Дикая жизнь Гондваны - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Горчев cтр.№ 92

Зрители просто покатывались со смеху от этого представления и только у Алексея Алексевича вдруг задрожали губы: «Отдайте мне мой телефон! — закричал он вдруг совсем не свойственным ему визгливым голосом. — Оставьте меня в покое! И займитесь своим делом! Вы на рабочем месте! Я буду жаловаться!»

Публика немедленно перестала смеяться и посмотрела на Алексея Алексеевича с осуждением — всем стало за него неудобно: в конце концов, глупо обижаться на шутки, чувство юмора тоже надо иметь. Ну, пошутил бы что-нибудь в ответ и все разошлись бы по своим местам довольные. А так всё получилось как-то неприятно и неловко.

Алексей Алексеевич вырвал из рук молодого сотрудника свой телефон, затолкал его в портфель и сел на стул, всем своим видом показывая, что спектакль окончен. Он уже протянул руку к своей Ведомости, но рука его вдруг упала на стол и Алексей Алексеевич громко и некрасиво разрыдался. Ему было очень стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Он даже и не помнил, когда в последний раз плакал — всё как-то не было поводов, разве что в детстве. И сейчас всё было так же, как тогда: когда не больно, но обидно, и все вокруг смеются, и что бы ты ни сделал — всё будет ещё хуже, и они будут смеяться ещё громче.

От такого поведения Алексея Алексеевича зрители поначалу все остолбенели и наступила полная тишина, в которой рыдания Алексея Алексеевича были совершенно уже невыносимы. Но тут все опомнились и бросились наперебой его утешать, и более всех тот самый молодой сотрудник: «Да что вы, Алексей Алексеевич! Это же шутка! Вас никто не хотел обидеть! Вы, наверное, просто переутомились: всё работаете и работаете! Вам обязательно нужно взять отпуск, отдохнуть, съездить куда-нибудь». «Да-да! — сказала одна сотрудница с очень знающим видом. — Я тоже себя с утра ужасно чувствую. Говорят, большой перепад давления и повышенная солнечная активность. Очень неблагоприятный день!»

Но Алексей Алексеевич ничего на это не отвечал и только махал на всех рукой: прочь, прочь!

Поняв, что Алексею Алексеевичу нужно побыть одному, все сотрудники на цыпочках вышли из комнаты — кто на свои рабочие места в других кабинетах, а кто-то покурить на лестницу. Но настроение у всех было, конечно, испорченное.

Через некоторое время Алексей Алексеевич совсем почти успокоился и только время от времени судорожно вздыхал. Тут в дверь осторожно постучали и заглянула не очень молодая сотрудница из соседнего отдела. Она принесла Алексею Алексеевичу стакан с какой-то желтоватой жидкостью: «Вот выпейте, Алексей Алексеевич, выпейте — это травки, хорошие!» У Алексея Алексеевича не было никаких сил спорить с сотрудницей и поэтому он покорно выпил неизвестную плохо пахнущую жидкость. «Вот и хорошо! — обрадовалась сотрудница. — А теперь посидите, отдохните». И ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вскоре в комнату стали возвращаться сотрудники. Они участливо смотрели на Алексея Алексеевича, но с разговорами не приставали, а напротив, уселись все за свои столы и стали работать с таким рвением, будто бы от их действий прямо сейчас зависела судьба всего остального человечества.

Заходило даже вышестоящее начальство. Пошутив, как это принято у начальства, с сотрудниками, оно уделило особое внимание Алексею Алексеевичу, поинтересовавшись у него, не хочет ли он сходить в законный оплачиваемый отпуск (видимо, у начальства побывал тот самый молодой сотрудник). Алексей Алексеевич, вовсе не привыкший к такому вниманию, смертельно перепугался (уволить хотят, точно!) и залепетал что-то, указывая на свою Ведомость.

