Коллекционная вещь - читать онлайн книгу. Автор: Тибор Фишер cтр.№ 44

Жители деревни, где не было ни причудливой формы овощей, ни жонглирующих горностаев, а также самого горького пьяницы в истории виноделия, собирались по вечерам после трудов праведных и, прежде чем отойти ко сну, жаловались друг другу на то, что о них никто не судачит, что у них совсем не бывает посетителей и – тем более – возможности над посетителями поизмываться.

– Надо что-то предпринять, чтобы стать интереснее.

– Нет, сначала надо стать интересными, а уж потом думать, как стать еще интереснее.

Каждый вечер они вели одни и те же разговоры, и совершенно разные люди твердили одно и то же. И вот однажды вечером уродливая нищенка из соседней деревни, которая вышла замуж за главного тамошнего буяна, ибо считала, что даже нищенствовать веселее в соседней деревне, чем в собственной, предложила собравшимся:

– Может, что-нибудь все-таки предпримем?

Все молчали. Молчали потому, что своих мыслей у жителей деревни никогда не было. Но нищенка этого не знала, а потому продолжала:

– Почему бы нам, например, не начать бодрствовать ночью, а спать днем? Тогда бы мы прославились как люди, живущие во мраке. О нас стали бы говорить, что мы в сговоре с дьяволом.

Все молчали, на этот раз даже дольше обычного, ведь нищенка вмешалась в разговор, который велся из вечера в вечер, и теперь никто не мог вспомнить, о чем же шла речь. На обдумывание этой идеи у жителей деревни ушло полтора месяца, после чего они вдруг сообразили, какое отличное предложение им сделано, ужасно обрадовались и немедленно его приняли.

Десять дней жители деревни спали днем и бодрствовали ночью, однако продолжать подобное существование было невозможно; люди то и дело наносили себе всевозможные травмы, не могли вскопать как следует ни одной борозды; к тому же крестьяне из окрестных сел, не вполне понимая, что происходит, забирались в деревню средь бела дня и уносили все, что только можно было унести. В результате жители деревни вынуждены были вернуться к привычному распорядку, однако их не покидало чувство гордости оттого, что о них наконец-то заговорили.

– Что бы нам сделать такого, чтобы стать еще интереснее? – задавались они вопросом, в приливе энтузиазма хлопая друг друга по спине, ведь теперь они были знамениты – и не потому, что живут в темноте, а потому, что иногда живут в темноте, причем недолго и именно тогда, когда этого ждешь от них меньше всего. Успех совершенно вскружил им голову.

– Почему бы нам не поменять название деревни? – предложила нищенка после того, как спустя полгода эйфория постепенно пошла на убыль. Она пришла к выводу, что ее жизнь – коротка и безотрадна, а потому следует перебраться в деревню побольше: там ее жизнь будет, понятно, столь же краткой и безотрадной, зато более веселой и разнообразной. Уехать она решила на следующий же день.

В то время деревня эта называлась просто: «Деревня, которая не находится у подножия горы и которой нет ни в низовьях реки, ни в ее верховьях» или, если еще проще, – «Деревня, которой нет».

– Почему бы не назвать нашу деревню просто «Жопа с ручкой»?

– предложила нищенка.

– С чего бы это? – с недоверием переспросили односельчане.

– Потому что это смешно. Неужели вы сами не пошли бы в деревню, которая называется «Жопа с ручкой»? Народ повалит, вот увидите, – будет кому спиртное продавать.

Жители деревни задумались, однако никому не пришло в голову возразить нищенке, что с тем же успехом можно было бы дать деревне какое-нибудь громкое имя, например: «Истина в последней инстанции», или «Колдовские чары», или «Место, лучше которого нет на всем земном шаре», и при этом избежать позора.

На следующий день после того, как деревню назвали по-новому, нищенка уехала. Посетителей и в самом деле заметно прибавилось, они приходили, хихикали, однако надолго не задерживались, да и спиртное приобретали неохотно.

