Человеческий панк - читать онлайн книгу. Автор: Джон Кинг cтр.№ 37

Однажды я пошёл по просёлку через долину. Я шёл с час, когда показался древний грузовик, и я начал большим пальцем махать в сторону пастбищ, протянувшихся до горизонта. Земля была покрыта цветами, и недалеко от дороги стоял старик рядом с парой ульев. Там, где меня высадили, была хижина, я сидел снаружи с чашкой чая, смотрел, как волны бегут по траве, на фигуры облаков, плывущих в небе. Пчеловод, живший в хижине с женой, дал мне посидеть снаружи с чашкой жасминового чая, тёплый ветер обдувал лицо, в тысячах миль от всех, кого я знал. Мне было хорошо. Очень мирно. Ничего не надо делать, никуда не надо идти, и я сидел так долгие часы, пил чай, пока тот же самый грузовик не поехал назад и не отвёз меня домой. Я надолго запомнил эту поездку.

Вечерами я ходил в центр Сяхэ, там были две ночных мусульманских чайханы, где продавали и еду, забытый уголок мира с толпами забавных персонажей, древние мусульмане с козлиными бородками, тибетцы, редкие эксцентричные ханьцы. По большей части тибетцы и они сидели, пялились на меня, потом кто-нибудь подходил и тянул за волосы на моих руках. У них на теле не растут волосы, им было любопытно, они прислоняли винтовки к столу и дёргали. Однажды приехал швед, с бородой и очень волосатыми руками, и мусульманский парень, который обслуживал столики, поговорил с тибетцами, потом признался, что сказал им, мол, швед оборотень. Бродяги в них верят, и парень сказал, что оборотень превращается в волка, когда злится, и надо с ним обращаться осторожно. Самый крупный тибетец купил оборотню чашку чая. Они сидели и смотрели долго-долго, молчаливые и задумчивые. Через пару дней тибетцы пригласили оборотня сходить с ними в холмы, после очередной порции чая и разглядывания. Он остался с их семьями, путешествовать на лошади. Я снова увидел его перед отъездом из Сяхэ. Он сильно похудел и дрожал. Не знаю, что с ним случилось, но он явно был болен. Там жестокая жизнь, даже оборотни не выдерживают. Он сказал, что с ним хорошо обращаются, но для европейца всё равно слишком тяжело.

Я был в Сяхэ две недели, потом на автобусе вернулся в Ланьчжоу, трудная поездка с прибытием в четыре утра, небо переполнено звёздами, я их столько сроду не видел, вспышки метеоритов, сгорающих, когда они попадают в земную атмосферу. Из Ланьчжоу я поехал в Синин, заболел, и когда поправился, три дня не мог купить билет в Пекин. Женщине в кассе не понравилось моё лицо, и она обращалась со мной как с «майо», для неё я был никто, хуже собаки, и поезд всё равно был забит. Она орала на меня, обматерила перед всей толпой, её рожа покраснела, как будто я обоссал её велосипед. Чем сильнее она распалялась, тем лучше я себя контролировал. Ничего нельзя было сделать, а она всё закипала. Я понял, что с такими делами надо разбираться по-другому, я научился этому в Гонконге. Я смотрел, как она обслуживает других пассажиров. По большей части меня она игнорировала, но я всегда был рядом, следил за ней. Ей очень нравилось унижать меня, но я не сломался, оставался спокойным, проводил собственный эксперимент. Я ненавидел её, но никогда этого не показывал, и это напрягало её сильнее всего. Зачем нужна власть, если я её не уважаю, и я осознал, в чём прикол. Я лежал вечером в кровати, боролся с собственной злостью, боролся за рассудок, представлял, как я с ружьём прихожу к ней и разношу её башку вдребезги. Я был чужаком, иностранцем, недочеловеком. Я подходил к окошку пять раз, пока не увидел другого кассира, и та женщина продала мне билет сразу. Если твоё лицо устраивает окружающих, ты можешь жить и при коммунистическом режиме, не хуже, чем в других странах.

Я собирался остаться в Пекине на пару дней, увидеть Великую Стену и Запретный Город, потом сесть на поезд в Шанхай и на корабле доплыть до Гонконга. У меня кончались деньги, надо было устраиваться на работу. Корабль должен был стоить хороших денег, с бассейном и нормальными каютами, лёгкое путешествие назад к работе в баре и комнате Сэмми во Дворце Чунцина. Я буду работать полгода и держаться тише воды ниже травы, буду экономить и планировать свои дальнейшие действия. Я не знал, что я собираюсь делать. Может, я не поеду домой, а отправлюсь куда-нибудь ещё, например, в Штаты, дешёвым самолётом из Гонконга. Я думал найти работу в ресторане, готовить бургеры и открывать бутылки. Послушаю новые рэп-группы, они больше всего похожи на панк из того, что я слышал, кассеты NWA и Public Enemy из супермаркета. В США много панк-групп. Наверно, я так бы и сделал, но зашёл на почту и обнаружил письмо от Тони. Когда я узнал, что Смайлз повесился, решение пришло само. Сваливать из Китая, плотный график на последние пару месяцев, шанс расставить всё по местам. Один из худших моментов был снова в Синине, ещё один город на Тибетском Плато, тоже монастырь, но и рядом не лежал с Сяхэ. Мне надо было в Лхасу, двухдневная автобусная поездка из Ланьчжоу, но полиция перекрыла дорогу. Временами Лхаса становится слишком нетерпима к иностранцам. Вместо неё я поехал в Синин, мрачный городишко с пыльными дорогами и депрессивной атмосферой. Нашёл, где пожить, по большей части — заброшенные монастырские жилища с низкими потолками и слезающей красной краской, заплесневелые комнаты и прогибающиеся балконы. Это было мёртвое место, хозяин сказал, что в коридорах бродят привидения монахов, убитых во время Культурной Революции. Полы скрипят, тёмные углы, но в привидений я всё равно не верил. В первую же ночь меня скрутило от стрёмной еды, и я неделю вымачивал прокладку спальника в поту, внутренности взрывались рано утром, и мне в темноте приходилось искать дорогу через лабиринты лестниц до туалета, торчащего посреди пустынного двора. Построенная во времена Конфуция, кабинка рассыпалась, но там был свет, загадка, потому что в основном здании электричества не было.

