Крайний - читать онлайн книгу. Автор: Маргарита Хемлин cтр.№ 22

Я не отвечал, но видом показывал, что обсуждать не намерен.

Я рассчитывал, что как только появится Янкель, бабы мне скажут. Тогда уже я перееду к нему. И начну восстанавливаться на новом месте. Янкелю можно доверить всю подноготную. Как он к ней отнесется — я старался наперед не размышлять.

У Винниченки я прожил неделю. Когда я мучил Винниченку, во время резких движений моя рубашка треснула, на спине и под мышками. Ниток-иголок я не нашел. Гришина одежда пришлась мне как раз. Хоть и плохонькая, но чистая. Выстиранная еще Мотрей.

Каждую секунду я ждал, что Дмитро Иванович подаст осмысленный голос.

И вот случилось.

Когда я давал ему напиться, он посмотрел на меня удивленно:

— Нишка? Зайденбанд?

— Я.

— Прыйшов. Я знав, що прыйдеш. Нишка. От зараз я встану. Зараз.

Винниченко сделал попытку подняться. Раз. Второй. Третий.

Сел, свесил голые ноги.

Уставился на меня:

— Нишка, шо ты тут робыш?

— Вас смотрю. Вы ж болеете, а я вас смотрю. Кормлю.

— Ну-ну. А я шо, спав?

— Болели вы, Дмитро Иванович. Сильно болели.

— А тэпэр шо, нэ болию?

— Теперь нет. Теперь вы здоровый.

Я на всякий случай надбавил оптимизма в свое сообщение. И Винниченко поверил. Слез с печи. Дошел до стола. Там и картошка, и сало, свежие огурчики, и яйца вареные. Вера Кузьмовна дала.

Поел.

Сидит как на иголках.

Я спрашиваю:

— Что такое? Может, вам помочь? За большим делом надо? Так не стесняйтесь, я вас кругом уже изучил, и спереди, и сзади. До уборной доведу под ручку.

Пошли во двор. Но Винниченко не имел в виду уборную. Остановился, оперся об мое плечо и крепким ненатуральным голосом говорит:

— Ось тэпэр буду жить.

Сказал, меня оттолкнул и твердо стал своими босыми ногами на траве. Раздетый, разутый, грязный, аж запах по воздуху льется неприятный. В хате вроде принюхались. А на солнце слышно сильнее.

Я говорю:

— А раз будете жить, так давайте грязь смывать общими усилиями. Хватит размазывать.

И так громко сказал, чтобы соседские бабы слышали. А то как мертвому помогать, так их нету. А как шептаться насчет гигиены — они первые.

И обращаюсь в лицо:

— Женщины, окажите помощь. Я сам, как мужчина, не имею навыка. А вы ж сможете лучше всех. Устройте немощному помывку. И генеральную уборку в хате. Коммунистический субботник.

И улыбаюсь приветливо.

И правда, бабы отозвались душой на мое пожелание. И помыли, и убрали, и двор подмели.

Сидим все — человек восемь — в хате. Нас мужчин двое — я и Винниченко — лежачий. Остальные бабы. Бабы принесли еду, самогонку, наливку. Едим, пьем, говорим тосты.

Винниченко лежит на печи, как именинник. Ему наперебой то картошечку поднесут, то сальца жареного кусочек, то яичко беленькое, то помидорчик красненький, то огурчик зелененький. То яблочко желтенькое.

Он рукой отодвигает и требует глазами выпить. Налили стопку. Выпил одним махом.

Заснул.

В ходе подобного мероприятия люди невольно сближаются. Пошли разговоры по душам.

Выяснилось, что весь Остёр ломает голову, почему я приехал. Я объяснил, что хочу поселиться здесь наново. С чистого листа.

Бабы приветствовали мое решение. Каждая по своему особому знакомству в той или иной сфере деятельности предлагала мне помощь. Разнеслись слухи, что я парикмахер. Харытя Потаповна заверила, что у нее в райсовете кто-то заведует вопросами бытового обслуживания, и в два счета меня определят в парикмахерскую вместо нынешнего мастера. А если не вместо, так что-нибудь придумают, чтоб использовать по назначению. После войны много заботились о культуре. Культурный человек меньше склонен к зверствам.

Потом перешли на прошлое. Вспомнили павших героев. Хмель брал свое.

Я говорю:

— Вот как распорядилась судьба. Пьем в хате полицая. Отдаем дань павшим партизанским героям и бойцам Красной Армии. А полицай на печке, накормленный и помытый до белого состояния вашими трудовыми руками, храпит.

Бабы замолчали. Отставили стаканы.

Стали прощаться. Я объяснил, что не имел в виду ничего обидного. Мало ли как жизнь складывается. Но напрасно. Веселье не вернулось.

Когда все разошлись, я подумал, что надо было рассказать, как Винниченко меня отогнал от верной смерти. Решил, что сделаю это в следующий раз.

Приснился Субботин и величественное здание вокзала в Чернигове. Я проснулся под внутренние звуки губной гармошки.

На пороге стоял Гриша Винниченко.

Меня узнал сразу.

Я кинулся обниматься, но он отступил.

— Ты чего тут, Нишка? Мне писали, ты в Чернигове на теплом месте.

— Был. А теперь тут. Ты против?

— А что мне против. Земля общая, советская. Я удивляюсь, что ты у нас в хате кидаешься обниматься со мной. С отцом пьянствовал, вижу. Сулея ополовиненная.

Гриша решил, что я просто в гости зашел. Про плачевное состояние отца не догадался.

Я рассказал. Про ухаживание, про то, что батько его одной ногой побывал в земле на два метра. Неизвестно, очухается или дальше в землю заглубится.

Гриша слушал меня и смотрел на печь, где надсадно храпел Дмитро Иванович. Подошел к нему, постоял. Потрогал рукой голову.

— Горячая.

Я обиделся.

— Я ему температуру не мерил. Я его с того света тащил. Руки занятые были. Сам меряй, если такой умный.

Гриша задумался.

Через силу протолкнул слова в мою сторону:

— Нишка, ты мне честно скажи, зачем пристал к батьке?

— Ничего я не пристал. Вещи у меня украли на подъезде к Остру. Куда мне идти? К тебе пошел. Не к батьке твоему. А ты в армии. Сказали, вот-вот прибудешь. Ждал. И дождался.

Гриша облегченно вздохнул.

Но сказал со злостью:

— А я подумал, ты с отца шкуру явился сдирать. Так я тебе хотел посоветовать с половины Остра содрать, чтоб больнее получилося. Чтоб тебе большее облегчение сделалося.

Я промолчал.

Сели за стол. Кое-что осталось из еды. Выпили. Я немножко. И Гриша немножко и сразу еще целый стакан.

Пошел разговор.

Гриша хотел записаться добровольцем, как только освободили Остёр. Смыть кровью позор за отца-полицая. Но по возрасту его взять не могли.

Мотря рада была сына со двора вытолкать хоть куда, только б с глаз начальства долой. Пусть бы он был далеко, если батьку пустят в расход или в лучшем случае в тюрьму. Тогда думали, что всех полицаев и других прихвостней постреляют без рассуждений. Но как-то обошлось. А Гриша нужное время пересидел на хуторе, а в свое время призвался. И после войны служил. Между прочим, на самом Дальнем Востоке. И там якобы видел отдельных японских женщин. И отзывался о них хорошо. Аккуратные и приветливые. Говорят тихо и ласково, а не как наши некоторые.