Большая охота на акул - читать онлайн книгу. Автор: Хантер С. Томпсон cтр.№ 25

Его это как будто удовлетворило, а я бросил взгляд на Килли, который дружески болтал с ДеЛорианом:

– Надеюсь, вы поедете кататься со мной на лыжах в Валь д’Изере.

Было ли что-то порочное в этом лице? Скрывала ли невинная улыбка извращенный ум? На это намекал Мак-Кормак? В манере Килли не было ничего странного или декадентского. Он говорил серьезно, его английский был не слишком гладким, но справлялся он неплохо. Вменить ему можно было лишь чрезмерную вежливость, желание сказать нужные слова – точь-в-точь выпускник бизнес-школы от Ивовой лиги, показывающий себя с хорошей стороны на первом собеседовании при найме: уверенность без самоуверенности. Трудно было увидеть в нем сексуального извращенца, который сейчас побежит к себе в номер и позвонит в обслуживание номеров, чтобы ему прислали шокер и двух самок игуаны.

Пожав плечами, я смешал еще одну «Кровавую мэри». Решив, что я достаточно легкомыслен и мной можно легко манипулировать, Мак-Кормак переключился на невысокого парня с волнистой шевелюрой по имени Леонард Роллер, представителя одной из многочисленных пиар-фирм «Шевроле».

Я подошел представиться. Жан-Клод одарил меня своей знаменитой улыбкой, и мы немного поговорили ни о чем. Я принял как данное, что он устал от журналистов, репортеров, сборщиков сплетен и тому подобных, поэтому объяснил, что меня интересуют не столько стандартные игры в вопрос-ответ, сколько его новая роль коммивояжера-знаменитости – и его к ней отношение. Он как будто понял, улыбался сочувственно моим жалобам на нехватку сна и пресс-конференции с утра пораньше.

Килли ниже ростом, чем кажется на экране, но крупнее большинства лыжников, которые обычно низенькие и мускулистые, как тяжеловесы. Он почти шести футов и утверждает, что весит сто семьдесят пять фунтов – поверить в это не трудно, если смотреть в фас, но профиль у него почти невесомый. Если смотреть сбоку, его тело настолько плоское, что он словно человек, вырезанный из картона в натуральную величину. А потом, когда поворачивается к тебе лицом, напоминает уменьшенного Джои Палуку. В плавках он почти изящен, если не считать бедер: огроменные мышцы, как у олимпийского спринтера или профессионального защитника в баскетболе… или человека, который всю жизнь провел на лыжах.

У Жан-Клода Килли, как у Джея Гэтсби, «одна из тех редких улыбок с оттенком извечного ободрения, какие встречаешь четыре-пять раз в жизни. На мгновение она будто бы озаряет весь мир, а после обращается на тебя с бесконечной приязнью. Она возвышает тебя настолько, насколько тебе самому хочется в себя верить, и словно бы заверяет, что о тебе сложилось именно то впечатление, какое ты изо всех сил надеялся произвести». Так описывает Гэстби Ник Каррауэй у Фииджеральда, но то можно сказать и про Ж.-К. Килли, к которому подходит и остальное: «Именно в этот момент [улыбка Гэтсби] исчезла, и передо мной предстал элегантный денди, чья выверенная корректность речи граничила с нелепостью».

Смысл не в том, чтобы уколоть Килли за книжный английский, который много лучше, чем мой французский, а в том, чтобы подчеркнуть, как тщательно, как натаскано он выбирал слова.

– Он чудесный мальчик, – сказал мне позднее Лен Роллер. – Здесь [на продажах «шевроле»] он выкладывается так же, как на тренировках перед слаломом. Мы все помним эту сосредоточенность, когда смотрели, как он катается.

