Он в подземке, и полицейским не нравится, как «шедовцы» распевают в вагоне «Вверх колени, мама Браун», они бьют ближайших к ним скинхедов дубинками, выталкивают Терри, отводят его в сторону на несколько шагов, бьют его в ухо и коленом по яйцам. Они смеются, а он знает, что сейчас его вырвет…
Он гуляет по улицам Слау, десять парней наслаждаются солнцем, ничем не беспокоясь, расхаживая с важным видом, ища себе приключений, большие парни впереди заметили индийского подростка, идущего по другой стороне улицы. Они переходят дорогу. Терри отступает, обращаясь к Алану, это его друг из школы, ему нехорошо, ему надо быстро решить, он один из них или друг этого парня, и он не знает, сможет ли совместить то и другое…
Терри был старше, стоял возле «Луны над водой», шумной викторианской забегаловки с резными окнами и вставками цветного стекла, изукрашенные буквы высвечены белым, серебряные нити огибают голубые панели, и он держит перед глазами бинокль, ощущая резину в его гнездах, изо всех сил таращась на Луну, следя за длинными складками, которые могли быть высохшими руслами рек, может быть, каналами, огибая кратеры, в которых горели упавшие метеориты. Он сосредоточился на силуэте «Ланкастера», проступившего поверх Луны и напряг зрение, чтобы разглядеть лицо стрелка, увидел кожаную куртку и защитные очки и уже знал, что это был отец, возвращавшийся с рейда над Германией, давным-давно, еще до его рождения, когда его еще и в помине не было. Они зависели от Луны, отражавшей Солнце и указывавшей им дорогу домой. Он слышал, как люди молятся, безмолвно, наедине с собой и с Богом.
Терри было почти пятьдесят, он в «Клубе Юнион Джек», бар заполнен медсестрами, они называют Боксером привратника, который вчера втолкнул его в инвалидное кресло. Женские лица мелькают в военной кинохронике. Он видит медсестер вместе с Эйприл в карете «Emergency». Его старик медленно умирает в больничной кровати. Из-за кислородной подушки и маски он думает, что снова оказался в Королевской Авиации. Он бормочет об огне и льде, морозе и ветрах, горящих людях и палачах в кожаных пальто. Он в бреду. Терри видит медсестер из Вест-Индии, Пакистана и Ирландии, они помогают этим старым англичанам, которые били на футболе болтунов, что жаловались на иммигрантов.
Терри моргнул, и «Клуб Юнион Джек» заполнился мужчинами его возраста. Они были сыновьями героев. Сыновьями своих отцов. Еще он увидел внуков. Они осознавали себя иначе, чем старшие мужчины, но слушали то, что говорится, и кажется, учились на этом. Он взглянул на стену и увидел фото команды «Челси» в классическом составе, Рон Харрис
[160]
улыбался своей лучшей улыбкой, мяч покоился у него на колене. Его насмешили баки Пэдди Маллигана, и он начал напевать «Carefree», перейдя на оригинальный текст из «Lord Of The Dance».
Радио напомнило ему о дате игры, которую он пропускает — Джон Терри побивает Мартина Чайверса… Аллан Хадсон передает мяч Гарри Стэнли, который пасует его Мики Филлери для передачи Рууду Гуллиту… Джо Коул подсекает мяч и пасует его Осей, а тот бьет по воротам. Он думает о Джо, но видит Чарли Кука. Игроки приходят и уходят, а клуб остается. Терри был на Олд Трэффорд, стоял на Стретфорд-Энд в 1970, Питер Бонетти хромал на одну ногу, Чоппер поднимал Кубок ФА в воздух, благодаря победе Дэвида Уэбба. Он был в Стокгольме в 1998, пожал руку Осей на улице после гола Золя, догнал Рона и сделал то же самое. Он был в Болтоне в 2005, когда «Челси» выиграл в Первенстве с двумя голами Фрэнка Лампарда, он вырастал и видел, как его клуб становится первым в футбольной лиге.
