— Пора! Аластер подает мне знак. Нехорошо заставлять ждать придворного палача Князя тьмы. Он поработает над вашей сущностью, после чего вы предстанете перед коллегией объединенного верховного суда по обвинению в преступлении против системы. Вам, Лукарий, придется страдать, и физические страдания в сравнении с вашими покажутся именинами сердца. Но мне вас не жаль! Как светлый дух, как служитель иерархии Светлых сил вы знали, на что шли, знали, что обратная сторона высшей справедливости есть высшая жестокость. Это не мы, это Он сделал таким мир, мы же лишь Его слуги и рабы!
Нергаль подошел, остановился бок о бок с Лукарием, и тот почувствовал, как невидимая силовая сеть опутала все его тело, сковала дыхание. В следующий миг плиты пола разошлись у их ног, земля разверзлась, открыв пропасть преисподней. Нергаль поднял руку — языки пламени взметнулись из адовых глубин, обдав их жаром и смрадом геенны огненной. Лукарий ощутил, как страшная сила пронзила его миллионами игл, оторвала от пола, он уже видел ниспадавшую в пропасть, кипящую лавой реку… Как вдруг все вокруг озарилось чистым голубым светом и в этом сиянии, сотканный из него, им явился ангел сильный. Лик его был величествен и прекрасен, печать легкой скуки хмурила высокое чело.
— Лукарий, — сказал ангел сильный голосом нежным и глубоким, как звук влюбленной флейты. — Я послан за тобой.
— Нет! Это ошибка, — вскричал Нергаль, мгновенно потеряв спокойствие испанского гранда. — Так не может быть! Лукарий преступник, он должен предстать перед верховным судом! Его ждет высшая мера наказания! Он не пойдет с тобой!
Ангел поднял огромные сияющие и в то же время печальные глаза. Казалось, легкая вуаль грусти витает вокруг его светящейся фигуры. Не желая того, Серпина и негр рухнули на колени, Черный кардинал попятился, оглашая замок проклятьями.
— Стареешь, Нергаль… — сказал ангел сильный почти ласково, но на этот раз в его нежном голосе едва слышно прозвучали грозные раскаты меди. — Стареешь… Ты уже не в состоянии различить мой чин. Знай же, Нергаль, я Принципал из третьего ранга Начал, а не какой-то посыльный ангел. Прошу тебя, не заставляй прибегать к силе.
— Но этого человека ждет ад, сама память о нем будет стерта со скрижалей истории! Он покусился на святая святых — на систему!
— Конечно, если ты хочешь, — ангел сильный не слушал возбужденную речь Черного кардинала, — я могу дать тебе отдохнуть пару тысячелетий в мире лунного одиночества. Если ты хочешь…
Произнеся эти слова тихим усталым голосом, ангел сильный подошел по воздуху к Лукарию, поднял его, поставил рядом с собой.
— Проклятье! — прорычал Нергаль, пятясь, не в силах вынести приближение посланца неба.
— Vade retro, Satanas! — не поворачивая головы, бросил Принципал, и в тот же миг начальник Службы тайных операций и оба его слуги превратились в пепел. Сохраняя форму, их тела постояли мгновение и осыпались на пол, поднимая клубы серой пыли. Стены замка закачались и со страшным грохотом рухнули к подножию скалы.
— Пойдем, Он хочет тебя видеть, — ангел сильный взял Лукария за руку.
— Постой, — попросил Лукарий, — я хотел бы взять ее с собой.
— Ты хочешь, чтобы она умерла и никогда не вернулась на Землю? — Голос Принципала был намеренно плоским, но в этом безразличии Лукарию послышался укор. — Закон причины и следствия неумолим: прервав череду реинкарнаций, ты обрекаешь ее душу на вечные скитания в астрале. Ты этого хочешь? — Своими огромными сияющими глазами он посмотрел на стоящего перед ним человека, продолжил: — Я вижу, ты возжелал, не подумав. Идем!
