Гечевара - читать онлайн книгу. Автор: Мария Чепурина cтр.№ 5

Захотел туда, в 68-й…

А, может, это было не в тот раз? Пожалуй. В тот раз всё лишь только-только начиналось.

Следующие дни прошли в сладчайшем постижении Настоящего. Алёша с жадностью рассматривал портреты Мао, Хо и Че, восторженно читал «La Guerra de guerilla» и «Дневник мотоциклиста», упивался песней «Hasta siempre», кормил душу текстами субкоманданте Маркоса, хотел писать Цветкову и Ясинскому, шептал во сне «No pasaran» и всей душой хотел в Колумбию, сражаться с парамилитарес. Ему открылось то, ради чего хотелось жить. Он думал, что на свете есть лишь мама, холодильник, институт и армия. Каким же дураком был Лёша! Перед ним открылся мир прекрасный и правдивый, хоть о нём молчали и училки, и приятели, и «Первый», даже СТС. «Сафра! – кричал он в восторге от прикосновения к Новому. – Герилья! Гранма! РАФ! Чучхе!». Все вещи мигом встали на свои места. Вопросов не осталось. Алексей отныне знал, как одеваться, что, кому и зачем говорить, что слушать и что с возмущением отвергать. Оно пришло само собой. Училки в школе десять лет твердили: «Это плохо, это хорошо, вот то люби, вот это – нет». Без толку! Мама ужасалась, что Алёша не имеет стержня в жизни. Тот отмахивался: «Что ещё за стержень?.. Где его брать?.. Да на что он мне?..». Эх, посмотрели бы сейчас на него предки! Стержень вырос как бамбук – за пару дней. Из Лёшиного рта посыпались «пендосы», «жирные буржуи», «империалисты», «потребители»… Он ещё сам не знал, чего они ему такого сделали. Потом Аркадий объяснил…

Только одна вещь не давала Двуколкину покоя. Что являлось символом всего тупого, буржуазно-потребительского, чуждого Чучхе и Революции? Чипсы, кола, гамбургер. То самое, что он, дурак несчастный, выбрал своей сферой деятельности! «Макдоналдса» в областном центре не было, но его роль успешно исполнял «Мак-Пинк»: жир, отрава, пластик и тупые рожи – там имелось всё, что нужно! Худшим местом для работы геварист и антиглобалист мог выбрать разве что дом президента США! Да кто б его туда пустил… А хуже всего то, что Лёша должен был работать в гнусном заведении не меньше, чем полгода. Договор он подписал за день до въезда в общежитие…

Так Алексей жил двумя жизнями. Тремя даже: если считать учёбу в институте третьей. День он начинал в восемь утра с унылой подготовки зала. Драил чистый пол, заправлял мешки для мусора в контейнеры, тёр раствором ножки столиков, чтобы они заблестели, словно зубы дяди Сэма… И смотрел, как Ксюша, весело потряхивая грудью, наливает кипяток в прилавок, где должны лежать горячие котлетки.

Кстати, с ним недавно приключилась неприятность. Он посеял бейжик «Николай». Менеджер Снежана возмутилась и сказала, чтоб он сам искал себе замену. Всё, что Лёша смог найти – это значки «Татьяна, стюарт» и «Тофик, стюарт». Своим видом он никак не тянул ни на то, ни на другое. Но пришлось нацепить «Тофика».

Ох… Менеджер Снежана! Вот если б с этой фурией Алёша познакомился не в первый день работы, а пораньше, ещё в офисе! Конечно, уж тогда ни о каких кабальных договорах речи бы не было! Бежать, бежать подальше: он, наверно, даже без Гевары понял бы, куда влез…

Менеджер Снежана была дамочкой лет двадцати пяти, не больше, и ужасной стервой. Нет, не той, что в книжках «Стерва хочет замуж» или «Гороскоп для стерв», нет! Настоящей! Злобной женщиной с противной мелкой химзавивкой на каких-то словно мокрых волосах и жёстким взглядом. Эта-то Снежана рассекала по «Мак-Пинку» в брюках, светлой блузке и смотрела на работников так, будто они

а) являлись лично её слугами

и

б) мечтали лишь о том, как бы схалтурить.

