Путь хунвейбина - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Жвания cтр.№ 7

В конце зимы 1989 года началась кампания по выборам депутатам на I съезд народных депутатов СССР. И у нас с Максом родилась идея выступить против парламентаризма. Я написал воззвание, в котором объяснял трудящимся, что демократия - это скрытый тоталитаризм: «А скрытый враг, как известно опаснее явного!». И призвал бойкотировать выборы. В декларации содержался призыв к вооруженной борьбе с бюрократическим строем, что по тем временам тянуло лет на пять строго режима. Подписана она была: Анархо-коммунистический революционный союз (максималистов). Слово в скобках должно было показать, что новая организация - преемница «Союза максималистов». Однако в реальности АКРС (м) нужно было еще создать. Этим мы и занялись.

Макс привлек своего друга детства, а я парня, с которым учился в мореходке. Оба не были идейными анархистами или максималистами. Друг Макса был обычным искателем приключений, а мой сокашник переживал личный кризис: его бросила жена, которая до этого изменяла ему полгода с разными типами. Несчастного надо было чем-то занять. Я предложил ему поучаствовать в деле, в распространении воззваний АКРС (м). Я его поставил перед выбором: «Либо ты сойдешь с ума от анаши и бухла, либо станешь революционером и забудешь все мещанские несчастья!» Сокашник доверился мне.

Меня, конечно, не устраивало, что в организацию вошли безыдейные люди. Приятелю Макса я дал почитать «Манифест синдикального анархизма» Якова Новомирского, а с сокашником вел беседы, рассказывая об истории революционного движения. В то время я находился под впечатлением от книги Осипа Аптекмана о революционном сообществе народников «Земля и Воля», где рассказывается и о зарождении народовольчества. «Террористический акт - это революция сегодня», - утверждали народовольцы», - просвещал я брошенного мужа. Я даже помню место, где рассказывал ему о народовольцах – середина Большого проспекта Петроградской стороны. Больше ни с кем о «революции сегодня» я не говорил. Почему я делаю на этом акцент? Потому что потом, когда нас выловят, чекисты заявят на допросе: «Мы знаем, что вы убеждали товарищей, что террористический акт – это «революция сегодня» или «маленькая революция». И я понял, откуда идет информация – сокашник испугался. Но это будет через полтора месяца. А пока нужно было листовки размножить и распространить.

Подруга Макса работала в одной из служб аэропорта и имела право пользоваться ксероксом, на котором она и распечатала наши листовки. Часть тиража распечатал я одним пальцем на машинке. По ночам мы начали расклеивать листовки на питерских стенах и заборах. Обклеили практически весь центр Питера. Наверное, со стороны могло показаться, что по ночам работает целая подпольная сеть. После того, как мы попадемся, чекисты спросят Макса: «Сколько человек в организации?» «Трое». Макс хотел выгородить своего друга детства. «Врешь, сука! Весь город листовками обклеен!» Кроме того, я побывал в Риге, где с помощью одного местного поклонника хеви-металл обклеил центр латвийской столицы.

Без приключений не обошлось. Однажды мы с Пацификом обклеивали листовками улицы вблизи Лениздата. Повесили несколько и на сам Лениздат. Не успели мы отойти от центра питерской печати, как его дверям подъехала черная «Волга». Мы быстро перешли на другой берег Фонтанки и решили погреться в парадной. Вышли через минут 15-20. Смотрим - рядом с «Лениздатом», помимо черной «Волги», стоит милицейский «бобик» с включенной мигалкой. Мы случайно встали под фонарем и засветились в прямом смысле этого слова. «Вот они!» - крикнул мужчина в штатском (скорее всего водитель «Волги»). Милиционеры запрыгнули в «бобик» и помчались через мост. Мы побежали проходными дворами. На одной из улочек наскочили на пьяниц. «Ребята! Это не вас ли менты ищут?». «С чего вы взяли?». «Мы стоим. Пьем. Общаемся. Выскакивает «бобик». Менты кричат «Стоять!». А мы и так стоим. Я лишь бутыль в карман спрятал. Менты пошарили по нашим карманам. Нашли бутыль. «Это не те!». И поехали дальше», - объяснил гуляка, что потрезвей. В тот раз все закончилось благополучно. Мы обходными путями добрались до «конспиративной квартиры» на улице Достоевского, где жили подруги Пацифика, и отсиделись там до утра, за чаем обсуждая план дальнейших действий.

