Цифровые грезы - читать онлайн книгу. Автор: Эдмундо Пас Сольдан cтр.№ 27

Она словно заново переживала ту жуткую сцену. Себастьян смутился — такое чувство, будто случайно подслушал чужую исповедь.

— Я мог бы помочь тебе с обложкой книги, — сказал он в попытке перевести разговор в более знакомое и удобное для него русло, где он ощущал себя значительно комфортнее.

— На обложке будет Браудель, — ответила Инес, очнувшись от своего транса.

— Да? А почему?

— Разве ты не знал? Подумать только, вы ведь довольно давно работаете вместе… Да здравствует общение! Тогда я тебе ничего не скажу, и пусть выяснить, в чем дело, будет твоей задачей на ближайшее время.

— Он слишком замкнут и молчалив. Пиксель говорил, что его мать покончила с собой, но о самом Брауделе он ничего не знает.

— Может, и не знает. А может, просто подумал, что ты недостаточно созрел, чтобы узнать об этом.

Девушка улыбнулась. Себастьян посмотрел на часы и решил, что пора двигаться. Представил себе тело Инес без головы.

Сидя перед компьютером в своем кабинете в Цитадели, Себастьян тщательно уничтожал следы полковника Кардоны на различных фотографиях, где он был снят вместе с Монтенегро. Кардона, полный мужчина с толстыми обвисшими щеками и набрякшими веками, во времена диктатуры Монтенегро был министром внутренних дел и получил известность благодаря своей невероятной спеси — по воскресеньям он величаво выезжал верхом прогуляться по лапасскому Прадо — а также отточенным методам запугивания и активным внедрением опыта аргентинских вояк в местную технологию пыток. Он являлся одним из руководителей операции «Ворон». Его ошибка состояла в том, что он подтвердил смерть одного калифорнийского правозащитника. По восстановлении демократии Кардона по требованию американского правительства подвергся экстрадикции и окончил жизнь во флоридской тюрьме: пока бывший министр мирно спал, его сокамерник по неизвестной причине перерезал ему горло.

Хотелось курить. Время от времени Себастьян поглядывал на видеокамеру, не сводящую с него объектива, и на деловито ползающего по паутине длинноногого паука, задаваясь вопросом, наблюдают ли за ним через это запыленное недремлющее око. Иногда он вставал на стул и набрасывал на объектив платок, закрепляя его там резинкой, но никто ни разу ничего ему не сказал. Может быть, его и не записывали, надеясь, что одного присутствия аппарата достаточно, чтобы внушить работнику должное уважение к дисциплине. А может быть, эта камера вообще была муляжом, а наблюдали за ним из совсем другой неприметной точки кабинета — зоркий глаз, затаившийся среди известковых потеков на стене. Впрочем, к чему им это? Себастьян не занимался ничем чрезвычайным — просто делал порученное ему дело и все. Никаких вопросов, никаких ответов.

Но было крайне сложно удержаться от вопросов, особенно теперь, когда передаваемые ему в желтых папках фотографии и задания к ним приняли зло-вещий оттенок. Себастьян не строил иллюзий и отлично понимал, что рано или поздно работа по разглаживанию мятых пиджаков и изменению роста или прически Монтенегро подойдет к концу и ему придется заняться такими неоднозначными моментами, как изъятие из кадра определенных неугодных персонажей — как в случае с Торговцем Пудрой. Нет, он отнюдь не строил иллюзий. И все же при виде все новых и новых желтых папок — Монтенегро в окружении различных людей, некоторую часть которых требовалось изъять со снимка — сомнения разрывали его. Однажды от группы из шестнадцати человек в кадре осталось лишь семь, а на другой фотографии из пяти запечатленных на ней людей сохранился один Монтенегро. Вероятно, это и было конечной целью проекта: если каждый индивидуум, находящийся вблизи центра тяжести диктатуры, оказывался в той или иной степени затронутым ее пламенем, скомпрометировавшим себя элементом, то Себастьяну предстояло уничтожить их одного за другим, пока в прямоугольниках кадров не останется единственный человек — нынешний президент, — и вовсе не потому, что избежал коррупции, спрятавшись в нарисованном мелом круге, отделившим его от остальных.

Его интересовало, как далеко там, наверху, собираются зайти. Хотелось спросить Исабель, для чего будут использоваться исправленные им цифровые фотографии. Утешением служил тот факт, что существовали негативы, а пока они существуют, всегда есть возможность доказать, как обстояли дела на самом деле. Но можно ли удовлетвориться подобным утешением? До недавних пор многие газеты были не способны на такую роскошь, как штатные фотокорреспонденты, и, экономя на выплате регулярных зарплат, пользовались услугами различных фотографов, которые выезжали на места катастроф или многочисленных политических конференций, а затем продавали сделанные снимки издателям, при-чем негативы обычно оставались у авторов. Таким образом, пленки, конечно, существовали, но рассеянные по всей стране в ящиках и коробках многочисленных фотостудий. А если никому не известно их точное местонахождение, то какой тогда от них толк?

Тем не менее в Национальном архиве и библиотеках хранились подшивки изданий того времени. А ведь были еще записи теленовостей и записанные и заснятые свидетельства многих людей. Кроме того, за рубежом фотографии тоже публиковались, и имелось целое воинство историков, без устали роющихся в событиях того времени в поисках все новых и новых фактов. Монтенегро было совершенно бесполезно прикидываться добродушным и прогрессивным диктатором: слишком многие доказательства подтверждали противное, слишком много улик осталось на месте преступления.

С другой стороны, откуда ему знать истинные намерения президента? И именно это смущало Себастьяна больше всего: он работал вслепую, угадывая в лучшем случае лишь вершину айсберга и не имея ни малейшего представления о скрытой под поверхностью океана Цитадели ледяной глыбе. Сколько зданий расположилось по периметру эс-планады? А сколько кабинетов в каждом здании? Неужели региональному отделению Министерства информации действительно необходима подобная инфраструктура?

Словно ненастоящие поросшие плющом каменные стены — как декорации к так и не снятому фильму. Заброшенный университет. К какому факультету относилось здание, в котором работал Себастьян? Какому преподавателю принадлежал его кабинет? Наверняка кому-то не слишком солидному — иначе бы он вряд ли гнездился в этом подземелье; может, читал лекции по колониальной литературе или по семиотике искусства — что-нибудь из этих никому не нужных гуманитарных курсов с обязательным посещением (потому как кто же по собственной воле придет слушать эту никчемную и малополезную чушь). Эдакий несгибаемый в борьбе за свои убеждения марксист-ленинист (красновато-бурые пятна на полу вполне могли оказаться призрачными следами крови, пролитой им во время оказания бессмысленного сопротивления или пыток).

Себастьян представил себе молодого преподавателя, сидящего за рабочим столом кабинета и читающего Фому Аквинского. Затем представил его обнаженным — тело Ракель Уэлч, лицо Че и размеры Монтенегро; ярко-желтая блестящая кожа, словно облитая тремя банками свежей краски.

В фотографии Кардоны присутствовал некий центр, вокруг которого выстраивалась вся композиции. Крохотная таинственная деталь из тех, что своим несоответствием окружению привлекают внимание и заставляют забыть обо всем остальном: на правой руке Кардоны не хватало пальца. Захваченные объективом штрихи реальности, осаждаемые фильтрами памяти и перешедшие в вечность (пока существуют негативы). Словно все в мире существует с единственной целью — попасть в кадр, но тем не менее из огромного количества застывшей во времени реальности сохранится лишь аномальное, эксцентричное и странное.