Терри был счастлив и хотел бы остаться в «Клубе Юнион Джек» навсегда. Прошлое, настоящее и будущее соединились здесь. Все казалось простым. Но нет, жизнь не была простой. Он всегда хотел, чтобы она такой была, но жизнь никогда не поддавалась, как бы он ни старался, уверяя себя, что все прекрасно, когда оно прекрасным не было. Были проблемы, которые приходилось решать, проблемы, с которыми он сталкивался, проблемы, маячившие перед ним.
Замешательство вернулось к нему, те же самые образы снова начали свою игру, и он пытался понять, чем он заслужил все это, что он сделал не так, знал, что снова должен пройти по улицам, постараться найти свой путь, разобраться, понять, где он сделал неправильный поворот. Дело в том, что он устал и не знал, сможет ли проделать все это. Он сел на своей кровати и потянулся к ведру, найдя его как раз вовремя.
Гордость Лондона
«Тоттенхэм» был хорошим пабом, несмотря на название, с высоким потолком и узорчатыми деталями, наполненный оттенками меди, которая делали Лондон таким теплым городом, до того как началась джентрификация
[161]
. Рэй уже побывал на одном традиционном представлении на Кинге Кросс, где робокопы демонстрировали свою силу, предотвращая столкновение со «шпорами». Некоторые парни отправились на Юстон и в конце концов нашли себе занятие, преследуя неизвестную северную компанию по дальним улицам Сомерстауна, полиция была занята на Мэрилбон Роад, эпилептические мигалки освещали один из самых напряженных хулиганских хайвеев в столице. Лучшим саундтреком к представлению были сирены, жесткое техно для жестких парней, Рэй и другие ребята забеспокоились, что их загребут, так как к месту стягивалось все больше полиции, эти механические чистильщики погнали их со станции, два полицейских с камерами снимали лица для своей базы данных, шум усиливался, по мере того как все больше «челси» выходили из метро. Он немного послонялся и ушел, когда другие решили вернуться на Викторию.
Слухи все еще витали… Юные големы из «Тоттенхэма» пьют в «Йоркском Герцоге»… Гномы из Сэлфорда жуют бутерброды с креветками в «Шекспире»… Хоббиты из внутреннего города что-то замышляют в «Неистовой силе», над рекой в Воксхолле. Он ничем не мог помочь, и только улыбнулся, когда последний слух, похоже, подтвердился — эти чертовы хоббиты могут пить везде. Существовала масса возможностей, но он не мог слоняться по всему Лондону, не зная точно, что и где должно произойти. Он заскучал, хотел выпить и послушать музыку и вскоре зашагал от «Тоттенхэма» по Корт Роад, мимо витрин, заставленных гэджетами, ледяное дыхание долга застыло на стеклянных стенах, он глубоко засунул руки в карманы своей летной куртки. Он морщился, глядя на покупателей и туристов, одетых в пластик, и был рад, что его нет среди тех пестрых сук, что ходили об руку со своими девушками. Заболтанный своей хозяйкой до смерти, закончив работу, по субботам он все еще смотрел футбол, пусть теперь обычно на экране в пабе.
Пол и Джо ждали в «Тоттенхэме», напитки стояли на полке, а они мягчели и погружались в вечерний отдых. Рэй заказал пинту польской пташке, одной из многих прекрасных женщин, приехавших в Англию из Восточной Европы и оживившей это место. Она была чертовски яркой, смеялась, наливая ему лагера, и он мог представить, как ее ноги обхватывают его спину, а трусики лежат в его кармане и он ведет ее в землю обетованную. Польки, русские, латвийки. Он любил их всех. Они приспосабливались, по достоинству оценивая либеральные порядки Англии, иные, чем в тех странах, которые он мог упомнить. Он задумался, о документальном фильме, что видел по телеку на CCTV об албанских женщинах, которые обчищали сумочки на Оксфорд-стрит, и о пяти молодых алжирцах, которые тырили телефоны, только чтобы выказать благодарность англичанам за то, что предложили им лучшую жизнь. Он прищурил глаза. Он любил ловить этих паршивых маленьких сучек на горячем. Он пил свою третью пинту и был доволен. «Шпоры» были забыты. Они больше ничего не значили. Когда у него в руке холодная пинта лагера, а вокруг шумит субботняя ночь.