Личное дело игрока Рубашова - читать онлайн книгу. Автор: Карл-Йоганн Вальгрен cтр.№ 28

Глаза Парацельсиуса сияли в темноте; он перескакивал из века в век и обратно с легкостью гимнаста, перепрыгивающего с трапеции на трапецию. Если верить ему, он присутствовал при всех более или менее значительных событиях; он был свидетелем самого первого поражения Валленштейна и бегства Наполеона из Москвы. Он пил сидр с Робеспьером и отмывал кисти Веласкеса. Иногда получалось, что он в одно и то же время присутствовал сразу в десяти точках земного шара, но такие мелкие противоречия его, как уже было сказано, не смущали. Темнота и странный запах курений, казалось, еще добавляли ему забывчивости. Его старое изношенное тело натужно скрипело, когда он менял позу. Он хлопал себя по горбу и хохотал, когда ему приходили в голову особо веселые истории.

Сама церемония, как решил Парацельсиус, должна происходить в Вальпургиеву ночь, это настойчиво подчеркивает и копт Арон. В конце недели поста он ушел из дому, чтобы найти подходящее место — в этом смысле ритуал предъявлял немалые требования. Предписывалось найти кладбище, посещаемое злыми духами, желательно заброшенное, в глуши, кладбище, где по ночам покойники громогласно чествуют своих убийц, или, на худой конец, заброшенный женский монастырь, где самая святая из монахинь поругала свою веру; ни о чем ином, по словам Парацельсиуса, даже думать не следовало.

Перед рассветом он вернулся и возбужденно рассказал об армянском кладбище, о битве не на жизнь, а на смерть с семиголовым призраком, из которой он еле-еле вышел победителем, не без кровопролития с обеих сторон. Николай Дмитриевич приуныл, ртуть на термометре его надежды снова упала ниже нуля, но он все же решил следовать за выдумщиком…

В эту ночь, несмотря на возвратившиеся вдруг холода, на фруктовых деревьях с легким, почти неслышным звуком лопались почки, и отовсюду слышалось хлопанье крыльев возвращающихся перелетных птиц. Парацельсиус был в прекрасном настроении. На плече у него была сумка, содержимое которой составляли четыре гвоздя из гроба казненного преступника. «Это все детские игры, — сказал он, — по сравнению с атрибутами, требующимися при исполнении некоторых других ритуалов; например, голова кота, питавшегося перед этим как минимум пять дней человеческим мясом, или свечи, изготовленные из жира нерожденных младенцев, или ключица отцеубийцы, к тому же дважды бигамиста. Но им не нужны все эти гадости, поскольку у него есть магический меч и магическая вилка…»

В эту ночь они досконально следовали указаниям копта. Бормоча заклинания, Парацельсиус, а вслед за ним и Николай Дмитриевич, обошли три раза кладбище против часовой стрелки, потом проделали то же самое, но уже по часовой стрелке, причем задом наперед. Парацельсиус все бормотал и бормотал; Николаю Дмитриевичу казалось, что это рифмованные заклинания. Доктор перебирал пергаментные свитки, без конца сверялся с зодиакальными созвездиями и, похоже, не на шутку начал впадать в транс. Вдруг он попросил Рубашова сесть на первый попавшийся могильный камень и зажмуриться.

Он слышал, как доктор насвистывает какую-то старинную мелодию, потом послышались звуки открываемой сумки, звякнули гвозди… Потом он чем-то начал долбить землю — мечом, догадался Николай Дмитриевич.

Потом все затихло. От камня исходил невыносимый холод. Его начал бить озноб. Минуты шли — пять минут… десять… еще десять. Через полчаса он открыл глаза.

— Парацельсиус?

Но доктора не было.

Он искал его несколько часов. Заглядывал в огромные мраморные мавзолеи, где покоились богатые армянские купцы и фабриканты. Искал за выветрившимися могильными камнями бедняков, украшенными мелкими камушками и засохшими цветами. Искал в сарае могильщиков, где хранились запачканные землей ломы и лопаты, и даже в дупле векового дуба, чьи переплетенные сучья напоминали молитвенно сложенные руки. Сначала ему было страшно, он звал доктора, выкрикивал его имя, пока в темноте не зажглось окно и сварливый женский голос не велел ему заткнуться.

Тогда он вернулся к тому самому камню, на котором сидел, пока старый доктор вершил великий коптский ритуал. Ночь сжимала его в черных своих объятьях, и высоко над ним мигали звезды, будто старались сообщить ему нечто, но шифр их был непонятен.

Доктора не было. Распутин тоже ему теперь не поможет. Остается одно — искать самому.

Мы видим его на холодном могильном камне, в холодном лунном свете, под холодно мерцающими звездами. Мы видим его — у нас есть документы. Мы видим его закрытые в смертной тоске глаза. Мы видим его очень ясно…

1-й Баварский пехотный полк «Лист»

Штаб батальона

Составитель: подполковник Пик

Дело: представление к награде Железным крестом I степени (посмертно)

Имя: Иозеф Рушбов

Чин: рядовой.

Основания к представлению:

Рядовой Рушбов записался в армию добровольцем во время призыва в Восточной Пруссии в мае. После летней подготовки в Хемнице и Герау был в июле зачислен в четвертый добровольческий корпус и направлен в 1-ю разведроту пехотного полка «Лист» на участке фронта «Лонгви». Рушбов отличился особой храбростью уже в августе во время проведения операции «Клементин», когда было отвоевано двести метров фронта у 5-го укрепрайона ценой 10 000 павших. Рушбов добровольно вызвался разведать положение на самых передовых постах неприятеля и доложил о подготовке к штурмовому артиллерийскому огню, что было принято в учет при составлении плана операции на заседании штаба 19 августа. За период с июля по октябрь Рушбов осуществил не менее 14 добровольных разведывательных вылазок такого же характера. В ночь на 16 ноября, при рекогносцировке неприятельских батарей, он пропал без вести. Исполняющий обязанности командира редута ефрейтор Виш доложил об интенсивном вражеском огне и «выкриках по-французски», отмеченных им через десять минут после ухода Рушбова на задание (см. прилагаемый рапорт).

Рушбов с задания не вернулся. Начальник разведроты Херцог заявил также, что в ту же ночь исчез ротный кот. Ходят слухи, что он сопровождал Рушбова и погиб вместе с ним за императора и великую Германию.

Булай, семнадцатого сентября 1918

Ф. Пик, подполковник

Он лежал, привалившись к краю траншеи. Отсюда хорошо была видна изрытая воронками мокрая глина. Где он находился? Некоторые утверждали, что под Лонгви, хотя другие говорили, что это не Лонгви, а город Тионвилль — в ясную погоду на горизонте можно было различить какие-то здания. Время, география — все это потеряло смысл и значило не больше, чем мокрая глина в этой окопной войне.

— Видишь что-нибудь? — спросил ефрейтор у него за спиной.

Он поднял к глазам бинокль. Все как всегда — трупы, ржавые снарядные гильзы, заполненные мусором и жидкой грязью воронки; полуразложившееся тело французского солдата, повисшее в нелепой позе на колючей проволоке. Вздутый живот, рука вот-вот оторвется. От лица почти ничего не осталось — черви проели его чуть не до костей.