Maxximum Exxtremum - читать онлайн книгу. Автор: Алексей А. Шепелев cтр.№ 56

Он провёл нас настолько тайными тропами, что мы поразились. Тамбов с этой стороны, со стороны Цны и её набережной, плоский — тут тебе самый центр, парки и пляжи, а через мост — хилые дачи, а чуть в стороне от них — в низине у автодороги — болотистая дрянь, сорняковые дебри, густые кленовые заросли, переходящие в лес. Тут, говорят, частенько находят трупы — жертв криминала или даже маньяков — впечатление такое, что сии места, прости господи, словно специально созданы для такого рода деятельности. Проходя все эти лабиринты, мы выходили на какой-нибудь пятачок, экскурсовод объяснял, кто здесь тусуется, показывая грязные признаки цивилизации — угли костров, всякие бутылки и пакеты, презервативы и тампоны, блевотину и фекалии, надписи на стволах деревьев. Нам всё не нравилось, и он заводил нас всё дальше и дальше вглубь, а мы всё поражались, насколько эта система разветвлена — тут целый лагерь подготовки боевиков «Алькаиды» можно укрыть, и, кстати, он как раз будет граничить со скрытыми в плавно начинающемся здешнем лесу военными объектами.

Наконец мы утомились и укоренились, присев на глобальное вертикальное бревно. С собой у нас было два. Миша поведал нам, что в основном его деятельность в «системе» связана с внесением некоторых сумм денег на бухло, в результате чего он — по своей особенной привычке — весело проводит время; но он научился даже зарабатывать — «уже двух пидоров развёл», приняв от них деньги и напитки, уклончиво обещая дать им в рот. Вообще здесь он, как и в деревне Борщовке, пользуется авторитетом как богатый, образованный и, кроме того, половой гигант. Это, конечно, несколько дутый сегмент эго-бытия, но, однако, приятный… и вот девочку ту ему очень жаль — в отличие от учительницы. Далее Эм Гавин (см. титул сборника), он же Р. Верёвкин, он же М. Г. и он же Михаил Юрьевич (своеобразная контаминация барчука Лермонтова и босяка М. Горького!) изложил нам суть своей новой теории, воплощённой в новом рассказе:

— Каждому человеку не по делам и грехам его воздаётся, а по тому, сколько он сосал, — заявил поэт, опрокинув порцию дряни из пластиковой дряни-стаканчика — обычный набор всех современных русских поэтов и прочих неформалов-интеллектуалов, ещё не ставших с большой буквы «Настоящими».

— Что же ты, Михайло Юрьевич, несёшь! — синхронно поперхнулись мы с Сашей.

— Я не в том смысле сосать, — поправился выступающий, — важно, сколько у человека СОСов, то есть сколько раз за свою жизнь он звал на помощь, обращался за ней к другим людям — на надгробии у всех должны стоять не годы-даты жизни, а количество СОСов: такой-то такой-то Иванович — 235 СОСов, 1846 СОСов!.. Или там — 2 СОСа, 5 СОСов — чем меньше, тем лучше — не вышел из десятки — в рай попадаешь…

Мы это пытались осмыслить в дискуссии, подсчитывали у кого сколько могло бы быть, потом дискуссия и вовсе перешла в плоскость обсуждения биологической/божественной природы человеческой жизни, наличия/отсутствия здесь «снежного человека» и маньяков и, конечно же, несомненной пользы алкоголизма для философско-поэтического мышления. Помню, в припадке вдохновения я наглядно показывал суть «человеческого устройства» на расщеплённом стволе гнилого дерева — причём как-то поразительно удачно, так что слушатели зело дохли и аплодировали остроумию лектора.

