Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - читать онлайн книгу. Автор: Олеся Градова cтр.№ 42

— Конечно. Ты видишь зарубки на рукоятке. Это означает, что меч боевой, которым убивали столько раз, сколько нанесено зарубок.

Я коснулась пальцем лезвия самого старого из них, как будто он мог рассказать мне свою историю. Антон снял со стены ножны и вытащил кривой, какой-то полуистлевший, если можно так сказать о металле, нож.

— Что за артефакт? — У меня был высокомерно-пренебрежительный тон.

— Такими ножами делали харакири. Ему две тысячи лет. Он очень хрупкий, осторожно. — Антон передал мне его с нежностью, как будто нож действительно может рассыпаться в моих руках. — Ты что-нибудь чувствуешь?

— Да, дыхание смерти.

Я фантазировала. Конечно, я ничего не чувствовала, пока держала в руках эту древность. С большим удовольствием я бы поиграла сейчас блестящим кинжалом с изумрудами на рукоятке. Я поймала быстрый взгляд, которым они обменялись с Дамиром, но не смогла точно расшифровать его — «пустышка» или «то, что надо»?

Ему показалось, что я недостаточно уважительно отнеслась к его любимой игрушке. Вообще, странное дело, пустая квартира. В том смысле, что здесь вообще блокированы энергии. Я всегда чувствую стены — есть дома, в которых я не могу спать, потому что меня тревожат видения. А тут не было НИЧЕГО. Ни любви, ни смерти, ни рождения… Как будто в этом доме НИКТО не жил. «Странное дело, — еще раз подумала я, — видимо, ему очень надо, чтобы я потеряла это самое «ощущение стен». Я продолжила изучение предметов быта.

— А это что такое? — Я увидела жестянку с мелочью, точно такую же, как у Дамира.

— Я собираю мелочь, потом делаю заговор и отношу во двор — тот, кто забирает деньги, забирает все плохое, что я накопил — болезни, беды…Надо стараться, чтобы нашел не какой-нибудь бомж, а, например, какая-нибудь мамаша, которая гуляет в парке с ребенком.

Меня опять покоробило от этих историй.

— Я тут потеряла бриллиантовую сережку в магазине, где мерила одежду, так Дамир мне предлагает выбросить и вторую — с заговором. Но я не знаю, что говорить.

— Просто скажи: «Тот, кто сережку возьмет, беды и болезни мои заберет». И оставь ее где-нибудь на скамейке или лучше в ресторане. Там работают молодые девчонки.

— Я все еще продолжаю думать, что это негуманно.

— Нет такого понятия — гуманизм. Ты должна думать о себе.

Раздался звонок в дверь. Пришла девушка Антона. Этот персонаж занимал меня не меньше, чем сам Учитель. Я как кошка прыгнула на диван и застолбила удобный наблюдательный пункт. Подобрала хвост, навострила уши. Она разулась, сделала шаг в комнату, потом почему-то вернулась и надела шпильки. Она, видимо, хотела казаться выше для меня — миниатюрная, худенькая, какая-то серая… Присела в кресло рядом с Антоном, не участвовала в общем трепе, не курила. Смотрела вокруг как зверек, которого привели в незнакомый дом. Я чувствовала себя здесь явно более раскованно, как своя. Пространство уже начало подстраиваться под меня, или я начинала привыкать к этим измерениям. Мы опять курили дурь, я рассказывала про построение политического имиджа государства и роли средств массовой информации в управлении страной. Меня слушали с интересом. Но я все время ловила себя на мысли, что меня «несет». Олеся Градова — весь вечер на арене цирка, — так характеризовала я подобные «выступления». И это наверняка от хорошей травы.

Потом мы решили вежливо удалиться, чтобы оставить эту «неподходящую» друг другу пару наедине.

— Думала, его женщина должна быть более яркой, — я не преминула опустить «соперницу».

— А ему нравятся такие тихие.

— А такие громкие, которые весь вечер на арене и рассказывают о государственном имидже?

— Вообще такие ему отвратительны, но ты ему очень понравилась, он сказал мне об этом.

— Мне было очень интересно с ним, — я старалась показаться более милой, чем минуту назад.

— Мне не надо ревновать?

— Нет, конечно, это просто жажда исследователя. Хотя я не поняла, кто кого препарировал, когда мы общались. Мне кажется, что, когда я хотела узнать что-то о нем, почему-то начинала рассказывать про себя. Это трава виновата.

— Он не рассказывает о себе. Это видимость, которую он создает — вроде как полностью открыт для общения, а потом понимаешь, что ты ни на миллиметр не продвинулся в познании его души. Он никого не впускает. А вход в его дом охраняют два демона.

Я почувствовала усталость от всех этих мрачных историй. Мой мир, который не всегда был лучезарен, но все-таки достаточно прост, наполнялся, как смрадом, по-прежнему чужими мне догмами. Мое любопытство и азарт исследователя уступали место странной тоске — я как будто и в этом мире была чужой. Пытаясь сбежать из того, как он выражался, мира белых, где я была непризнанной и нежеланной, как черная, — здесь я тоже была иностранцем…

Эпизод 26. Кровь

Я сидела на берегу тихой и струящейся под лунным светом реки, придерживая платье-тунику возле щиколоток, будто защищаясь от порывов ветра, скользившего под тонкую шелковистую ткань. Я кого-то ждала, но не знала, КТО должен прийти. Но как будто это свидание, назначенное и исполненное в полночь, было значимо для меня.

Я не сказала ни слова, когда он подошел сзади и коснулся моих плеч, тронув кончиками пальцев, как будто играя на каких-то струнах. Мне показалось, что это были две пары рук, потому что мурашки пробежали сначала возле лопаток и почти одновременно по животу. Я боялась обернуться, как если я нарушу какую-то договоренность, скрепленный кровью договор. Я позволяла этим рукам совершать бесстыдные ласкающие движения, изгибаясь всем телом, раздвигая колени и впуская его пальцы внутрь себя.

Он повернул к себе мое лицо, но глаза мои по-прежнему были закрыты, и даже если бы я захотела, не смогла бы поднять веки. Обратно тому, как мы закрываем глаза от ослепительного солнца, я не могла смотреть на слепящую Тьму. Он провел ладонью по губам, как бы запрещая мне говорить и стонать, чем-то острым полоснул подол, беззвучно разошедшийся до самого сокровенного, и, войдя в меня, заставил меня дрожать от наслаждения, беззвучно, страшно, сладко, извиваться под ним.

Его тело было по-звериному волосато, и я почти узнавала своего властелина, но не могла произнести его имени. Он должен оставить свое семя во мне, и как единственную заложенную в сознании программу, я исполняла свой поверженный танец, ожидая долгожданного потока внутри влагалища. Боль, сравнимая с той, что испытываешь при родах, когда нутро твое рвется от идущего по путям плода. Боль изодранной о колючие ветки и камни кожи. Боль на губах, закушенных при оргазме в кровь. Боль от распятого и истерзанного тела. Я теряю сознание от боли, а когда прихожу в себя, никого уже нет рядом со мной. Я поднимаюсь с земли, чувствуя, как горячая слизь растекается по внутренней поверхности бедер, слизь, смешанная с кровью, слизь, которая должна дать жизнь новому существу, которое ничего не будет иметь общего со мной, и моя кровь из рассеченного когтями лона… Я ступаю в воду, надеясь остановить боль и кровь, но вода обжигает меня.