Начальство ласково выслушало Алексея Алексеевича и, издавши какой-то неопределённый звук, потрепало его по плечу и удалилось, оставив его в полном смятении. Начальство, как известно, отличается от обычных сотрудников тем, что умеет издавать такие звуки, которые можно толковать как угодно, и все эти толкования будут правильные.

Но вот что странно: в другой день Алексей Алексеевич размышлял бы о значении этого начальственного звука, может быть, целый месяц, находя в нём всё новые смыслы и обертоны, но в этот особенный день он вдруг всего через четверть часа спохватился, что думает о чём-то совсем другом, причём совершенно непонятно о чём. Тогда он слегка потряс головой, развернул свою Ведомость и углубился в чтение: это всегда помогало ему избавиться от ненужных мыслей.

А вскоре рабочий день закончился и Алексей Алексеевич отправился, как всегда, домой. Что-то действительно с ним стряслось необычное, потому что он не пошёл тут же к станции метро, а решил немного прогуляться. Была как раз ранняя осень, и Алексей Алексеевич шёл, сам не зная куда, шуршал листьями и думал о чём-то, думал, кто его знает, о чём.

В тот вечер он даже не зашёл в универсам, и, придя домой, не выпив чаю и не посмотрев последние известия, лёг спать прямо в одежде и проснулся, проспав двенадцать часов, чего с ним разу в жизни не случалось.

На службу Алексей Алексеевич шёл с некоторой опаской: ему всё же было очень неудобно за вчерашнюю свою истерику. И действительно: сослуживцы с утра были к Алексею Алексеевичу чрезмерно внимательны и предупредительны, что крайне его тяготило.

В обеденный перерыв, когда все сотрудники ушли в столовую (Алексей Алексеевич столовую не любил и предпочитал обедать мгновенной лапшой из пластмассового корытца), в комнату вдруг заглянула та же сотрудница из соседнего отдела, что накануне приносила ему жидкость, и положила ему на стол мешочек с пирожками: «Кушайте, Алексей Алексеевич, — сказала она строго. — Домашние — с капустой и с печенью. А то вы этой лапшой ещё и желудок себе испортите». Алексей Алексеевич ничего такого не ожидал и хотел было отказаться, но понял, что это ему не удастся и стал благодарить сотрудницу. «Спасибо вам огромное, эээ..» «Людмила Сергеевна, — подсказала сотрудница. — И обязательно съешьте все — вам нужно хорошо питаться».

Тут как раз с перерыва вернулись остальные сотрудники. Увидев Людмилу Сергеевну возле стола Алексея Алексеевича они все сделали добрые лица и понимающе закивали. Алексей Алексеевич, снова оказавшись в центре внимания, пришёл уже в совершеннейшее смущение. Но тут, к счастью, с начальственного этажа спустились некие новые предписания, согласно которым вся деятельность учреждения реформировалась таким решительным образом и в такую противоположную сторону, что все сотрудники тут же напрочь забыли и об Алексее Алексеевиче, и о вчерашнем происшествии.

Все-то забыли, но не Алексей Алексеевич. Он хоть и передвигал вместе со всеми столы, меняя их местами, и, как все, силился понять: надлежит ли ему теперь заполнять Ведомость снизу вверх или же задом наперёд, тем не менее занимался всем этим как во сне, скорее, автоматически. Главная же его мысль, которую он, наконец, понял, была такая: он решил купить себе такой мобильный телефон, чтобы все эти молодые шутники прикусили язык и никогда больше не смели так с ним разговаривать. Такие честолюбивые и даже тщеславные мысли вовсе не были свойственны Алексею Алексеевичу, и, тем более, оказались неожиданными для него самого.

После трудного реформенного дня Алексей Алексеевич зашёл в салон мобильной связи — прицениться. Там он в растерянности остановился перед нескончаемой витриной в четыре ряда, где, красиво подсвеченные лампочками, стояли тысячи телефонов такой невиданной красоты, что у Алексея Алексеевича даже забурчало в животе.