Люди, управляющие этим местом, которое они называют домом, не оставляют свет по ночам включенным, вежливо говорят мне, что я большой мальчик и не должен бояться темноты, что в любом случае от этого не смогут спать другие мальчики; и в этой комнате нас здесь шестеро или семеро, и ночью я не могу уснуть, я боюсь, что под моей кроватью прячутся гоблины; и я боюсь, что я снова намочу простыни, когда это произошло, они сказали, чтобы я не расстраивался, потому что это было случайно, и доктор, которого зовут Тони, говорит, чтобы я попытался не чувствовать себя виноватым ни в чем; но я знаю, что если я описаю кровать, другие дети будут смеяться надо мной, и здесь нам нужно держаться вместе, и, по большому счету, мы почти всегда вместе; и мне девять, полагаю, так, или я чуть постарше, трудно вспомнить, и какой-то свет просачивается через шторы от уличных фонарей, всегда может быть еще хуже, об этом я всегда должен помнить, могут отключить электричество, и тогда я не буду знать, что происходит вокруг меня; и ночами я всегда сплю, зажав в руке свой талисман удачи, металлическое кольцо на среднем пальце; и я крепко сжимаю его, никогда не отпускаю и знаю, что он поможет мне в жизни и сделает меня сильным; и люди, которые управляют этим местом, хорошие, но это не так, как с мамой и с Наной, и каждую неделю я сижу с Тони; и он пытается заставить меня что-то рассказать ему, но никогда ему ничего не рассказываю, хотя он нравится мне, но что тут говорить, я порой не знаю, о чем он говорит; и еще есть сад с зонами, где нам разрешается гулять и не разрешается, и клумбы, на которых летом растут всевозможные цветы, а зимой остается мерзлая черная земля; и я стою на улице, смотрю на паутину, которая вместо мух ловит дождевые капли, и кто-то хлопает меня по плечу; и когда я оборачиваюсь, то вижу, что эта девочка стоит передо мной, и я вижу ее черные глаза и точно знаю, что это маленькая девочка — Рамона, с которой я сидел за одной партой, когда начал ходить в школу; и она спрашивает меня, почему я здесь, и я рассказываю ей эту историю, которую я никому не рассказывал, и я даже не знал, что я познал себя; и она говорит, что лучше забыть все это, и хорошие люди скоро заберут ее к себе домой, через пару дней, и она обещает писать, и она тут же присылает мне письмо; и я пишу ответ, и он идет очень долго, я думаю, что мы товарищи по переписке, и в саду так хорошо до тех пор, пока одному мальчику не приспичило подойти ко мне и сказать кое-что, о чем я не хочу думать; и я пытаюсь прогнать его, превращаю его в Жирного Борова, и от этого становится легче, потому что он больше не плохой мальчишка, а дружелюбная большая свинья с каучуковыми губами, и розовой кожицей, и ласковой улыбкой; и мне жалко свиней, потому что с ними плохо обращаются, потому что над ними издеваются, ну что они такого сделали, кого обидели, вот это мне хотелось бы знать, но этот мальчик продолжает задирать меня, снова и снова; и у меня начинает болеть голова, и славный Боров исчезает, и я просто вижу ничтожного мальчишку, и я бью его в лицо, и у него из носа течет кровь; и они говорят, что нос сломан, и когда он начинает плакать, я мне становится его жаль, и его нос превращается в пятачок, и его свиное рыло изранено; и я хочу извиниться, но что-то меня останавливает, почему я долен извиняться, и мне надо идти повидаться с человеком, который управляет этим местом, и он говорит мне, что я не должен прибегать к насилию; я должен не обращать внимания на подобные штуки, и он кажется мне безликим; и я не могу его ни в кого превратить, так что про себя я называю его Мистер Несправедливый, потому что мне кажется неправильным, что я должен выслушивать, как люди говорят обо мне гадости, и я засовываю руку в карман, и сжимаю свой талисман удачи, и думаю о маме и Нане, и знаю, что я — хороший мальчик; и на самом деле все в порядке, может, это я несправедлив, называя его мистером Несправедливым, он говорит, что понимает, как сейчас мне нелегко, но Борову тоже нелегко, он называет его по-другому, но я не расслышал его имени, может, Фрэнк, но нет, не может быть, потому что Фрэнком звали школьного неженку, может, там было два Фрэнка, но мне трудно вспомнить; и мистер Справедливый говорит