Отпечатки - читать онлайн книгу. Автор: Джозеф Коннолли cтр.№ 90

Она разозлилась — вы только посмотрите на нее.

— Ах да, Джейми, — и забери с собой эту дерьмовую шутку, хорошо?

И она сунула Джейми в руку, и без того уже переполненную… что именно, на этот раз? Что это? Ой, да это же… Иисусе. Ну, это чертовски странно. Зачем она мне это дала? И что тут не так? Что ее расстроило? Дерьмовая шутка, сказала она?..

Джейми оставил Элис (ничего больше не сказал: глаза ее сверкали) и, спускаясь в лифте, попытался разгадать загадку. Он разогнул уголки мемориальной открытки, посвященной Лукасу и врученной лично Элис, одной из открыток, которые он в тот самый день с такой любовью напечатал.

Изящная черная рамка. «Лукас, — гласил текст, — Источник всех наших благ». Неплохо сказано, а? А потом, под скромным и благородным картушем: «Дух его вечно будет витать меж нами. Пусть земля ему будет пуком».

Что? Погодите-ка: что?.. о боже, нет — я не мог, правда же?..

Джейми — он похолодел: покрылся холодным потом, точно вам говорю, когда лифт достиг земли и, содрогаясь, остановился — одной рукой Джейми провел по небритой щеке, другой нащупывал в кармане сигарету. Я сгораю — я сгораю, я сгораю, о боже — сгораю от стыда. Я хотел отправить его на небеса — но обнаружил, что лишь изрядно продвинулся по дороге в совсем другое место. Я уложил на нее эту мерзкую и оскорбительную плиту благих намерений.

Ох, ладно. Если из этого и следует какая банальность, то она такова: что сделано, то сделано. Верно? Итак. Где, она сказала, стоит «алвис»? Гм? Потому что, пожалуй, сейчас я пойду и выебу эту чертову штуку.

Жду. Сейчас я жду. Сунул нос за дверь этой самой клиники (нашел ее без особых проблем, к большому своему удивлению) — и, господи боже, я вам говорю, ничего общего с теми больницами, к которым я привык. Скорее похоже на отель. А рождественские украшения в фойе: «Харродс» сгорел бы от зависти, без шуток. И, гм… извините, слегка отвлекся. Просто сидеть в этой машине… вроде как обо всем забываешь, честное слово. В смысле, я знаю, вы скажете: о господи, Джейми, приди в себя, да? В свете, ох — всего, ради Христа, это всего лишь машина, в конце-то концов. Ну да — я понимаю, это совершенно разумное отношение — которое, уверяю вас, если бы мне представилась такая возможность, ну — я бы не раздумывая разделил. Но… некоторые вещи, как все мы понимаем, разные люди воспринимают по-разному, не так ли? Это всем известно. И эта машина… ну, вы меня уже раскусили. Я либо да, либо нет. Мания, знаете ли. И эта машина, эта совершенно роскошная, роскошная машина… ну: давайте просто скажем, что я — да, и оставим этот разговор, хорошо?

Итак… извините, извините, немного отвлекся, говорю же (всякий раз, когда шевелишься, знаете, вас заново обволакивают ароматы кожи…), но ситуация на данный момент такова: я поговорил с девушкой в приемной, и она позвонила в палату, наверное, куда положили Джона (она не сказала мне, как у него дела, ничего такого: вряд ли она в курсе или ей вообще есть до этого дело), и Фрэнки перезвонила ей через минуту или две и сказала, что спускается. Сказала, что от нее тут больше никакой пользы, она валится с ног и скоро будет. Итак. Жду. Сейчас я жду. То включаю, то выключаю зажигание. Машина не просыпается рывком — слышишь только ласковое урчание… а потом обрываешь его… на самом деле нет: оно мягко угасает. Может, я и ожидал, что на поворотах она будет как танк (потому что она элегантна, да, однако большая девочка, ничего не скажешь)… но гидроусилитель руля — он все за тебя делает. Боже, она просто мечта. Она совершенна. Как я понимаю, отчего Джон ее любит. В смысле, просто сидеть в ней — это, в некотором роде, слегка напоминает Печатню в миниатюре: ты в полной безопасности. Ну, по крайней мере, напоминает прежнюю Печатню; теперь — кто его знает. Пожалуй… пожалуй, я вот что сейчас сделаю: быстренько включу зажигание, а потом выключу. Отвлекусь от страха перед страхом (он подкрался слишком близко).