Кончилось, как всегда, тем, что явились мародеры. Начали они с того, что посадили на кол двух переводчиков, которые на вопрос «Есть здесь что грабить?» ответили: «Жопу с ручкой». Нищета потрясла мародеров. Они сожгли деревню дотла, заставили жителей целый день бегать по горящим углям, после чего схватили местного нищего и пообещали, что оставят его в живых, если тот собственными руками перережет глотки своим односельчанам.

– Давайте нож, – сказал нищий.

Ему вручили ложку.

– Что мне с ней делать?

– А ты подумай.

– На это уйдет много времени.

– Мы не торопимся.

Ложка была маленькой, жертвы – большими, криком кричала вся деревня, однако мародеры особого внимания на экзекуцию не обращали: они не на шутку увлеклись жонглирующими горностаями.

Такое впечатление, что у меня выросли ноги.

Роза всюду таскает меня с собой. Мы идем в гости к Табате, где меня оставляют в спальне, похоронив под куртками, пальто, сумками и всевозможными запахами их владельцев. Общаются гости на другом конце квартиры, так что даже мой острый слух не может уловить в разноголосице подробности разговора, что, впрочем, нисколько меня не волнует: вечером Роза опустит руки в мои мнемонические карманы, и я сделаю то же самое. К несчастью, ничего развратного или непристойного в спальне не происходит, и через несколько часов меня забирают.

Когда мы возвращаемся домой, Роза так счастлива и пьяна, что мне кажется, она сейчас же отправится в царство Морфея, однако она ложится в постель, поворачивает голову ко мне и кладет на меня руки.

Моя сегодняшняя история: «Корейцы, которые пытались съесть Китай, или Три брюха против империи».

А вот ее история, которую, когда она засыпает, я читаю в ее памяти, как по книге.

– А я первым делом беру партнера за яйца, – говорит девица, вокруг которой собралось почти все мужское общество; мужчины делают вид, что такого рода откровения – дело для них привычное. Девица – типаж до боли знакомый. Вокруг таких, как она, всегда толчется много мужчин, это тертые, ушлые люди, у которых хватает денег и досуга на массажные кабинеты и коллекционные вина. Их костюмы изо всех сил стараются выглядеть как можно более неброско, незаметно, однако носят такие костюмы люди, которые имеют дело с шестизначными цифрами, а этого при всем желании не утаишь.

Роза ест авокадо и беседует с юристом в золотых очках. Лицо у юриста одутловатое – и не от обжорства, а от жизни. Тяжелая челюсть свидетельствует о решительности и самодовольстве. Весь вечер они перебрасываются молниеносными репликами, точно пинг-понговым шариком, и, перепробовав все возможные блюда и темы, расстаются с ощущением, будто знают друг друга с колыбели.

Мистер Челюсть (номер сорок тысяч сто девять) издевается над представителями творческой элиты; Роза, в свою очередь, отпускает довольно банальные шуточки по адресу законников. (Запомните, пристрелить законника – святое дело.) Сразу видно, Роза ужасно волнуется: а вдруг он сделает что-то непоправимо гнусное или не откликнется на ее предложение?! Когда же он записывает Розин телефон, Табата, которая стоит в другом конце комнаты, расплывается в лучезарной улыбке. На следующий день Роза не покидает квартиру ни на минуту, что, вообще говоря, довольно странно, ибо есть в доме решительно нечего. Ни разу не присев, она ходит взад-вперед по квартире – ждет, надо понимать, телефонного звонка, во всяком случае, каждые сорок минут подымает трубку удостовериться, что телефон работает. И вот после мучительного ожидания, продолжавшегося в общей сложности одиннадцать часов и двадцать шесть минут, телефон, словно одумавшись, наконец-то звонит. Прежде чем поднять трубку, Роза считает до десяти, после чего предлагает абоненту поужинать в одном из четырех самых дорогих лондонских ресторанов.