В интересах революции - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Антонов cтр.№ 39

У Томского пропала охота продолжать дискуссию. Владар остановился и не сказал, а скорее простонал:

— Прости, Господи, грехи мои тяжкие…

Анатолий вдруг почувствовал, что у этого старика есть какая-то тайна. Душевная боль. Владар запрятал ее очень глубоко и не желает ни с кем делиться своим бременем.

Да какого, собственно, черта!

Разбираться с внутренними переживаниями Кольцова — не его дело. Важно, что он приобрел нового союзника. Друга, на которого можно положиться. А терзания Владара, как и острые идеологические разногласия, сейчас для него на втором плане. Они еще не выбрались из незнакомых мест. За Виктором надо следить в оба.

Короткий путь — еще не самый лучший.

После того как группа миновала узкую расселину, на известняковых стенах ползущего вверх коридора появились продольные и поперечные шрамы — следы инструментов древних строителей города. Людей, стараниям которых Москва стала именоваться белокаменной. Знали бы они, во что превратят их город неблагодарные потомки!

Вездеход нагнал Томского, потянул его за рукав и поднес палец к губам.

— Т-с-с… Прислушайся. Позади кто-то есть.

Поначалу Толик не услыхал ровным счетом ничего. Пол туннеля был устлан обломками известняка. Если бы кто-то шел позади, он непременно выдал бы себя хрустом. Или он просто остановился и затих?

Толик знаком приказал Аршинову замереть. В этот момент все услышали звук, настороживший карлика. Тихий, как дуновение ветерка, стон. Затем шепот, напоминающий сонное бормотание. Томский увидел перекошенное ужасом лицо Виктора. Провожатого трясло так сильно, что он выронил факел. Огонь все равно должен был бы гореть, но он через секунду погас. В кромешной темноте испуганно вскрикнул Аршинов:

— Ты видел, Томский?.. Ты видел?! Мама родная!

Толик не поверил своим ушам. Аршинов? Должно быть, увидел что-то действительно ужасное. Напугать бесстрашного прапора не могли даже полчища мутантов, а остановить — только выстрел прямой наводкой из гаубицы. Томский на ощупь отыскал Аршинова.

— Что там, Леха? — потряс он его за ворот.

— Девка! Одежка на ней, как сорок лет назад. Толян, кажись, я обделался легким испугом… Откуда она здесь? Не верил я в привидения. Прапорщикам в духов верить уставом не положено. Но эта стерва стояла вон там и протягивала ко мне руки! Только, Толян, половины головы у нее нет. Все мозги наружу, а вторая половина, мать ее, целая! И она улыбалась мне частью рта! Разевала хлебало! Свят, свят…

Толик вздохнул, влепил Аршинову пощечину, и паникер смолк.

— Твоя задача — следить за Виктором, а не на девок пялиться! Где проводник?!

— Здесь, — спокойно ответил Вездеход. — Он и не собирался убегать, но я на всякий случай его придержал.

Вытянув руку вперед, Томский пошел на голос карлика и когда нащупал повязку на голове, дернул за нее так, что Виктор взвизгнул от боли.

— Говори.

— Это они. Рабочие каменоломен…

— Ерунда. Мертвецы не стонут.

Ответить Виктор не успел. Раздался звонкий удар по камню и шорох осыпающегося известняка.

— Я же говорил, — зашептал солнцепоклонник. — Они не любят чужаков и появляются здесь всякий раз, когда их покой нарушают посторонние. Здоровенные такие, голые по пояс мужики с кирками в руках. Катают здесь свои тележки с породой и могут размозжить голову всякому, кого увидят.

— А девка? — вмешался успевший успокоиться прапор. — Она ж в современной одежде. Не сходится. Гонишь!

— Эта еще хуже. Ты увидел Эву-спелеолога. Она когда-то погибла под обвалом и с тех пор бродит по заброшенным каменоломням. К кому повернется целой стороной лица — будет жить долго. Кто увидит изуродованную половину — пиши пропало. Ты все лицо целиком видел — значит, ваши судьбы не определены. Надо бежать. Идти вперед. Прямо сейчас.

— Ну-ну, раскомандовался тут. — Томскому тоже было не по себе от рассказа Виктора, но поддаваться панике он не собирался. — Прежде всего, зажги факел, а потом уж разберемся и с Эвой, и с древними строителями.

— Потом! — запротестовал Виктор. — Нельзя терять ни секунды!

Вездеход, как всегда, отреагировал молниеносно. Ткнул проводника кулаком под ребра.

— Делай, что говорят, а не то я лично покажу тебе изуродованную половину Эвы-спелеолога.

Виктор, причитая, принялся выполнять приказание, но не успел зажечь факел. Вновь прозвучал удар кирки о камень, а затем подземелье содрогнулось от раскатов хохота. Смех звучал с минуту, потом сменился столь же громким кашлем. Призрак рабочего каменоломен кашлял так, что казалось, он выплевывает ошметки своих легких. Пауза. Неразборчивый шепот. И вдруг — рычание. Затем стон и вновь — невнятное бормотание.

Жалоба на невозможность покинуть этот мир и страшный приговор на бесконечные скитания по мрачным подземельям. Туннелям, которые глубже самого Метро. Теперь Томский не сомневался: Роберт не врал насчет призраков. Люди, умершие в каменоломнях от голода и жажды, зачахшие от непосильного труда и погибшие при обвалах, превратились в привидений. Остались здесь навсегда, чтобы напоминать живым о своих страданиях.

* * *

Лена чувствовала: в лагере что-то происходит. Узников переводили из клетки в клетку хмурые, не разговаривающие даже друг с другом охранники. В воздухе повисло напряжение.

Когда за Еленой пришли, она решила: все дело в ней, это из-за нее нарушен привычный уклад жизни Берилага. За несколько дней она привыкла к нему так, словно сидела в клетке целую вечность. Иногда даже находила силы поесть. Не для себя — для ребенка. Потом забивалась в дальний угол клетки, закрывала глаза и вспоминала счастливые дни, проведенные в Полисе. Лена где-то читала, что свободу нельзя запереть в клетку, она — внутри человека. Теперь на собственном опыте поняла, насколько справедлива эта мысль. Важно не признавать себя узником, и тогда переносить заключение станет значительно легче.

Все эти мысли улетучились, когда ее вывели на платформу и повели по знакомому пути к кабинету коменданта. Любое свидание с ЧК не обещало ничего хорошего.

На этот раз Корбут не стал играть в прятки и устраивать театральные представления.

Кабинет был ярко освещен, и в этом беспощадном, режущем глаза свете холодно поблескивали хирургические инструменты.

Когда взгляд Елены добрался до операционного стола, твердость духа стала понятием абстрактным. Бледность залила лицо, губы задрожали.

Чеслав с ходу взял быка за рога. Застегивая пуговицы белого халата, улыбнулся.

— Я все знаю, девочка. Не говорил, что у тебя был шанс встретиться с муженьком. Хотел сделать приятный сюрприз. Теперь этого не будет. Примкнув к заговорщикам, ты окончательно перечеркнула собственную жизнь и судьбу своего малыша. Покорность и еще раз покорность — вот что должно быть девизом для любого заключенного Берилага. Почти что «оставь надежду всяк сюда входящий». Надо будет материализовать эту дельную мыслишку на куске кумача. И насчет дельных мыслишек. На стол ее!