Неадекват - читать онлайн книгу. Автор: Александр Варго cтр.№ 46

Алиса заставляет меня встать ровно, локоть не отпускает.

– Мы умеем решать проблемы, но это потребует усилий, – делится она. Как будто я лишь поцарапал соседскую машину. Или случайно разбил окно. Или отдал деньги на школьный обед уличному попрошайке.

– Я не умру? – спрашиваю, не открывая рта.

Говорить вслух сил нет. Слова вспыхивают в голове, жалкие, рахитные, как заболевшие птенцы, не способные покинуть гнезда. Но Алиса каким-то образом слышит. Смотрит на меня, огненная и опасная настолько, что едва не протыкает ногтями кожу на руке.

Отвечает:

– Нет, – и добавляет: – Ты уже почти наш, Денисонька. А ошибается каждый. Так зачем причинять тебе лишнюю боль?

От этого мне еще страшнее.

Теперь я молю небеса, чтобы меня убили. Прямо тут, на месте. Так же жестоко и сухо, как троих мужиков в апельсиновых спецовках. Но смерть не спешит. Во всяком случае, за мной…

Из-за цистерны появляется Себастиан.

На его лице несколько красных капель, ими же испачканы ворот черной водолазки и перчатки без пальцев. На одном плече он несет перекрученный розовый тюк, еще минуту назад бывший человеком. Свободной рукой волочит за волосы верхнюю половину Василича, обескровленную и сухую, будто мумия.

Алиса, наконец, отпустив меня, с недовольным стоном вскидывает на плечо труп Лехи. Его голова запрокидывается, едва не оторвавшись с разодранной шеи.

Приказывает:

– Прихвати, что осталось.

И идет к кованым воротам вместе с Гитлером, даже не обернувшись. Жадно глотаю воздух и ищу в себе хоть малейшие признаки сострадания. Затем брезгливо цепляюсь пальцами за кирзовый сапог Василича. Тяну за собой, поражаясь легкости высосанной половины…

Остаток этого и весь следующий день я провожу в подвале. Кутаюсь в одеяло и забиваюсь в угол кровати. Не хожу даже в туалет. Не сплю, но и не бодрствую.

Особняк, наблюдая за мной, сдержанно посмеивается. Чума ходит на цыпочках, будто боится разбудить или разозлить присутствием. Пашок замкнут и ждет наказания за то, что отдал ключ. Марина время от времени пробует поить меня бульоном, но я не замечаю никого и ничего…

Расспросами не донимают, а Эдик даже не думает ругаться.

Сквозь пелену оцепенелого забытья слышу, как слуги обсуждают ассенизационную машину, припаркованную во дворе среди яблоневых деревьев. Без единого следа колес на аккуратно стриженных Чумаковым газонах. Без малейшего повреждения грядок и сада, над которыми искренне трясется бабка Виталина.

Когда через день я поднимаюсь наверх, чтобы глотнуть чистого воздуха, машины нет…

Лишь внушительный прямоугольник перекопанного чернозема намекает, где мог стоять «ГАЗ» с оранжевой цистерной. Грузовик, однажды ночью утонувший в земле Особняка.

Смирение приходит неожиданно.

Внезапно: разбитым хрустальным бокалом, штормовой волной, уколом в сердце, проколотой покрышкой. Так супруги в один миг понимают, что любви между ними больше нет. Так я осознаю, что смирился и нахожусь на полпути к варианту номер один.

Снова тянутся дни, наполненные привычными хлопотами по дому и бессмысленными занятиями с Колюнечкой. Наполненные рутиной, мелочными повседневными заботами, которые ничем не отличаются от застенных, ежедневно нагружающих людей по ту сторону нашей реальности…

Пашок косится на меня виновато и с сочувствием. Будто человек, который «предупреждал, а его не слушали». Валентин Дмитриевич с разговорами не пристает, хотя я и вижу, что он копит силы и слова. В поведении Марины добавляется больше легкости, походка становится плавной, напряжение уходит из плеч и шеи. Она неожиданно осознала, что теперь объект вожделения этого дома не покинет. А значит, покорение строптивой вершины – лишь вопрос времени.

Виталина Степановна мой душевный надлом воспринимает спокойно и заботливо. Сижу на кровати, задумавшись и уставившись в блекло-синюю стену. Она вдруг подходит, на секунду присаживается рядом и заботливо гладит мою руку своей шершавой, морщинистой ладонью.

Шепчет:

– Никакой разницы, Дениска… Никакой.

Не скажу, что в этот миг испытываю благодарность или умиротворение. Но даже от такого странного проявления сочувствия становится чуточку теплей…

Как это ни удивительно, но после убийства бригады мне начинают доверять чуть больше.

Без присмотра Эдика пускают прибраться в художественной мастерской и винном погребе. Меньше чем через неделю после происшествия с ассенизаторами я даже отряжен получить очередную посылку. Какую-то новую игровую приставку, если не ошибаюсь, заказанную для малыша.

Я потерян, до икоты напуган, лихорадочно и безуспешно ищу подвох. Но распоряжение мажордома исполняю. За получение коробки расписываюсь через порог калитки, даже не помышляя выйти наружу. Не этого ли добивался Особняк?..

Заперев замок, послушно возвращаю ключ Пашку. Тот удовлетворенно кивает в ответ.

Даже если мы выберемся из этих стен, где нас кормят, поят и трахают с регулярностью элитного курорта, красным зубастым стенам никогда не выбраться из нас. Я больше не желаю физической свободы. Потому что она – лишь иллюзия, подвергающая опасности совершенно посторонних людей, вроде Лехи или Василича…

– Ты стал моим самым настоящим другом, – доверительно сообщает Колюнечка на одном из занятий.

– Теперь мы всегда будем вместе-привместе, – говорит он, отламывая мне половину химозной американской конфеты.

– Я тебя люблю и никогда-никогда не брошу, – добавляет мальчик, старательно рисуя в тетради непостижимые цветные каракули.

Переступив грань, я начинаю испытывать к маленькому обжоре нечто вроде любви.

Нет, не любви… Скорее – жалости, помешанной на теплоте и привязанности. Что-то сродни обреченному взаимопониманию, в основе которого неизбежность совместного существования.

Вскоре он еще несколько раз пытается меня укусить. Другие – нет. У них, судя по всему, иные жертвы. Иные «друзья на всю жизнь». Этот – пытается. Ведь он никогда меня не бросит…

Сначала в виде игры, свинцовой чушкой просясь на ручки и выискивая подходящий момент. Затем все более требовательно и плаксиво, настаивая и принуждая. После уроков заставляет сидеть на полу среди разбросанных игрушек. Сидеть смирно, пока сам крутится за спиной, клацая зубами и пытаясь то ли поцеловать в шею, то ли прокусить…

Людей не пугает описание вампирского укуса.

Одно дело рассказать: «И тут меня по ладони резанули скальпелем». Собеседник сразу вообразит взмах стали, жгучую боль; расползающуюся в зловещей улыбке рану и поток горячей крови. Он будет сопереживать, ведь подобное может произойти с каждым.

Когда же некто читает про укус вампира или видит его по телеку, эмоции совсем другие. Его не берет. «Ну да, – думает человек. – Это, наверное, больно, ведь даже кровь пошла». Неприятно уж точно.