Моя жена Медея (которая тогда заканчивала исторический факультет ЛГПИ) случайно прочла в институте объявление о создании кружка по изучению идей Бакунина и Кропоткина. В объявлении был контактный телефон. Я позвонил. На том конце провода раздался голос сокурсника Медеи Петра Рауша - довольно странного человека. Он часто спорил с преподавателями голосом известного радиодиктора Левитана. Усы закручивал на манер Сальвадора Дали. Изрядно поредевшие и поседевшие длинные волосы собирал в тощий посеченный хвост. В жаркие дни приходил на лекции в желтых застиранных трусах. В холодное время разгуливал в офицерских яловых сапогах и фуражке. Короче, он изрядно смахивал на карикатурного анархиста. Тем не менее я был очень рад, что нашел единомышленников. Мы с Раушем договорились о встрече.

Беседовали мы в кафе факультета иностранных языков. Я практически сразу понял, что Рауш - не наш человек. От него буквально разило интеллигентской кухонной диссидой, еще больше этим разило от его аккуратненького приятеля, 30-летнего Павла Гескина. Рауш с пафосом разглагольствовал о необходимости свободного рынка, частной собственности и демократии. «Причем здесь анархизм? Ты просто радикальный буржуазный демократ. Твои идеи и близко не лежали с идеями Бакунина и Кропоткина», - сказал я ему. На что он ответил: «Мы - сторонники анархо-капиталистической концепции американца Бенджамина Таккера». И все-таки я пришел на собрание раушевской Анархо-синдикалистской свободной ассоциации (аббревиатура АССА отсылала к модной тогда кинокартине Владимира Соловьева) в надежде познакомиться с радикально настроенными людьми.

Когда я зачитал наше воззвание, в аудитории воцарилась тишина (собрание проходило в нашем институте). Первым ее нарушил Рауш: «Идеи, изложенные в вашей листовке, абсолютно не приемлемы для АССы. Вы - экстремисты. Вы зовете к вооруженной борьбе. Мы - против любого насилия». Затем раздался размеренный хрипловатый голос Ильи Вольберга - сорокалетнего, слегла помятого жизнью человека с густой черной бородой, что делало его похожим на свободного художника (кем он потом и стал): «В принципе я согласен с вами. Но я не буду вам помогать, так как не хочу, чтобы вы погибли»… Сильно возмущался ближайший соратник Рауша Павел Гескин: «Под видом анархизма АКРС протаскивает маоистские идеи «Красных бригад»! Это недопустимо!».

Правда, после собрания со мной заговорил парень, который делал доклад о своей встрече в Москве с местными анархистами: «Я полностью согласен с вами. И готов помочь в распространении вашей листовки». «Почему вы не сказали об этом на собрании?». «Я знаю, что в АССе есть осведомитель КГБ». Звали парня Петр Ущиповский. В свободное от анархизма время он работал то ли 3-м, то ли 4-м секретарем Кировского райкома ВЛКСМ, чем я был в немалой степени удивлен.

Петр проповедовал самые радикальные взгляды. Единственно, в чем мы расходились, так это в тактике. Он был сторонником вооруженных партизанских налетов на государственные учреждения. Я ратовал за индивидуальный терроризм в эсеровском стиле. «Надо выждать еще несколько месяцев и начать с громкой акции. Я завязал связи с рабочими Тульского оружейного завода. Они готовы продавать АКРС оружие», - говорил Ущиповский. Мы решили начать со взрыва Куйбышевского райкома ВЛКСМ, который находился все в том же дворце Белосельских-Белозерских.