Истории обыкновенного безумия - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Буковски cтр.№ 38

меня вывели из камеры для алкашей, где спали на досках и, похоже, прекрасно себя чувствовали: стреляли сигареты, храпели, смеялись, обоссывались. мексиканцы вели себя непринужденно, как в собственной спальне, я им даже позавидовал.

я вышел и начал листать телефонную книгу, именно тогда я и понял, что у меня нет друзей, я продолжал переворачивать страницы.

— послушайте, — сказал я охраннику, — пожалуй, не буду я вас задерживать, вы и так здесь уже пятнадцать минут.

в спешке я решил позвонить наугад и набрал номер, добился я лишь того, что меня начала поливать дерьмом чья-то мамаша, которая подошла к телефону, — по ее словам, он (ее сын) однажды угодил из-за меня в тюрьму, поскольку мы были пьяны и я решил смеху ради поспать на ступеньках какого-то морга на главном проспекте Инглвуда, штат Калифорния, у старой суки попросту не было чувства юмора, охранник опять отвел меня в камеру.

тут-то я и заметил, что я единственный в тюрьме человек без носков, в камере сидело человек сто пятьдесят, и сто сорок девять из них были в носках, многие угодили туда прямиком из товарных вагонов, носков не было только у меня, можно оказаться на самом дне, после чего наверняка отыщется новое дно. вот чертовщина!

при виде каждого нового охранника я неизменно спрашивал, имею ли я право на свой единственный телефонный звонок, не знаю, скольких людей я обзвонил, наконец я потерял всякую надежду и решил гнить там до скончания века, потом дверь камеры отворилась, и я услышал свою фамилию.

— за вас внесли залог, — сказал охранник.

— боже милостивый, — сказал я.

на протяжении всей процедуры оформления залоговых бумаг, которая занимает около часа, я пытался догадаться, кто мой ангел-спаситель, о ком только я не подумал! я перебирал в уме тех из своих знакомых, кто мог бы оказаться мне другом, когда я вышел, выяснилось, что это один малый с женой, которые, как я полагал, меня ненавидят, они ждали на тротуаре.

они отвезли меня домой, где я вернул им сумму залога, я проводил их до машины и, как только вернулся в дом, услышал телефонный звонок, в трубке раздался женский голос, звучал он неплохо.

— Бук?

— да, крошка, ты кто? я только что вышел из тюрьмы.

разговор оказался междугородный, звонила одна пизда из Сакраменто, но я не мог дотянуться до нее своим хуем, к тому же я все еще был без носков.

— иногда я читаю и перечитываю книжки твоих стихов, Бук, они совсем не стареют. Бук, я все время о тебе думаю.

— спасибо, Энн, хорошо, что позвонила, ты славная малышка, но сейчас я должен пойти и раздобыть чего-нибудь выпить.

— я люблю тебя, Бук.

— и я тебя, Энн…

я вышел и купил шестерку больших банок пива и пинту шотландского виски, когда я наливал первую дозу виски, телефон опять зазвонил, я залпом осушил полстакана, после чего снял трубку.

— Бук?

— ага. Бук. я только что вышел из тюрьмы. Бук.

— да, я знаю, это Вера.

— ах ты пизда паршивая! ты вызвала копов!

— ты был ужасен, ужасен! они спросили, не хочу ли я выдвинуть против тебя обвинение в изнасиловании, я сказала, что не хочу.

на двери у нее была цепочка, но я видел, что творится внутри, во мне бурлила пинта виски заодно с шестеркой больших, на ней был халат, халат был распахнут, и я разглядел одну весьма похотливую грудь, горящую желанием оказаться возле моего рта.

— Вера, крошка, — сказал я, — думаю, мы могли бы стать хорошими друзьями, очень хорошими, я прощаю тебя за то, что ты позвонила копам, впусти меня.

— нет, нет. Бук, мы никогда не сможем стать друзьями! ты ужасный человек!

грудь все молила меня и звала.

— Вера!

— нет, Бук, забирай свои вещи и уходи, я прошу тебя!

я выхватил у нее из рук носки и бумажник.

— ладно, толстуха, засунь их в свою студенистую жопу!

— о-о-о-о! — сказала она и захлопнула дверь, роясь в бумажнике в поисках своих тридцати пяти долларов, я услышал, как она поставила Аарона Копленда. ну и пустышка!

я спустился по подъездной дорожке, на сей раз без полицейского эскорта, чуть пониже я обнаружил машину, сел. она завелась, я дал ей согреться, славная старушенция, я снял башмаки, надел носки, вновь надел башмаки, а потом, в очередной раз превратившись в добропорядочного гражданина, включил задний ход, выехал между двумя машинами, чисто развернулся и по темной улице поехал на север, север, север…

к самому себе, к своему дому, к чему-то, старенькая машина выдохлась, потом выдохся я, и дорога, а у светофора я обнаружил в пепельнице окурок старой сигары, закурил, слегка обжег себе нос, загорелся зеленый сигнал, я затянулся, выпустил дым, ничто не умирает без риска умереть, проиграл — возвращайся на старое место.

странно: иногда неебля бывает выше, чем ебля.

впрочем, быть может, я и не прав, говорят, я прав очень редко.

все, кто ко мне приходит, — люди со странностями, но ведь нынче почти у каждого свои странности; мир сотрясается и дрожит, как никогда прежде, и результаты этого налицо.

вот и он — слегка растолстел, отрастил бороденку и выглядит весьма сносно, он хочет прочесть на поэтическом вечере одно из моих стихотворений, я говорю, что не возражаю, а потом объясняю ему, КАК это стихотворение надо читать, и он начинает немного нервничать.

— где пиво? у тебя что, нечего выпить?

он берет четырнадцать семечек, запихивает их в рот, жует, как машина, я иду за пивом, этот малыш, Макси, никогда не работал, колледж он не бросает, чтобы не попасть во Вьетнам, ныне он готовится стать раввином, из него выйдет шикарный раввин, парень он крепкий и битком набит дерьмом собачьим, из него выйдет толк, но вообще-то он не против войны, как и большинство людей, он делит войны на хорошие и плохие, он хотел участвовать в арабо-израильской войне, но, прежде чем он успел упаковать вещи, треклятая заварушка уже кончилась, ясное дело, люди еще долго будут стрелять друг в друга; главное — выдать им маленькую штуковину, которая будет пощелкивать в процессе неопровержимой аргументации, стрелять в северо-вьетнамца нехорошо; пристрелить араба — милое дело, из него выйдет шикарный раввин.

он выхватывает у меня из рук пиво, слегка смачивает во рту свои семечки.

— господи Иисусе, — говорит он.

— вы убили Иисуса, — говорю я.

— ах, не надо об этом!

— не буду, это не мой профиль.

— я говорю, господи, ходят слухи, что ты получил неплохой гонорар за «УЛИЦУ СТРАХА».

— ага, я у них самый ходовой товар, я продаюсь лучше, чем все их выпуски Данкана, Крили и Левертов, вместе взятые, но это вряд ли о чем-нибудь говорит — «Лос-Анджелес тайме» тоже каждый вечер продается в огромном количестве, а читать в «Лос-Анджелес тайме» абсолютно нечего.