Испанский смычок - читать онлайн книгу. Автор: Андромеда Романо-Лакс cтр.№ 54

— Пожалуйста, Персиваль, — сказал я мягко, не обращая внимания на нетерпеливые взгляды других. — Не ввязывайся ты в это дело, прошу.

Он медленно покачал головой, схватил меня за уши и слегка потряс. На краткий миг мы снова превратились в двух мальчишек.

— Так ты с нами или как?

— Не с ними! Мы с тобой не должны участвовать в этой подлости.

— Не должны? Но мы уже участвуем.

— Только не я.

— Ах вот оно что! Ты предпочитаешь смотреть на бой быков через барьер, да? Без риска?

— Я вообще ни на что не хочу смотреть, — прошептал я. — Я ухожу.

— Ребята удивятся. Я и сам иногда тебе удивляюсь, братишка. На чьей ты стороне?

— Я ни на чьей стороне. Персиваль, не делай этого! — Я потянулся, чтобы обнять его, но он отступил назад, в темноту. Фонари погасли, факел Куима тоже. В воздухе запахло горелым маслом. Компания ушла вперед: слышался только шорох шагов вдоль каменистого русла высохшей реки. Затем они поднялись на берег реки, перевалили за небольшой холм и исчезли из виду.

Я не спал до утра, ожидая возвращения Персиваля. За час до рассвета я услышал шаги на лестнице и погрузился в глубокий сон. Мне показалось, прошли считаные минуты, а в доме уже началась утренняя суета. Луиза пинала меня по ногам, торчавшим из-под стола, мама стаскивала с меня одеяло и бранилась: как можно спать в такой важный день.

Дорога до церкви была мучением. Я все время отставал, задерживая всех, мама что-то кудахтала про мои ноги, словно репетировала, как будет извиняться за опоздание. На каждой улице, за каждым поворотом я искал следы ночного происшествия. Длинная подпалина на стене изящного каменного дома при ближайшем рассмотрении оказалась вытянутой утренней тенью. Школьное окно, как пояснила мама, еще неделю назад разбили мальчишки, затеявшие на площади игру в пелоту. У меня в ушах звучали ужасные крики мужчин с факелами, а мама вдохновенно говорила: «Как ни странно, но эти трещины на стеклах даже красивы. Похоже на покрытую росой паутину».

Но вот мы завернули за последний угол. Впереди показалось здание церкви. Я вздрогнул всем телом — перед ним валялась куча белых одеяний и разбитая статуя. Я схватил мать за руку. И снова я обознался. На земле лежала слетевшая с веревки простыня. Девушка, обнаружившая неприятность, помахала нам с балкона и побежала на улицу поднимать свое добро. Сверху доносился недовольный голос женщины постарше — вся работа насмарку. Эта небольшая сценка развеселила Луизу. Она шагала впереди с Энриком на руках, и оба они светились радостью, как будто переживали самое прекрасное утро в своей жизни.

Персиваля с нами не было. Не желая встречаться со мной дома, он вызвался выйти пораньше, чтобы заглянуть в булочную и забрать заказанную к празднику выпечку. Я все думал, что скажу матери, если Персиваль больше не появится. Вдруг он уже мчится в поезде, идущем в Аликанте или Кадис? Может, мы его больше не увидим? Я настолько глубоко погрузился в эти мысли, что не сразу расслышал голос Луизы: «Да вот же он! Молодец, все принес. Пойду внутрь. Наверное, надо приготовить ребенка».

Никаких надписей на стенах, никакого битого стекла — обычная холодная церковь, запах пыльной темноты и мерцание свечей. Может быть, ребята решили просто прогуляться в горы, выкопать спрятанные там бутылки? Или направились к пользующейся дурной славой хижине, где обитала девица по имени Хуанита?

Вдруг кто-то резко схватил меня за рукав: это был отец Базилио. Стоя ко мне в профиль, он дружелюбно улыбался. Но вот он повернулся другим боком… Вся левая половина его лица была изуродована: фиолетовый синяк на месте заплывшего глаза; глубокая царапина, прочертившая щеку от уха до подбородка.

— Я должен… — сипло прошептал он.

— Падре! Что с вами? — воскликнула стоявшая рядом со мной мать.

— Несчастный случай. Ничего страшного.

Он не обратил никакого внимания на ее встревоженный вид и пристально смотрел на меня здоровым глазом. Из второго сами собой текли слезы.

— Я должен назвать вам имя…

Сердце у меня застучало. Сейчас прозвучит обвинение.

— Ты меня поймешь, — взволнованно продолжал священник. — Уже сейчас ты занимаешь видное положение в обществе, имеешь доступ к королевскому двору в Мадриде.

Он что, хочет придать случившемуся громкую известность? Я в панике огляделся вокруг, ища взглядом брата. Тот сидел на церковной скамейке с лицом опытного игрока в покер и изображал дремоту.

— Они не имеют права его забыть! — Отец Базилио сделал драматический жест руками и благоговейно произнес: — Скарлатти.

Я замер, пораженный.

— Доменико Скарлатти, — повторил священник, приняв мое молчание за невежество. Он попробовал усмехнуться, но его лицо исказила болезненная гримаса.

— Скарлатти, — заговорил я, обращаясь к маме, — это итальянский композитор. Он работал при королевском дворе в Мадриде в 1700-х годах.

— Ты сделаешь это для меня? — напирал отец Базилио. — Напомни им. Просто напомни. — Он приподнял голову, сморщившись от боли, выставил вперед палец и принялся отбивать им слышимый только ему ритм. Он явно не хотел, чтобы моя мать спрашивала, что у него с лицом. Не хотел говорить, кто его изувечил. Он хотел думать только о музыке, которая одна была ему верным спутником в этом городе, населенном предателями. Я не сомневался, что он узнал нападавших в лицо.

— Ты сделаешь это? — еще раз спросил он.

— Конечно.

— Его никто не помнит. В Испании забыли его творчество. Может, они устроят королевский концерт или назовут что-нибудь его именем. Или хотя бы поставят памятник… Но мы с тобой это еще обсудим. Мне хотелось бы послушать твою игру. Ты привез с собой виолончель? Нет? Ах, как нехорошо. Но мне пора.

Отец Базилио обернулся к церковной двери. Внутри уже сидели на скамьях шесть пожилых женщин в темных одеждах, обмахивавшихся веерами. За ними следом появился дон Мигель Ривера в черном пиджаке и белой рубашке с открытым воротом. Рядом с ним шла невысокая толстушка — его супруга, на которой он женился два года назад.

— Дон Ривера сделал щедрый дар в честь торжественного для твоего племянника дня, — сказал отец Базилио. — Он опора этого гибнущего города. Может, когда-нибудь и ты станешь таким. Храни тебя Господь, Фелю.

На следующий день я слег. Сказались тяготы дороги и три бессонные ночи. Оставшееся время я провел в постели, мечась в жару и кашляя, но благодаря судьбу за то, что вынужденное затворничество избавило меня от необходимости общаться с обитателями Кампо-Секо.

С Персивалем мы говорили об этой ночи всего раз.

— Я рад, что не вышло хуже, — сказал я.

— Вообще ничего не вышло, — отмахнулся он. — Куим и Хорди боятся попасть в тюрьму. Они же сейчас работают на уборке урожая. А у нас тут Ривера и церковь — два сапога пара. Но ничего, недели через две сбор винограда закончится, тогда мы им покажем.