— Но тогда я никогда больше ее не увижу…
Ангел сильный его не слушал. Прямо над их головами разошлись облака, и Лукарий увидел бесконечно-голубое, радостное небо, все пронизанное золотистыми лучами. Яркая вспышка света охватила их тела, и они исчезли из трехмерного пространства нижнего мира людей. Стремя полет к наполненным волшебным сиянием сферам миров просветления, ангел сильный нес своего спутника над скудными, печальными пространствами чистилищ, над бредущими бесконечной чередой тенями людей, осмысливающих свой жизненный путь. Далеко внизу глубинным огнем догорающих углей обозначились в кромешной мгле страдалища и миры искупления, за ними, безмерно серый, напомнивший Лукарию застывшую лаву, угадывался плотный монолит ядра ада. В безудержном стремлении вверх путь их лежал в высшие пространства вселенской воли и разума, туда, где начинались Его чертоги.
— Дальше пойдешь сам, — сказал ангел сильный, и Лукарий увидел себя стоящим на сотканной из переливающегося света лестнице. Он хотел поблагодарить ангела за спасение, но тот совсем нахмурился, заговорил, не поднимая своих чудесных глаз:
— Я должен просить у тебя прощения, Лукарий. Я тебе позавидовал, а это страшный грех. Мы, ангелы, отвечаем за чистоту своих помыслов и чувств. Прости меня, Лукарий, ради Господа нашего прости! — Принципал еще ниже склонил голову.
— Я только рад тебя простить, — удивился Лукарий. — Но скажи, чему ты, ангел сильный, мог позавидовать в моей несчастной судьбе?
— Не говори так, ты не знаешь своего счастья. — Принципал поднял на него сияющие глаза. — Я позавидовал любви к тебе женщины, той ее силе, что смогла обратить на тебя Его внимание. Хотел бы я знать слова ее молитвы… Теперь я должен тебя покинуть. Прошу, не говори никому о моем грехе, я справлюсь с ним сам. Прощай!
Лукарий посмотрел вслед исчезающему в глубинах пространства ангелу. Перед ним, играя всеми цветами радуги, лежала сотканная из световых лучей лестница. Сначала тяжело, потом все легче и легче он пошел по ней вверх, уже едва касаясь ступеней, чувствуя с каждым шагом все возрастающую свободу движения. Он уже не шел, он летел над струившейся под ним, переливающейся внутренним светом рекой, а вокруг, будто в затейливом танце, плавали, проходя одна сквозь другую, огромные полупрозрачные сферы. Едва различимое пение чистых детских голосов постепенно заполнило все пространство, и покой, и приятие мира хлынули в его душу серебристыми очищающими струями. Как-то сами собой исчезли, растворились внешние формы, и голубоватый с золотыми переливами свет слился с небесной музыкой и пением, став единым целым. Без малейшего усилия, упиваясь переполнявшим его счастьем, Лукарий плыл в этом мире, не ощущая ни времени, ни границ пространства, чувствуя лишь, как нечто удивительное и ласковое обнимает его, и он уже знает, что есть всепрощение, как знает, что такое любовь. И вдруг разом, океанской волной, обрушилась на него радость, все его трепещущее от счастья существо охватил чистый восторг. Яркий, ни с чем не сравнимый свет залил мир. Он не слепил, а нежил и ласкал, и в этом свете, и этим светом — Лукарий знал точно — был Он.
— Ты хотел говорить со Мной, — сказал голос, услышанный им в глубине собственного «я», и он вдруг понял, что никакие мысли, никакое знание не может быть для Него тайной.
— Господи! — Лукарий не испытывал ни страха, ни подобострастия, а только чистую радость полного откровения. — Прости меня! Я хотел рассказать Тебе то, что по ограниченности своей считал бесконечно важным, теперь же я вижу всю ненужность затеянного…