Смеющийся волк - читать онлайн книгу. Автор: Юко Цусима cтр.№ 5

И всё же для четырёхлетнего малыша то было самое дорогое место на земле, не имевшее названия и никак не связанное с географической картой. Ведь оттуда дитя как бы заново появилось на свет. Нынешний учащийся средней школы решил навсегда забыть то городское кладбище. Он хотел отсечь и уничтожить эту частицу Токио, огромного города, в котором он сейчас жил. Но затем он понял, что не может забыть то старое городское кладбище, где обитал с отцом до четырёх лет, что оно вновь стало дорого ему, и он стал бережно хранить детские воспоминания.

Он словно стирал с них пыль тряпкой и полировал. Куда бы он ни шёл, воспоминания всегда были с ним. И ночью он засыпал всё с теми же образами в душе. Чем больше очищались в его памяти воспоминания, тем больше было в них блеска, и вот уже, к его радости, тот четырёхлетний малыш снова вставал перед глазами.

Четырёхлетнему малышу нравилось это место, где не пахло живыми людьми. Он с удовольствием вдыхал запах старых кладбищенских камней. От камней пахло по-разному Запах чёрного камня. Запах белого камня.

Запах зеленоватого камня. Запах свежеотшлифованного камня. Запах камня, покрытого мхом.

Там были камни странной формы. Плиты, похожие на сухие листья, высокие обелиски, кресты, каменные яйца в густом кустарнике, каменные шары. Были просто гладкие плиты, были камни, похожие на домик с окнами. Были камни-изваяния в виде человека с головой монаха, стоящего на огромном цветке, сложив руки перед грудью.

Были и обрушившиеся камни надгробий, засыпанные сухой листвой.

Малышу особенно нравился камень в форме яйца. На него было очень удобно забираться и спрыгивать вниз.

Кошек и собак там почти не было. Животные не забредают в те места, где их не ждёт пропитание. Однако бывало, что здесь находили пристанище собаки с перебитой лапой, с вытекшим глазом, с лишаём по всей шкуре. Бывало, что он чуть было не наступал на больную кошку, что плелась по своим делам.

Однажды ночью послышались незнакомые звуки, похожие то ли на кваканье лягушек, то ли на шум ветра. Он спросил у отца, что это, но тот не ответил. Когда рассвело и небо посветлело, звуки утихли. Малыш пошёл бродить среди могильных камней. Он заглянул в кусты и там в расселине меж камней обнаружил свёрток — какой-то предмет, завёрнутый в грязные газетные листы. Из разорванной в клочья газетной бумаги торчали ручки и ножки младенца. Виднелась также правая часть личика. Белая щёчка спящего младенца. Малыш потрогал кончиком пальца маленькие голые посиневшие ручки и ножки. Младенец, казалось, слегка вздрогнул. Он был слишком маленький, так что трудно было даже представить, что это человек.

Малыш сказал отцу о своей находке. Но младенец больше уже не плакал. Отец пропустил слова сына мимо ушей и, как обычно, повёл с собой в город. Вечером, когда они вернулись, ни маленького тельца, ни газет на том месте уже не было. Если бы его расклевали вороны или растерзали собаки, должны были бы остаться хотя бы кости или газетная бумага. Малыш долго искал, но не нашёл ни единого пальчика младенца.

Кроме этого младенца иногда попадались ему на глаза и взрослые живые люди. Например, какой-то старикашка, который, должно быть, как и они с отцом, постоянно ночевал где-то на этом кладбище. Какие-то девицы. Какие-то парни в студенческих тужурках. И ещё какой-то мужчина в солдатской форме. Когда он доходил по широкой кладбищенской аллее до самого конца, из сени надгробных камней вдруг выбирались ещё какие-то люди. И тогда они смотрели друг на друга, подойдя вплотную, так что дыхание их смешивалось в воздухе. Потом отводили глаза и расходились в разные стороны. Они сразу же забывали тех, с кем только что встретились.