Это была типично китайская болезнь, торчишь в каменном сарае в три часа утра, согнулся над одной из двадцати дырок, голая лампочка висит на потолке, вокруг вьются тысячи насекомых, москиты грызут жопу, руки, лицо, прорываются сквозь одежду, сосут кровь и отваливаются. Какие-то большие пиздюлины висят вокруг света, гигантские мотыльки и огромные космические твари, которых я вообще никогда не видел. Длинные усики торчат из головы, яркие крылья и тонкие лапки. Целая бригада начала бомбить меня, когда я поселился здесь, и яд тёк из меня, надо было бы выпить лекарство, чтобы убить амёбу внутри. Хуже летающей эскадрильи были собаки, числом пять, которые пришли ночью и выстроились передо мной. В сортире не было ни дверей, ни перегородок, просто дырки в полу, и эти бродячие псы неплохо прикололись, рычали и лаяли, и слюна текла по клыкам. Я боюсь бешенства, но что я мог поделать, внутренности высраны в яму, голова кружится от обезвоживания, москиты жрут и собаки рычат, самая большая и злая подходит ближе, я чувствую мясной запах её дыхания. В такие моменты я думал, полушутя, полусерьёзно, какого хуя меня занесло в эту часть земного шара, почему я не остался сидеть дома перед телеком.

И наверно, я удивлялся, почему я катаюсь туда-сюда на обочине мира, когда мог бы стоять в очереди с ребятами, ждать выступления Damned и Ruts, когда эта масса ударила мне в голову, пара сотен панков ржёт, а я измазан голубиным говном, и я не знаю, куда бежать, и остаюсь на месте, смотрю на рядок птиц на крыше ратуши, вижу их оперённые жопы, по-китайски свешивающиеся с края, надо мной коммунальный сортир, и я не успел, меня снова обосрали, просто на удачу. Типично. И даже Смайлз ржёт со всеми, согнулся пополам, как будто его пнули в печень, слёзы на глазах, и мне приходится ждать полчаса, пока вышибалы не решают, что можно нас пустить, Дэйв прикалывается, не может упустить случай, а я пытаюсь вытереться платком, наконец оттираю говно с волос, когда мы уже внутри, в туалете полно воды, но может, всё вышло и неплохо, стоим, пытаемся произвести впечатление на девчонок. The Ruts были одной из лучших местных групп, мы видели их все, почему-то Нэшвилл смешался в голове с бригадами Национального Фронта, поднимающими правые руки вверх, драка прямо перед сценой, и Damned начали её, пленных не берут, и вот счастливый конец; девушка начинает болтать со мной во время «New Rose», ей хорошо снесло башню, Рэт Скейбиз [22] стучит по ударным во имя любви и романтики, говорит, она видела меня снаружи, мол, извини, не могла удержаться от смеха, когда голуби срали на меня, наверно, я улыбнулся, рад, что она довольна, рад, что нравлюсь ей, местная девочка из Уиком-Абби, живёт недалеко, пара минут пешком вверх по холму. Она была с подружками, которые пригласили нас приезжать ещё, настоящие красавицы, в ошейниках и с булавками; мы сидели, ставили пластинки, с ящиком лагера, бегали дрочить в толчок, но мы были слишком маленькие, и сделали ошибку, проговорили до утра, и они вышибли нас за дверь со злыми лицами, сказали, им пора на работу; и когда мы шли оттуда, до нас дошло, что они хотели секса, а не болтовни, опытные девушки на два года старше нас, и мы качали головами, силы неожиданно иссякли, и мы, измотанные, уставшие, вот такими мы были, бесполезные, слишком охуевшие, чтобы поржать над собой. Переключаюсь на другое время, другое место, вот мы идём вслед за звуком по мрачному лабиринту туннелей, тёмная ночь в тёмной части Лондона, великая ночь, играли the Clash, Members, Misty и Aswad, у меня внутри всё поёт, кожу покалывает, в ушах звенит от звуковой системы, бежим через арки Финсбери Парка, грохот подземки, тысячи тонн города над нами; мы знаем, что сейчас уйдёт последний поезд, и если мы опоздаем, придётся спать на вокзале; Дэйв добегает до дверей в последний момент, держит, чтобы зашли мы со Смайлзом, Крис, Клем и ещё один парень, не помню, как его звали, или их было двое, он отпускает дверь, та захлопывается, резина вдавливается, как целующиеся губы, и до смерти хочется показать палец толпе скинов, как в «Воинах», но там никого, это наше воображение; и мы смеёмся всю дорогу до Кингз-Кросс, оттуда до Паддингтона, и домой в Слау. В те дни всегда где-нибудь кто-нибудь играл, что-нибудь происходило, я вижу, как мы бежим с Чок-Фарм и на Хай-Роуд, полицейские машины и полицейские собаки, панки, скины, фанаты, соулбойз, политики страны едва держатся на ногах на танцполе, у входов в точки, в дверях магазинов фастфуда, на ночных вокзалах.