Жы-Шы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Четверухин cтр.№ 74

– Да что ты знаешь?! Меня час назад чуть было не… – я осекаюсь под ее лукавым взглядом, пресекающим любой пафос, опускающим его до уровня похвальбы рыболова-алкоголика размерами очередного трофея.

– Что случилось? Тебя обидели? – и снова – этот снисходительный взгляд.

– Проехали.

– Как хочешь. Если тебя интересуют подробности Белкиного Эскейпа, советую переговорить с ее роуди.

– Тур-менеджером?

– Да, его зовут Фура, то есть – Коля Астафуров, вполне вменяемый и работящий персонаж. Записывай телефон. А сейчас я тебе расскажу то, что знаю про их замут с Никитосом…

А вот тут… ну, престань, не смейся… нос как нос, лучше на свой посмотри… Это Анка меня щелкнула в аэропорту Орландо, когда я в первый раз… Она еще сказала, что я изменилась и не похожа сама на себя. Я действительно какая-то квелая на этом снимке… И вовсе не смахиваю на подпольщицу, хотя уже все для себя решила, мысленно собрала вещички и приготовилась уйти в глухое зазеркалье… Совсем не похожа на Мату Хари, на Дженифер Гарнер as Alias, даже – на Зою Космодемьянскую… Отгадай, на кого похожа? Не знаешь? На предательницу.

Я улетала из Москвы счастливой певицей, которая вот-вот разбежится и взлетит с трамплина, а вернулась, всего через неделю, конченой заговорщицей… нет-нет… еще более счастливой сумасшедшей. Крылатой, сумасбродной, готовой к революции. И еще – предательницей. Я сошла с самолета с твердым намерением предать мечту тысяч девчонок, каждая из которых, не задумавшись, отдала бы за нее все, что угодно. И красоту, и молодость, и… даже любовь! Только бы оказаться на моем месте. Только бы оседлать этот шанс, который почему-то выпал мне и не выпал им. А выпадает вообще одной на тысячу! И получается – я неблагодарная сука! Собираюсь разорвать золотой лотерейный билетик, растоптать мечту и наложить огромную кучу на собственное призвание. Предательница и преступница. Я… я не кокетничаю, не играю… просто все именно так и сложилось. Если бы ты знал, как я мучалась, принимая РЕШЕНИЕ. Ты когда-нибудь выбирал свою жизнь? Знаешь, как это, сказать: «ставлю на красное» и потерять все, что у тебя было, к чему ты привыкла… а получить неизвестность, но ты от этой неизвестности без ума! Телки – дуры, скажи?

Тогда я впервые в жизни не боялась лететь на самолете. Если бы что-то случилось… Нет, глупости все! Конечно, боялась! Если бы что-то случилось, я потеряла бы самое дорогое! Мою любовь… Два часа, подвешенная на высоте в десять тысяч метров, между Орландо и Домодедово, я выбирала между призванием и любовью. Не сердишься? Я хочу быть с тобой откровенной-откровенной. С кем же еще? Те два часа, в самолете… признаюсь тебе честно, я колебалась, взвешивала, а выбор мне помогло сделать твое лицо… Оно постоянно было перед глазами. У стюардесс, у пассажиров, у моих друзей, у всех было твое лицо.