Четырёхлетний малыш уже привык к этому молчаливому обряду. Люди, жившие на кладбище, знали, что кроме них там обитают и другие, но ведь все они существовали в мире теней, то есть тех, прочих, как бы и вовсе не было. Кладбище всегда принадлежало только малышу и его отцу.

Его разбудил пронзительный женский крик. Сначала он подумал, что это кличет ночная птица. Малыш немного струсил. Пронзительные вопли раздавались в небе, пробуждая малыша ото сна, и стихали на время. Малыш открыл глаза и выполз из-под одеяла, разбрасывая сухие листья. Ночь стояла светлая. Наверное, было полнолуние. Словно во сне, белёсыми контурами прослушали сквозь мглу деревья и могильные камни.

Пытаясь выяснить, откуда долетают крики, малыш пошёл бродить по кладбищу, подёрнутому белой дымкой. То был не одинокий зов — перекликалось два женских голоса. Они звучали вновь и вновь через короткие промежутки, то усиливаясь, то затихая и смолкая ненадолго. Пока малыш не заметил под деревом несколько мужчин и женщин, он и не догадывался, что такие звуки может издавать женщина. Однако ему уже не казалось, что это голос птицы или зверя.

Женщин было двое. Они лежали навзничь на земле. Их белые ноги шевелились и подёргивались. Спрятавшись за деревом, малыш со слипающимися глазами стоял и прислушивался. Непонятно было, смеются эти женщины или рыдают. Сверху на женщинах виднелись чёрные силуэты навалившихся на них мужчин. Белые ягодицы мужчин так и ходили вперёд-назад. Женщины кричали всё громче, а мужчины помалкивали. Женщины смеялись, вопили, стонали и даже — что было уж совсем чудно — пытались запеть.

Девочка, держа в руках пустую бутылочку из-под сока, смотрела на сухие губы юноши. Щёки её раскраснелись, но она не опускала глаза. Двенадцатилетней девочке, только что перешедшей из начальной школы в среднюю, семнадцатилетний парнишка казался уже совсем взрослым. Взрослые часто говорят о чём-нибудь непонятном. Но ей казалось, что она всё же понимает, о чём речь. Она помнила пальцы незнакомых мужчин, что шарили у неё по трусикам в переполненном трамвае. Эти пальцы норовили забраться внутрь, в трусики. Девочка, ещё ученица начальной школы, вся сжималась и старалась увернуться от этих пальцев. Порой она вся в слезах выскакивала из трамвая. А иногда ей встречался в парке какой-нибудь мужчина, стоящий с расстёгнутыми и приспущенными штанами.

Было на свете и такое, сокрытое, постыдное. Девочка уже смутно ощущала его присутствие. И ей начинало казаться, что от этого, как ни старайся, не спастись. Что бы ей ни рассказывал юноша, она всё покорно слушала. Как бы неправдоподобно ни звучали эти истории, она старалась всё принимать на веру Она совсем не хотела разонравиться юноше и не желала, чтобы от его слов ей становилось страшно.

Когда девочка пошла в начальную школу, двери в школьной уборной на первом этаже заколотили в два слоя фанерой. В соседней школе какой-то мужчина пробрался с улицы в женскую уборную и убил там девочку. Говорили, что убийство очень жестокое. Она подумала, что, наверное, он эту девочку бил кулаками и пинал ногами. Но со слов взрослых выходило, что всё было не совсем так. В этом месте, в уборной, должно быть, были сокрыты какие-то постыдные тайны. Там надо было закрывать дверь и в одиночестве спускать штанишки. Но больше она ничего не знала. Девочка всегда чего-то боялась этой наглухо заколоченной школьной уборной на первом этаже. Туда никто не заходил, и внутри никогда не зажигалась лампочка. Наверное, там полно пыли. Пауки везде раскинули свою паутину, расплодились другие насекомые. Ей всё казалось, что где-то там, в темноте, лежит тело убитой девочки. Оно, наверное, постепенно оседало, оседало — и рухнуло. Маленькое мёртвое тело. Если прислушаться, из-за дверей уборной долетает плач…