Темно. Уже темно. Она только что навалилась на меня, эта зимняя ночь. Всю дорогу сюда (изо всех сил пытаясь вспомнить, как водить машину) я не ощущал неподвижный и неизменно жуткий сумрак вокруг — он легко сошел бы за предрассветные или закатные сумерки, хотя на самом деле было — что? Вторая половина дня. И на улицах, кажется, ни души. Что ж — сегодня Рождество, напоминал я себе снова и снова. Пара одиноких мужчин в автомобилях, застывшие мрачные гримасы — от чего они бегут, гадал я. Куда едут? Да нет: вряд ли у них была цель. Просто убивали кусочек бесконечного сегодняшнего времени.

И все же, бог мой, — каково, интересно, обладать такой машиной? Для меня непостижимо вообще оказаться в подобном положении. В смысле — такая машина предполагает, что у тебя есть все остальное — имущество, женщины, все, что положено. Но ведь Джон богат, так? Да, богат — совсем как Лукас. Наверное, единственные двое моих знакомых за всю жизнь, кто деньги, трату денег, просто-напросто не замечал. Ну да. У меня были машины, конечно. Изредка маленькие автомобильчики. Хотя довольно давно (одно из многих яблок раздора с Каролиной, как вы, наверное, уже не помните — да и с какой стати вам помнить? Я о ней, знаете ли, ни секунды не думал, с тех пор как она ушла. Что ж: она у своей матери. С ней все будет хорошо. Интересно, Бенни перед уходом успел набрать пригоршню этих совершенно потрясающих с виду крекеров?.. Потому что он, Бенни, любит крекеры: ну, все дети любят, наверное).

Конечно… до меня только что дошло (только теперь, честное слово, во мне и впрямь забрезжило понимание), что отныне я тоже собственник. Эти тысячи квадратных футов, на которых я шебуршал… мои. Интересно, что бы сказала Каролина? Если б узнала. Не то чтобы ей действительно нравился простор. Может, нам перегородить комнаты, часто спрашивала она: как Майк и Уна. И еще: может, снимем эти кошмарные картины, раз уж об этом зашла речь? Прости, Каролина, — извини, я не совсем расслышал? Извини? Что ты сказала? Ты об этих холстах говоришь? Об огромных образцах живописи действия, вот этом и этом, ты о них? Моих немногих попытках проникнуть в мир творчества? Ты о них? Ну да, Джейми: в смысле — я не хотела, знаешь ли, оскорблять тебя в лучших чувствах, вовсе нет, но они правда совершенно ужасно большие и яркие и, ну… это ведь не то чтобы настоящие картины, да? В смысле, они же ничего такого не значат, да? Может, мы снимем их, а потом съездим в город и купим взамен что-нибудь действительно хорошее. Мм, начал я: мм, Каролина — мм. Ну. Не вижу смысла что-то еще говорить. Они кое-что значили для меня, понимает она или нет (явно не понимает), — но на самом деле я думал вот что: эй — притормози, Каролина: поменьше «мы», ладно? Это мое жилище — мое. А ты — ты только что приехала…

Мне его не хватает. Мне его не хватает, понимаете? Нет: не «не хватает» — слишком блеклые, слишком затасканные слова. Я… продырявлен, вот как. Когда сквозь тебя промчался поезд, необходимо время, знаете ли, чтобы хотя бы собрать разбросанные части, не говоря уж о том, чтобы начать подшивать ободранные края столь катастрофического прорыва. А времени прошло мало — да вообще не прошло. Иисусе — в этот час вчера он был жив, понимаете. Господа боже. Все мы были живы.