А еще в том, что я сейчас с тобой, виновато одно дурацкое свойство моей натуры… Тони-Пони называет это «патологией характера», ему знакомые психотерапевты подсказали диагноз. Это вроде чувства противоречия. Когда хочется – не так, как все, не в ногу. А у нас в Москве сегодня девки даже не задумываются, когда стоит выбор «любовь-карьера». Для них, конечно, – карьера. Половина моих знакомых красавиц дико параноят по этой теме и боятся влюбиться. Все поменялось, как-то слишком быстро. Раньше парни говорили, что пока твердо не встанут на ноги, не женятся. А сейчас девчонки твердят то же самое, но чуть-чуть по-другому: «Пока не сделаю карьеру, не буду влюбляться». Вообще – влюбляться! А мне так неинтересно, ты знаешь… Ох, зачем я, дура, тебе все это говорю! Не слушай меня! Конечно же, я все решила гораздо раньше. Прямо там, в кафе, после этих ваших маршей у дворца. Когда ты снял свои нелепые ленноновские очки, и я не смогла оторваться от твоих глаз. Всю жизнь посмеивалась над баснями про гипноз и вот… испытала… с первого взгляда. И наша первая ночь… М-м-м… И наше первое утро, когда ты решил доказать мне, что тоже смотрел весь этот голливудский мусор про галантных любовников и потащил кофе в постель. Ха! Ты помнишь? Зацепил подносом пододеяльник и чуть было не сварил меня заживо в кофе! Как мы пытались отстирать этот пододеяльник, не тут-то было – кофе попался хороший, в отличие от стирального порошка. А твой пес Кай так ревниво лаял на меня… Ты его выпустил из прихожей, куда запирал на ночь, и он сначала облизал тебя, а потом облаял меня. А ты уговаривал его дать мне лапу… Помнишь? Он фыркал и отворачивал морду. До тех пор, пока я не пожертвовала ему половину своего завтрака…

Наша первая прогулка по набережной, в тумане… В твоем городе туман повсюду бродит на кошачьих лапах… в тот день он прокрался и захватил город, такой войлочный, будто клочья шерсти развесили в воздухе. А мы плыли в нем, как две лодки, когда редкие прохожие выплывали нам навстречу, мы кричали им «Ту-ту-у-у!» и плавно расходились борт о борт, не задев друг друга. А ты все время спотыкался, и я наклонялась, чтобы искать тебя наощупь… находила и целовала… а ты пах туманом. Потом наступал мой черед пропадать, растворившись в подвешенных каплях, и ты отыскивал меня. Мы могли находить друг друга в этой непроглядной взвеси, на ощупь, по запаху, по наитию… Мы могли заняться любовью прямо на улице, никто бы не подглядел. А потом бродили по национальному музею Дроттингхольм, разглядывали картинки, ты так много мог о них рассказывать… Я начала посматривать на тебя с почтением, никто из моих знакомых, включая учительницу по рисованию, не знал столько историй про картинки. И тут ты раскололся – про бабушку Герту, которая работала здесь смотрительницей и отравила все твое детство живописью, за что ты ей до сих пор благодарен. Еще там был такой маленький холст, на нем – телега, стог сена и три собаки. Мы зависли над ним, а потом, вдруг одновременно расхохотались… Мы смеялись над одним и тем же. Не сговариваясь. Мы были сообщниками. Одни во всем мире. В тумане. И я хотела заботиться о тебе, как ни о ком на свете.

Ночью я пела тебе колыбельные, помнишь? Это так возбуждало! Вот рассказать такую фишку авторам какого-нибудь секс-учебника! Любовь после колыбельной – космос! Ты, правда, расставался – только на это время! – с главной деталью своего скафандра – круглыми очками, без которых твой взгляд становился таким наивным, беспомощным и волшебным. Я попала в мир этих глаз, я стала смотреть на мир этими глазами, я захотела остаться в этом мире навсегда.

Кстати, я совсем не фотографировалась со своим продюсером. Не нарочно, а по странному мистическому совпадению, у меня нет ни одной фоты, где мы позируем вместе. Нет даже папарационных снимков, на которых мы случайно оба попадем в кадр. Вот – единственная фотка Гвидо, которая у меня завалялась. Он в студии, мы заканчиваем запись альбома, на нем его любимая черная водолазка под горло, кепи-«нацистка», кулон-шишка… Это снято… наверное, через неделю после моего возвращения из Швеции, кто-то из наших «фаянсовых» фотографов пришел в студию, предлагать варианты для обложки альбома.

Гвидо встретил меня сдержано. Надулся, конечно, что не позвала его с собой в Стокгольм.

– Усвоила урок?

– Какой урок?