ку-хонный стол, поверхность холодильника, плита, раковина — все вокруг покрыл толстый слой грязно-белой пыли и обломков.

Да уж, утром все проснутся и сонно потопают в кух-ню, чтобы выпить стакан воды или апельсинового сока. То-то будет удивления!

— Хоуп умрет на месте, — предположила Натали. — И папа. Он сойдет с ума. А потом должен будет дать нам де-нег, чтобы все это закончить.

— Да-а-а, — протянул я, — это будет здорово.

Мне мысль понравилась, потому что, помимо ремонта, мы могли истратить эти деньги на «Макдоналдс» и пиво. А кроме того, просто будет весело смотреть на все-общий ужас.

Или, во всяком случае, так нам казалось.

Утром, как обычно, доктор в одном белье спустился вниз. Как обычно, прошел к холодильнику, чтобы дос-тать апельсиновый сок. Необычным было лишь то ко-личество мусора, через которое ему приходилось переступить, чтобы открыть дверцу. А еще необычным было то, что в семь утра мы с Натали оказались не только на ногах, но и все в работе. И все же он казался совершенно невозмутимым.

— Доброе утро, — поприветствовал он нас хрипловатым, слегка сонным голосом.

— Привет, пап!

—Доброе утро, — поздоровался я.

— Вижу, у вас здесь большие творческие планы, — как бы между прочим заметил он, словно застал нас с Натали за плетением макраме какого-то сложного рисунка,

— И каково же твое мнение? — поинтересовалась На-тали, сломанными ножками от гладильной доски пытаясь отодрать особенно непослушный кусок над дверью в сарай.