— А почему бы тебе не перестать каждый раз заказывать баранину, фаршированную виноградными листьями?
Лоренс смотрел на нее с недоумением. У Ирины уже не осталось сил объяснять то, что она объяснять не должна. Зачем люди женятся? Потому что это здорово. И этот человек, который постоянно заказывает одно и то же блюдо, говорит ей, что «ненавидит ритуалы». Сейчас должен говорить Лоренс — о том, что будет счастлив провести оставшуюся жизнь с прекрасной, несравненной Ириной Макговерн.
— Ладно, не важно, — нервно сказала она.
— А что ты имела в виду, когда говорила о баранине с виноградными листьями? Она отменная, впрочем, как и всегда. Хочешь попробовать?
— Я уже заказывала ее, большое спасибо. — Повинуясь внутреннему голосу, она использовала более неформальную форму благодарности.
Они вернулись домой с существенным запасом времени до начала трансляции, Ирина решила заняться приготовлением попкорна. Она вышла так тихо, что Лоренс, кажется, даже не заметил.
Не имея возможности видеть Рэмси с того ужина по случаю дня его рождения, Ирина с любопытством прислушивалась к своей реакции на его лицо. Когда Рэмси появился у стола, ей пришлось напоминать себе, что этот мужчина ей знаком. Он выглядел старше того Рэмси, которого она знала, казался почти изможденным. В тот вечер в ресторане его лицо светилось юношеским задором, особенно когда он говорил о Дениз, своей шестнадцатилетней подруге, с которой он шел пешком от клуба снукера в Клапаме и целовался в парке. Рэмси как-то вскользь упомянул, что Дениз — имя его кия, что внезапно вызвало в ней вспышку ревности, впрочем не слишком мощную.
Сейчас она испытала облегчение оттого, что прежние эмоции не вернулись с новой силой, но все же была рада, что чувства к нему чуть сильнее обычного мысленного пожелания успеха перед важной игрой. Тот факт, что Рэмси Эктон необычайно привлекательный мужчина, воспринимался ею несколько абстрактно. Из них двоих именно она страдала от щемящего ощущения утраты. Именно она сожалела об упущенном шансе и неудовлетворенном желании. Тем не менее, возможно, само стремление ценнее его воплощения. Такие размышления были нетипичны для американки; западная экономика процветала благодаря удовлетворению всех потребностей. Тем не менее весь цикл стремления и получения мог быть изначально ошибочным. Желание само по себе является наградой, даже роскошью, чаще, чем вы полагаете. Вы можете купить что-то, если пожелаете, но никогда не купите стремление это иметь. Человек может подавить и уничтожить желание, но в обратном направлении действие неосуществимо. Вам не заставить себя стремиться к тому, что вам не нужно. В данный момент Ирине необходимо желание. Она ждала слишком долго; изнемогала от необходимости желать.
Манера его игры стала свинцовой, Рэмси разбил пирамиду в состоянии похожем на летаргию, с вялостью рабочего, бесплатно перетаскивающего мешки с песком для возведения дамбы. Глядя на него, сложно было угадать, что это спорт, которому он посвятил всего себя с семилетнего возраста, что всегда славился своей смелостью и умением забивать шары в дальние лузы. Даже голос комментатора за кадром носил оттенок разочарования.
— Хорошо продуманный удар, Клайв, — заключил Денис Тейлор. — Однако с начала 80-х Рэмси Эктон ни разу не смог устоять перед тем, чтобы отправить длинный шар в дальнюю лузу.
— Что случилось с Рэмси? — удивилась Ирина. — Он такой вялый, даже апатичный. Как ты думаешь, он в депрессии?
Лоренс что-то проворчал.
— …Травка что?
— Бьет один шар вместо другого, — напряженно бормотал Лоренс.
— А как они решают, кто бьет первым?
— Бросают монетку.
— Удачное начало означает преимущество?
— Ирина, умоляю, помолчи, я не успеваю следить за игрой!
— Как же я должна понять снукер, если ничего не могу о нем узнать?
— Самый лучший способ узнать больше об игре — СЛЕДИТЬ ЗА ИГРОЙ!
Его раздраженый тон покоробил и вывел из состояния стремления к самоуспокоению. До настоящего времени он всегда возвращался домой, к ней, как и сегодняшним вечером. Ирина встала и выключила телевизор.
— Эй, прости, что я сорвался и повысил голос, но это не значит, что мы не должны смотреть матч. Ты ведешь себя как ребенок.
— Я понимаю, что ты спешишь забыть, да и я почти забыла, но все же хочу напомнить, что за ужином просила тебя жениться на мне.
Лоренс скрестил руки на груди.
— И что?
— Ты не удосужился ответить ни да ни нет.
Разумеется, он скажет что угодно, лишь бы она включила телевизор.
— Ладно.
— «Ладно»?
— Да. Ладно.
Ирина плюхнулась в кресло.
— Значит, теперь слово за мной. «Ладно» означает «нет».
— Не припомню, чтобы «ладно» когда-то означало «нет».
— Мне следует извиниться перед тобой, — сказала Ирина. — Ты очень консервативен, я не должна была выступать с таким резким предложением. Надо было ждать, пока ты опустишься передо мной на одно колено, держа в руках кольцо и букет роз. Хотя, скорее всего, это случилось бы тогда, когда ты не смог бы подняться с колен без помощи сиделки.
— Ничего не понимаю. Я сказал «да». Чем ты расстроена?
— Я не расстроена. — Самое удивительное, что она сказала правду. — Но ты не сказал «да», ты сказал «ладно». Ни одна уважающая себя женщина не выйдет замуж за того, кто ответил ей «ладно». Если женитьба на мне не то, о чем ты мечтал в этой жизни, тогда забудь обо всем, что я сказала.
— Но меня все устраивает!
— Устраивает. Ты себя слышишь? Правда в том, что ты никогда не посмеешь взять выходной в субботу, чтобы жениться, когда можешь провести этот день в «Блю скай». Хватит, уже поздно.
Возможно, Лоренс и сожалел о пропущенном матче, но не хотел ранить ее чувства. Поэтому он несколько минут распространялся по поводу брака его родителей, собственного нежелания что-либо менять, поскольку он и так счастлив от осознания одного факта существования рядом Ирины, а затем заявил о полной «готовности» жениться, если сие так много для нее значит, окончательно забыв к концу монолога о самой сути, что подтверждало ее малую для него значимость.
Меж тем Ирина все больше убеждалась, что для свадьбы уже слишком поздно. Возможно, было время, когда они светились от счастья обретения друг друга и с радостью поделились бы этим с друзьями, невзирая на расходы. Если такое время и было, оно уже прошло. Как и те повторные обеты людей среднего возраста, которые в настоящем похожи скорее на жалкие попытки возродить то, что еще не совсем явно умерло. Впрочем, оно таким и не было. Не было умершим или умирающим. Оно просто существовало очень тихо.
Все прошло так, как прошло. Их с Лоренсом отношения развивались по-своему, и нет смысла представлять их иными. Они радовали, были по-товарищески прочными. Она могла вверить ему свою жизнь; она вверила ему свою жизнь. Однако слезные обещания у алтаря, как и поглотившая ее в июле страсть, не были частью запланированного.