На днях пара газет — одна из Ла-Паса, другая из Санта-Крус — купили у него права на публикацию Цифровых Созданий. Себастьяну звонила Патриция и предлагала сделать бизнес на постерах, тетрадных обложках и открытках. Ты только представь, как можно раскрутить твою идею, разволновавшись, кричала она в трубку, это же такие возможности, а ты там в своем издательстве гроши получаешь — а он лишь кивал головой, поддакивал и обещал подумать. Может быть, ему предоставлялся шанс получить экономическую независимость и бросить работу в Цитадели? Себастьян все думал, размышлял и убеждал себя в том, что не хочет иметь ничего общего с сестрой и остальными торгашами из «Имадженте». Он не хотел становиться известным, по крайней мере, не таким образом — с зарегистрированным товарным знаком на лбу и связанным контрактами по рукам и ногам. Деньги его тоже не сильно интересовали — хотя они явились одним из аргументов в пользу его согласия на работу в Цитадели. Естественно, он работал там не только для того, чтобы переселить Никки в лучший квартал и сделать ее жизнь приятнее и удобнее — его больше влекла возможность получить определенную власть, скрытое тенью могущество. Ему хотелось стать еще одним из этих безобидных безвестных соседей, о которых никто никогда ничего не знает и которые тем не менее правят империями. Стать еще одним тайным властителем тайн.
Три дня назад Себастьяну представили женщину, которая будет работать в Цитадели в соседнем с ним кабинете. Высокая, длинные черные волосы, очки с толстыми стеклами, бледная кожа (словно на нее постоянно падал свет монитора). Фиона принадлежала к той молодежи, которая уже начала трудиться в цокольном этаже Цитадели. Талантливый молодняк в среднем лет двадцати, владеют языками программирования едва ли не лучше чем родным языком, млеют в электронных лучах при виде иконок монитора, сами похожи на порожденные компьютером галлюцинации (чипы без документов, слов, букв — одни лишь заряды и потенциалы, представляющие информацию единичками и нулями двоичного кода). Себастьян терялся в догадках, откуда, черт побери, взялось столько умных женщин. В то время как мужчины растрачивали себя в видеоиграх и попытках отследить максимум передаваемых по телевизору футбольных матчей — от бундес-лиги до встреч мексиканских дворовых команд, — женщины неотступно следовали к своей цели и продвигались все дальше вперед. Это был настоящий заговор, его окружали и постепенно перехватывали самые интересные задачи. Новый век, будущее — за ними. Если уж феномен пугал его самого, то даже думать не хочется, с чем должны будут столкнуться его дети и внуки.
Он бежал и расслаблялся, представляя себе горячее тело Никки в складках простыней. Бежал и расслаблялся, читая оскорбляющие Монтенегро граффити: «Вороны остаются воронами, даже переодевшись демократами».
На мосту покончили с собой еще двое. Мародерствующей на месте происшествия Инес удалось сделать серию снимков, от которой бросало в дрожь, опубликовать ее в «ТП» и вызвать мощный общественный резонанс: только что уволенный с молоко-перерабатывающего комбината юноша падал в пустоту с фотографией невесты в руке. Горчичного цвета брюки, красная спортивная рубашка «River Boys» (Ну и сочетаньице! Ужас, — комментировала публика). Расследование «XXI» выявило, что самоубийца подкупил часового. Мэр решил вмешаться и заявил, что отныне нести вахту на мосту будут солдаты его личного отряда. И улыбнулся объективам камер.
Монтенегро отметил первую забастовку в своем нынешнем правлении — бастовали учителя государственных школ с требованием повышения зарплаты. Он назвал их «маленькими диктаторами» — в его словах не было ни намека на иронию — и пообещал не быть с ними излишне терпеливым, поскольку ему не позволяет «все ускоряющийся прогресс». В итоге учительские манифестации и голодовки протеста были разогнаны слезоточивым газом. Монтенегро сказал, что все будет записано на видеопленку и использовано в качестве доказательства того, что их действия дестабилизируют общество. Затем улыбнулся объективам камер.
Джуниор — Алиса решили бесплатно вкладывать в пятничные выпуски CD с пиратскими копиями популярных компьютерных программ (без инструкций для пользователей).
Инес надулась на Себастьяна, когда тот осмелился подправить ее фотографию, запечатлевшую участвовавшего в голодовке учителя (Джуниор сам велел ему сделать это — вид учителя был «более драматичным, чем мог вынести за завтраком средний читатель»).
На собрании персонала, пока уругваец официально представлял новый проект ««Тьемпос Постмо» — больше культуры и ближе к народу», Пиксель вдруг прилюдно разрыдался как малое дитя. Кричал, что боится смерти, а Браудель лишь успокаивающе похлопывал его по спине.
Себастьяну нравился свежий прохладный ветерок, пустынный парк, лужи на дорожках и мокнущие в них окурки косяков с остатками марихуаны.
По ночам он блуждал в сети в поисках фотографий, достойных дать жизнь новым Цифровым Созданиям. Найдя неизвестную красивую женщину — новую модель «Revlon» или подающую надежды претендентку на звание Мисс Коста-Рика, — он копировал ее снимок в свой личный архив. Больше всего его привлекали утонченные черты лица, чувственность и эротизм пропорционально сложенных тел, предлагавших, но не ракрывавших все свои секреты (время от времени он скачивал какую-нибудь высококлассную обнаженку — вроде Элль Макферсон или Катарины Витт). Свой архив Себастьян начал в пятнадцать лет, вырезая фотографии из «Сьетедиас», «Манчете» и «Плэйбоя». Теперь все стало куда проще. Никки знала об этом и не возмущалась. Мужчины они и есть мужчины, говорила она.
Как-то в понедельник в три часа ночи он по настоянию Никки отправился с ней заниматься любовью в парк. Она надела зеленое платье, едва доходившее до бедер (и ни намека на нижнее белье), и черные туфли на высоком каблуке. Себастьяну вспомнилась Ана, с которой они обычно занимались любовью в гостиной ее дома, едва удостоверившись, что родители уснули. Ночной воздух холодил тело, тишина иногда нарушалась вскриками любви или ненависти то тех, то других молодоженов по соседству. Они расстелили усыпанное звездами одеяло по центру прямоугольной площадки и завалились поверх. Он сходил с ума от возбуждения при виде полускрытого в тени тела Никки, да еще эти туфли на шпильках… Не наблюдали ли за ними из-за занавесок окружавших парк домов чьи-то жадные до зрелищ глаза? Короткий урок чувственности для сетчатки, привычной к телевизору, но отнюдь не к сплетающимся в танце среди качелей и горок обнаженным телам. Внезапно им пришлось прерваться — застывшие в изумлении, — когда их выхватил из темноты сноп света фар проезжающего мимо автомобиля, после чего член Себастьяна решительно отказывался вернуться к еще несколько секунд назад столь активной жизни.
В те самые дни ему начал сниться Монтенегро. Его фигура росла по собственному желанию и неожиданно появлялась в самом невинном сне, выскакивая, словно блоха, из череды знакомых безобидных лиц (мамы, бразильского актера из сериала, что смотрит Никки). Она была яркой и обещала отеческую защиту, убежище от невзгод. Черно-белый силуэт. Поразительная тень.
Еще ему снились Цифровые Создания, прогуливающие свои гибридные сущности по городу пурпурных зданий, где блуждал некто, известный под именем Библиотекарь, и люди кончали жизнь самоубийством, бросаясь с моста.