Что я помню, как катался Килли, показалось Роллеру вполне естественно. Жан-Клода часто показывают по телевидению: он катается на лыжах по элитным курортам всего мира, а потому не видеть его почти невозможно. Именно всеобщее внимание придает ему такую ценность, и каждое появление на экране увеличивает его цену в долларах. Люди узнают Килли, им нравится его имидж: сексапильный сорвиголова несется вниз по склону к подушке голых фанаток. Вот почему «Шевроле» платит ему зарплату много большую, чем у Никсона: чтобы он снова и снова говорил: «На мой взгляд „Камаро“ отличная импортная спортивная машина. Знаете, у меня самого такая есть. Я держу ее у себя в гараже в Валь д’Изере [родной город Килли во Французских Альпах]».

Жан-Код закончил Зимние олимпийские игры 1968 года с невероятным результатом, тремя золотыми медалями, а после ушел на покой, распрощавшись с «любительской» карьерой человека-ракеты. Больше выигрывать было нечего: после двух всемирных чемпионатов (эквивалент двух подряд Хайсман Трофи в американском университетском футболе) и беспрецедентных побед на всех трех олимпийских лыжных трассах (эквивалент победе спринтера в забегах на 100, 220 и 440 м) карьера Килли выглядит так, словно ее придумал его пресс-секретарь: череда поразительных личных достижений, высшей точкой которой стал первый тройной триумф в истории лыжного спорта – на глазах у телезрителей по всему миру.

Нервозная скука вынужденной отставки Килли беспокоит, но не удивляет. Его песенка была спета еще^до последнего триумфа на Олимпиаде 68-го. Между тренировками в Гренобле он говорил как персонаж из раннего очерка Хемингуэя, равнодушно пожимал плечами, явно понимая, что не за горами конец того единственного, что он умеет: «Скоро с лыжами для меня будет покончено, – сказал как-то он. – Последние десять лет я готовился к тому, чтобы стать чемпионом мира. Я думал лишь о том, как отточить мой стиль, мой контроль, как стать самым лучшим. В прошлом [67-м] году я стал чемпионом мира. Мне дали маленькую медаль, и два дня после был чистый ад. Я обнаружил, что по-прежнему ем, как все остальные, сплю, как все остальные, – я не стал суперменом, в которого, как я надеялся, превратит меня титул. На два дня откровение меня прибило. Поэтому когда мне говорят, как здорово будет стать олимпийским чемпионом в этом году, то знаю, для меня все повториться снова. Я понимаю, что после слалома в Гренобле лучшее для меня – прекратить».

Для Килли Олимпийские игры стали концом пути. Волна будущего накрыла его через несколько часов после спорной победы над австрийцем Карлом Шранцем в Большом слаломе. Внезапно на него набросился верещащий долларовый рой агентов, дельцов и жадных «личных представителей» всех мастей. Настойчивость Марка Мак-Кормака придала вес его завлекательным обещаниям, дескать, для Килли он может сделать то же, что уже сделал для Арнольда Палмера. Жан-Клод выслушал, пожал плечами и на некоторое время скрылся – в Париж, на Ривьеру, домой в Валь д’Изер, – но спустя насколько недель после попыток увильнуть от неизбежного подписал контракт с Мак-Кормаком. Очевидным в этой сделке было только одно: чертова уйма денег – рано или поздно. Помимо этого Килли понятия не имел, во что ввязывается.

* * *

Теперь, он показывал нам, чему научился. Народ с пресс-завтрака расходился, и Лен Роллер предложил спуститься втроем в столовую. Ж.-К. живо и радостно кивнул, а я улыбнулся спокойной улыбкой человека, которого вот-вот спасут со Съезда бибикалок. Мы неспешно спустились, и Роллер нашел угловой столик, а потом извинился, мол, ему надо позвонить. Официантка принесла меню, но Килли от своего отмахнулся, сказав, что ему только сливовый сок. Мне хотелось «huevos rancheros»* с двойным беконом, но ввиду очевидной болезни Ж.-К. я ограничился грейпфрутом и кофе.

*«яичница по-фермерски» – (исп.).

Килли изучал распечатанный на мимеографе последний пресс-релиз, который за неимением писчей бумаги я взял со стола на пресс-конференции, и сейчас ткнул пальцем в вводный абзац.