Только за счёт проводника выбравшись из чертогов сих, мы прошли на Кольцо (тут рядом), осели на лавочке, а потом взяли ещё литр сэма (тоже неподалёку), и, уже заканчивая его, увидели Зельцера. Она позвала нас к неизменной своей мусорке на нескончаемую свою бражку. М. Гавин был ей официально представлен как «лучший поэт Тамбова» (выражение Репы из одного интервью — кстати, с поправкой: «О. Шепелёв — гений всего мира») — на что она сказала, что уже имела честь, но совсем не узнаёт — и немудрено — вместо своего обычного сельповатого, чуть ли не есенинского видона он был обряжен теперь подлинным футуристом: дорогие спортивные штаны, навороченные кроссовки, модная толстовка, короткая стрижка, золотая, хотя и тонкая, цепочка.

Мы пили ещё водочку, подошли менты и спросили кто старший, М. Гавин признался (правда, на вопрос, сколько именно ему лет, он всегда — мы уж с Сашей дважды слышали — отвечал несколько своеобразно: «Кажись, 27… Или 28, что ли?..») и нашёл с ними какой-то предельно конкретизированный общий язык. Вскоре они исчезли, Миша тоже отправился «пораньше домой» («Ага, домой — в бомжатничек прямой путь!» — шепнул мне Санич). А мы договорились с пьяным Гробом до того, что надо организовать некую акцию в поддержку Лимонова — причём завтра же.

5.

Через неделю в одной местной газетке появилась статейка за подписью некоего А. Львова, состряпанная, если честно, мною:

«9 сентября, в день суда над Эдуардом Лимоновым, известным писателем и лидером национал-большевистской партии, в Тамбове, на площади Ленина прошёл несанкционированный митинг. В нем приняли участие всего семь человек — студенты и аспиранты тамбовских вузов.

Как объяснили организаторы (хорошо известные в тамбовской молодёжно-неформальской среде рок-музыкант Александр Кулаев (Гроб) и литератор Алексей А. Шепелёв), такая малочисленность участников акции обусловлена спонтанностью проведения мероприятия: “Мы только вчера из новостей узнали, что процесс в Саратове начнётся 9-го. Вообще мы собирались ехать на аналогичный митинг в Москву, на Пушкинскую площадь, где в защиту Лимонова должны выступить нацболы и литераторы… Пришлось памятник поэту Пушкину заменить памятником вождю Ленину — но в контексте личности Лимонова это всё равно актуально. Мы не состоим ни в каких политических организациях, наша акция носит преимущественно художественный характер, её подтекст можно выразить словами из песни Егора Летова — “Убей в себе государство!”.

На глазах у подоспевших сотрудников правопорядка, а также журналистов телекомпании “Полис” участники митинга прикрепили к постаменту памятника Ленину плакат с надписью “Свободу Лимонову!” и красное знамя с изображением серпа и молота. Затем…»

Однако всё по порядку. Мы поговорили и уж хотели замять пьяный базар (мы с Сашей уже приближались к категориальному дуплетизму), но Гроб был старинный убеждённый активист-коммуняка и предложил конкретное: завтра в 14:00 встречаемся здесь же, я приношу транспаранты и флаги, ночью и утром обзвоню товарищей — человек двадцать наберётся и гарантирую ТВ. Толя и Псих, как люди благонамеренные, сразу отмежевались, а вот Санич решительно согласился, однако заявил, что Лимонова не читал вообще и вообще-то, можно сказать, его ненавидит, поскольку он сосал елдак у нигроу (хорошо хоть не у цыгана, или прибалта!). Неожиданностью (особенно для Толи!) было заявление Зельцера, что она-то обязательно придёт. Ну конечно! — стоит только чуть выдвинуться под флагом политического, экономического или на крайняк поэтического экстремизма, как женщины, согласно птичьей природе своей реагирующие на всё что блестит, потянутся за тобой, однако по прожитии весьма недолгого времени они потребуют стабильности в гнезде — как политической, так и поэтической, да ещё всяческого пополнения — так люди и переходят от пластиковых стаканчиков к стеклянным «Каприкорнам», а потом и к хрустальным, из коих я с куда большим удовольствием и выпил бы. Всем должно быть интересно всегда, а им — просто мочи нет!