мне, что мы должны все вместе трудиться, и тогда все получится, я обещаю, что в будущем я буду стараться изо всех сил, и я рад, что он помогает мне, но мне хочется чего-то большего, может, я хочу, чтобы меня обняла моя мама, а потом я учусь в другой школе; и некоторые мальчики и девочки знают мою историю и говорят всякие гадости, и я держу рот на замке, я хочу, чтобы меня просто оставили в покое; и через несколько дней меня окружают взрослые парни, толкают меня к стене, и я вижу трех утят — Хьюи, Дьюи и Луи, причина этого в том, что мне нравится смотреть мультики, они вызывают во мне приступы смеха, и от них все становится более реальным; и передо мной стоят не взрослые мальчишки, а резиновые утки, и поэтому я смеюсь: зачем они из кожи вон лезут, чтобы казаться хулиганами, они всего лишь утята, они так парятся; и мой смех их бесит, потому что они хотят напугать меня, но их и сравнивать нечего с гоблинами, и они бьют меня по животу, а потом по лицу, в конце концов валят меня на землю, а я все еще смеюсь; и это кажется так глупо, и потом один даже пинает меня по лицу ногой, и я теряю самообладание, и подскакиваю, и вижу только парня с мерзким видом; и я хватаю его за шею и бью его головой о кирпичи, и я оттаскиваю его и притворяюсь, что это я — мартышка-гоблин, я кусаю его за лицо, зная, что это их испугает, смотри, гоблин-мартышка, мартышка-гоблин, он наполовину человек, наполовину мартышка, он злой и смахивает на скелет; и директор говорит, что я вел себя точно как бродячая дворняжка, и я хочу сказать ему, что я просто притворялся гадкой мартышкой, но знаю, что он не поймет, и он говорит мне, чтобы я вынул руку из кармана, и я отпускаю талисман; и он шесть раз лупит мне по руке своей указкой, но я не плачу, я превращаю его в Деда Мороза и даже улыбаюсь, глядя на этого дружелюбного старика из Лапландии, думаю, что в один прекрасный день я усну в одном из тех лесов; и моя улыбка раздражает его еще больше, и он говорит, что я плохой мальчик, и хмурится, а я думал, что я хороший, нужно спросить у Топи; и когда я говорю ему то, что мне сказал директор, кажется, он злится, и он что-то записывает в своей книге, и Тони говорит, что в будущем я не должен драться, и что если у меня появляются проблемы, я должен говорить об этом учителю, и он спрашивает меня, а что подумает мама, и Тони не возражает, если я стою перед ним, сунув руку в карман, с ним все в порядке; и я понимаю, о чем он, я знаю, нужно сделать так, чтобы мама и Нана мной гордились; и я стараюсь, я действительно все время стараюсь, а потом я снова на игровой площадке, и вокруг меня еще больше мальчиков и девочек; и они говорят мне отвратительные вещи, и я просто становлюсь безучастным и представляю, что это Микки и Минни Маус и их близнецы и кузины, и я притворяюсь, что не понимаю слов, которые они говорят, но я, конечно же, все понимаю.
Бак, из которого вода поступает в душевую, сломался, по крайней мере, так сказали нам амбалы; Мясник кладет свою лапищу мне на плечо и крепко сжимает, говорит: «Нет вода, мой друг, нет хороший вода»; он убил двоих, а может, и больше, и носит грязный нож у себя в штанах; Мясник отличный чел, он и мухи не обидит — какой-то слабоватый они ввели контроль — достаточно плохой — убийца и специалист по расчлененке шляется тут со смертельным оружием, и они называют это применением суровых мер, они должны обыскивать тебя каждый день, раздевать вас догола и выстраивать на дворе в шеренгу — Мясник не воспользуется своим лезвием против своих же — да, правильно — только против амбалов — внимательно посмотри на команду амбалов — они теперь уже не так выебываются — они были готовы к бою по приезде, но прошло время, и атмосфера тюрьмы быстро впиталась в их кожу, они чувствуют напряжение от скучных дней и ночей, прикрывают свои задницы, они не такие храбрые, какими были вначале, и скоро они уйдут, и настоящие надзиратели вернутся — жаль, что они не останутся, потому что тогда они никогда не поймут, что такое быть осужденным здесь на долгий срок — но это не есть хорошо — видеть, как они у вшивают от работы — нам не нужен был бунт, Семь Башен и так их сломили, неуязвимыми кажутся только Директор и его администраторы, закупорившиеся на внешней границе.