Одетта. Восемь историй о любви - читать онлайн книгу. Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт cтр.№ 34

— Значит, время есть.

С этими словами Ольга закрыла глаза и отвернулась к стене, обхватив худые плечи.

Поняв, что больше из новенькой ничего вытянуть не удастся, Татьяна вернулась к подругам.

— Она не лыком шита. Это внушает доверие. Есть надежда, что…

Все — даже Лиля — решили подождать. Всю следующую неделю новенькая выдавала не больше фразы в день, и ту приходилось тянуть из нее клещами. Это поведение укрепляло надежды видавших виды заключенных.

— Уверена, что ей это могло прийти в голову, — сказала наконец Лиля, которая с каждым часом все больше верила в это. — Она точно из тех, кто все предусмотрит.

День принес немного света, но из-за тумана все казалось серым; когда он рассеялся, над лагерем навис непроницаемый щит темных гнетущих облаков, напоминающий армию часовых.

Поскольку никому не удавалось войти в доверие к Ольге, они понадеялись, что сумеют во время очередной помывки узнать, не прячет ли чего новенькая, — но было так холодно, что никто не делал поползновений раздеться; обсохнуть и согреться было невозможно, пришлось ограничиться быстрым умыванием. Как-то утром они обнаружили, что благодаря густоте Ольгиных волос капли скользят по ее шевелюре, не проникая внутрь, словно это непромокаемый головной убор.

— Ну что ж, — решила Татьяна, — придется рискнуть.

— Ты хочешь прямо просить у нее?

— Нет, показать.

— Представь, вдруг она донесет? Что если ее подослали, чтобы устроить нам ловушку?

— Непохоже, — сказала Татьяна.

— Совершенно непохоже, — подтвердила Лиля, завязав узел и оборвав нитку.

— Очень даже похоже! Разыгрывает тут суровую дикарку, глухонемую, которая ни с кем не водится: недурной способ втереться к нам в доверие!

Это выкрикнула Ирина, удивив других женщин, впрочем она и сама была поражена логичностью своих доводов.

— Вот если бы мне поручили разузнать что-то в женском бараке, — продолжила она, — я бы не нашла лучшего способа за это взяться. Держаться букой, ни с кем не заговаривать и таким образом со временем вынудить пойти на откровенность. Это ведь гораздо хитрее, чем вести задушевные беседы. Может, среди нас сейчас один из лучших агентов СССР.

Лиля, заслушавшись и вдруг поверив Ирине, вонзила себе в палец иголку. Она с ужасом глядела на выступившую капельку крови.

— Я хочу, чтобы меня немедленно перевели в другой барак!

Татьяна вмешалась:

— Ирина, ты здраво рассуждаешь, но это всего лишь твои догадки. А мне интуиция подсказывает другое. Этой можно доверять, она такая же, как мы. Может, более стойкая.

— Давай подождем. Потому что если нас застукают…

— Да, ты права. Подождем. И главное, попробуем довести ее. Надо перестать с ней разговаривать. Если Ольга доносчица, специально подосланная к нам, то она запаникует и попытается сменить линию поведения. Сделав это, она себя выдаст.

— Неплохо придумала, — поддержала Ирина. — Давайте вести себя, будто ее здесь нет, посмотрим, как она отреагирует.

— Это ужасно… — вздохнула Лиля, лизнув палец, чтобы тот поскорее зажил.

В течение десяти дней ни одна из заключенных барака номер тринадцать не заговорила с Ольгой. Та, казалось, этого сначала не замечала, потом, когда наконец до нее дошло, ее взгляд стал жестким, почти каменным; но она ни словом, ни жестом не нарушила молчание. Она приняла свою изоляцию.

Похлебав супу, женщины собрались вокруг Татьяны.

— Доказательства налицо, разве нет? Она не сдалась.

— Да, просто ужасно…

— Лиля, тебе все внушает ужас…

— Согласитесь, это кошмар: понимать, что все тебя отвергли, и не двинуть мизинцем, чтобы помешать бойкоту! Это почти не по-человечески… Да есть ли у нее вообще сердце, у этой Ольги?!

— Кто тебе сказал, что она не страдает?

Лиля на минуту перестала шить, воткнув иголку в ткань: она об этом не подумала. Ее глаза тут же наполнились слезами.

— Она чувствует себя несчастной из-за нас?

— Да она такой прибыла сюда и вряд ли здесь стала еще несчастнее.

— Бедняжка! Это по нашей вине…

— Мне все же кажется, что на нее можно рассчитывать.

— Да, ты права! — воскликнула Лиля, вытирая слезы рукавом. — Давайте поговорим с ней поскорее. Мне так больно при мысли, что она такая же заключенная, как и мы все, а мы лишь усугубляем ее горе, делая ее жизнь невозможной.

Посовещавшись несколько минут, женщины решили рискнуть и открыть свой план; Татьяне предстояло вступить в переговоры.

Лагерь вновь погрузился в сон; снаружи стоял мороз, в снегу между бараками порой проскакивали юркие белки.

Ольга, держа миску одной рукой, крошила черствую корку.

Татьяна подошла к ней:

— Ты знаешь, что раз в два дня тебе положена пачка папирос?

— Представь себе, заметила, я же курю!

Ответ, словно ракета, сорвался с ее губ, недельное молчание ускорило ее речь.

Татьяна заметила, что, несмотря на агрессивность, Ольга сказала больше, чем обычно. Должно быть, ей не хватало человеческого общения… Татьяна сочла, что можно продолжать.

— Раз ты все замечаешь, то наверняка заметила, что ни одна из нас не курит. Или что мы курим самую малость в присутствии надзирательницы.

— Хм, да. Нет. Что ты имеешь в виду?

— Ты не задумывалась, для чего нам папиросы?

— А, понятно, вы их меняете. Это же лагерные деньги. Ты что, хочешь мне их продать? Мне платить нечем…

— Ошибаешься…

— Если не деньгами, то чем расплачиваться?

Ольга неодобрительно покосилась на Татьяну, будто заранее отвергая то, что ей предложат. Поэтому Татьяна помедлила с ответом.

— Мы не продаем курево и не меняем. Мы используем папиросы для другого.

Почувствовав, что пробудила любопытство новенькой, Татьяна замолчала, зная, что выиграет, если вынудит Ольгу к продолжению разговора.

В тот же вечер, подойдя к Татьяне, Ольга долго смотрела на нее, словно прося нарушить молчание. Бесполезно. Татьяна хотела отыграться за тот первый день.

Наконец Ольга сдалась:

— Ну, так что вы делаете с куревом?

Татьяна обернулась и пристально на нее посмотрела:

— Там, на воле, у тебя кто-то остался?

Ольгино лицо исказила болезненная гримаса.

— У нас тоже, — продолжала Татьяна. — Мы скучаем по мужьям, но почему мы должны тревожиться за них больше, чем за самих себя? Они в других лагерях. Нет, то, что нас волнует, это дети…