А Двуколкин от работы вовсе не отлынивал. Вот только чёрненькая Лиза и бесцветная Ирина успевали каждый раз и поболтать друг с другом, и присесть, и обменяться взглядами с парнями, и сделать вид, что изо всех сил трудятся. А Лёша только-только разгибал натруженную спину – и тут же получал втык за безделье!

В общем, сжавши зубы, Алексей носился, убирал бумажки из-под сэндвичей, тёр отпечатки пальцев на стеклянной двери и лил в трубу недопитые колу, чай, коктейли… Около двенадцати он брал пятнадцатиминутный перерыв – «обед» («Да, можно», – говорила менеджер с презрением). За пищу, непригодную к продаже, и, как следствие, даваемую работникам в столовой, расположенной в подвале, вычитали из зарплаты. Так что Лёша проводил свой перерыв иначе. Он являлся в раздевалку, с наслаждением шлёпался на одну из скамеек, расположенных вдоль стен, вытаскивал из сумки книгу Тайбо и с восторгом погружался в жизнь Че Гевары. Изредка мешали этому кассирши, между сумок и мак-пинковских фуфаек развлекавшие себя беседой об интимной жизни. Но Алёша утешался тем, что смог украсть у корпорации хоть это время, отдав его правому делу.

После работы он бежал в свой институт, съедал обед в столовой, потратив минут столько же, сколько и денег, а потом клевал на парах носом. От усталости знания плохо заходили в голову. Прелесть новизны рассеивалась. Однокурсники болтали кто – о своих школах, кто – о деревнях, кто – о счастливой доле инженера-теплотехника. В общем, с ними было скучно. А в общаге было весело!

Аркадий с Виктором учились на чётвёртом курсе. Первый – Алексей довольно быстро это уяснил себе – был весьма начитан, а особенно по части всякой прогрессивной мысли. Можно так сказать, из всей компании лишь он один знал ту святую цель и чётко представлял те принципы, которые вели героев новой Революции. Конечно, Революции! Никто не говорил о ней как о имеющей свой срок и свою тактику, но все охотно подразумевали это действо в разговорах о Прекрасном и о Правильном. Аркадий направлял, учил и корректировал. Его порою посылали, обзывали болтуном и конформистом, но обычно слушали. Ведь что ни говори, а человек был не дурак. К тому же у Аркадия имелось преимущество: он один из всей, как Витя говорил, ячейки, был гуманитарием. Относительным. Учился на невнятном ФГО – «факультет гуманитарного образования». Кого там всё-таки готовили, наверное, не знал и сам Аркадий. Виктор мрачно намекал, что менеджеров, добавляя, что лучше уж было бы пойти на «эконом»: «Народное хозяйство экономить», – говорил он. Но на эти обвинения получал в ответ цитаты из каких-то Гидеборов и Маркузь.

Виктор был отменно твёрд, незыблем, но однообразен. Говорил он на четыре темы:

а). О том, что пятый сын родителей, прост, беден и имеет корни совершенно пролетарские.

б). О социализме, как всё было хорошо, и как Ельцин развалил всё.

в). Об Америке. Известно, что такой, как Виктор, может про неё сказать!

и

г). О бабушке. Она не получала пенсию (а может, получала очень мало: Лёша плохо слушал) и была для Вити символом всех бедных бабок. Может, даже всей России.

Ещё порою Виктор звал Русь к топору, пугая всех, и даже самых резвых. Глядел он исподлобья, стригся специально коротко, сутулился и презирал всех тех, кто ловит кайф от вида голой попы или же открыто склонен к половой любви.

Когда имелось что поесть и выпить, приходили ещё двое. Программист Серёжа – второкурсник, добрый и прыщавый, как кошмар, и с ним сосед Артём. Последний, впрочем, почему-то пожелал иметь название Артемия, но Витя то и дело обзывался его «Артемоном». Длинноногий, длиннорукий, с головой, похожей на квадрат или прямоугольник, толстыми губами, он являлся с книгами. Двуколкин познакомился с Артёмом, когда тот держал в руках роман «Дерьмо». Без сомнения, там писали что-то очень прогрессивное и, как любил сказать Артемий, «контркультурное». Он сразу подтвердил догадку Лёши. Новый друг пространно рассуждал о книгах, Достоевском, постмодерне и курил: всегда, картинно, непрерывно и как истинный богемщик; часто обижался, но обиды не показывал. А часто откровенно понтовался: