Дермафория - читать онлайн книгу. Автор: Крэг Клевенджер cтр.№ 23

Ты переключала каналы, задерживаясь там, где было громко и звучал смех. Ты переменилась, когда притворный интерес к рекламе уж слишком явно обнажил твою неприветливость. Я знал, что это все значит. Если потребуется, я бы смог украсить торт в палате для раковых больных, но не хотел эксгумировать в твоем доме мои собственные призраки.

Мы поругались по дороге домой.

— Что случилось?

— Я только хотела сделать для тебя что-нибудь приятное. Мы не виделись несколько дней, а ты даже не желаешь со мной разговаривать.

— Я работал, Ди. Днями. Напролет. У меня нет ни малейшего желания говорить о работе.

— Тогда поговори о чем-нибудь еще.

— Ничего еще у меня нет.

— Спроси, как мои дела. Неужели так трудно догадаться? В конце концов мог бы поблагодарить меня за обед.

— Ты его еще не приготовила.

Ты свернула к универсаму и припарковалась возле патрульной машины.

— Что ты делаешь?

— Расскажу о тебе полицейским.

— Расскажешь им что? — Господи, помоги. Я схватил тебя, стиснул запястье, и твои ключи оцарапали мне руку.

— Отпусти меня.

— Что ты собираешься им рассказать.

— Отпусти меня, сукин сын!

Я отпустил.

— Расскажу, какой ты мерзавец. — Ты захлопнула дверцу.

Из соседнего магазинчика вышел коп. Здоровенный, накачанный парень. Я машинально потянулся за ключами, но ты забрала их с собой. Ты прошла мимо него, не сказав ни слова, и открыла дверь отдела автомобильных запчастей.

Коп положил на капот завернутый в бумагу сандвич, открыл бутылку апельсинового сока, и я опустил глаза, уставившись на пол под ногами. Ты появилась минуты через три с двумя бутылками тормозной жидкости.

— Что это? — спросил я.

— Тормозная жидкость, мистер Я-Сам-Все-Делаю.

— Зачем она тебе? Диэтиловый эфир.

— Для тормозов. А тебе-то какое дело?

— Ты сама занимаешься своей машиной?

Кофейные фильтры отделяли нерастворимые примеси. Английская соль использовалась для протирания лабораторного оборудования, ее кристаллические структуры улавливали случайные молекулы воды, которые могли послужить причиной срыва контролируемой реакции.

— Нет, не сама. Я не могу делать все сама. Я умею только готовить и убирать. Мне нужен мужчина. Большой, сильный, внимательный. Который заботился бы обо мне. И я все еще ищу такого.

Ты не стала возражать, когда я выключил телевизор. Просто молча смотрела на пустой, потухший экран, как будто меня не было рядом.

— Дезире, я не знал, что ты занимаешься машиной. — Я потянулся к тебе, но ты отодвинулась. — Я не знал, потому что не спрашивал. Я не спросил, как ты, и не поблагодарил тебя за обед. Прости. Мне очень жаль.

Ты всхлипнула, сдерживая слезы, и лицо твое съежилось в маску боли. Пропущенные телефонные звонки и вопросы, от ответов на которые я уклонялся, усилили не посланный вовремя сигнал.

— Ты накричал на меня в магазине. На глазах у всех. Ты схватил меня за руку. Ты едва не поставил мне синяк.

— Я не понимал, что делаю. Прости. Мне очень жаль. Правда.

— Почему ты так себя ведешь? — Слезы и всхлип.

— Не знаю. У меня нет оправдания. Я был не прав. Устал. Злился. Вот и сорвался. Выместил все на тебе.

— Я только хотела сделать для тебя что-нибудь особенное. Хотела, чтобы ты позвонил и поговорил со мной. Хотя бы минуту. Вот и все. Я же понимаю, что ты работаешь.

— Пожалуйста, Ди, перестань. Не нужно оправдываться. Мне действительно жаль, что так случилось. Я виноват. Я так ждал, когда снова увижу тебя. Мне так тебя недоставало. Пока ехал домой, думал только о тебе.

Ты откинула одеяло, чтобы я придвинулся поближе, и накрыла нас обоих. Положила голову мне на плечо. Получилось просто идеально, словно нас вырубили из одного куска мрамора. Мы долго молчали. Ты извинилась и попросила включить музыку. Я поставил Третью симфонию Горецкого, одну из твоих любимых, выключил свет и зажег свечу. Ты вернулась в моей футболке. И задула огонь.

— Не любишь свечи?

— Нет.

— Серьезно?

— Можешь зажечь, если хочешь. Только не забудь потушить потом, когда будем уходить.

Ты свернулась около меня, и мы сидели под одеялом, слушая в темноте грустную музыку.

Есть во мне что-то такое, что умеет отличить правильное от неверного. Эта часть меня, загнанная в подвал души, связанная и с кляпом во рту, все же прошептала через набухшую от слюны тряпку, что я должен защищать тебя, что если я провалю все известные мужчине испытания на порядочность, последствия не должны коснуться тебя, ты не должна пострадать, потому как не имеешь к этому никакого отношения. Если я хотя бы наполовину мужчина, то должен позаботиться о том, чтобы ты никогда ничего не узнала. Я хотел уберечь, защитить тебя, и если из-за этого ты будешь злиться, если это означает, что ты останешься в неведении относительно моего молчания, пусть будет так.

Надо только запастись терпением и делать все неспешно и аккуратно, передвигать молекулы по одной, решать задачи постепенно, не обращая внимания на неудачи, пока каждый фрагмент не займет свое место. Применять метод исключения путем пошаговой подстановки. Такой процесс называется элиминацией. В детстве я любил складывать паззлы, и мама научила меня отбирать сначала крайние детали, собирать раму, а уже потом использовать тот же процесс элиминации к оставшимся фрагментам. Я раскладывал их, группируя по цвету или рисунку, в зависимости оттого, что было изображено на коробке. Я научился брать из кучки по одной детали и перебирать все возможные варианты подстановки, потом откладывать в сторону и двигаться дальше. Каждая отдельная неудача не имеет значения. Дело не во мне, а в них, этих фрагментах, и я должен, обязан перебирать и перебирать их, пока не найду единственную нужную. Каждая неудача есть на самом деле шажок вперед. Нужно было только попытаться перемещать по одной молекуле за раз, и я мог бы сделать это в твоей кухне.

Просовываю пальцы под рубашку, к той полоске плоти над бедрами, что так приятна на ощупь, особенно в темноте. Но тебе это не нравится. Те места, которые люблю поглаживать я, у тебя в числе нелюбимых. Ты отстраняешься, контакт слабеет. Мой член, как некий имплантированный протез, лишен ощущений, но тяжел, напряжен и туг, как полицейская дубинка. Включаю лампу. Я высоко над землей. Парю в центре галактики, между звезд. Как я попал туда и куда исчезла ты? Десять медленных, глубоких вдохов и перед глазами проявляются бледные пятна стены, квадратные призраки старых фотографий как ожоги от солнечного света.

Пузырек лака — узелок пылающей желтизны из сердца нашей звезды. Одна из звезд смещается, и мой мозг возвращается на место. Стены, потолок и пол покрывают полчища жучков, каждый из которых помечен желтым лаком и каждый мерцает под ввинченными в лампочку черными лучами. Они пометили меня, а теперь и я пометил их. Докладывать им не о чем. Я ничего не делаю и просто лежу на кровати с воспоминаниями и вертикально торчащим членом, но при этом как будто плыву по вселенной. Крики из соседней комнаты и стук двери пугают козявок, и созвездия дрожат и сдвигаются. Распадается Орион, меркнет Скорпион, галактика рушится.