Испанский смычок - читать онлайн книгу. Автор: Андромеда Романо-Лакс cтр.№ 41

Его челюсть отвисла, а глаза с веками оливкового цвета были закрыты. Он выглядел не просто старше, он выглядел пожилым. Наш суверен. Он мог быть скучным молодым человеком, а я был дураком, не узнавшим своего короля.

И хотя я пропустил короткую руладу шестнадцатых нот и мы оба совсем перестали совпадать, я продолжал смотреть в ту сторону. Рядом с королем сидела женщина с овальным свежим лицом и темно-русыми волосами, уложенными на макушке; ее бесцветный взгляд показался мне каким-то отстраненным, как отражение облака в воде. До этого момента я никогда не видел королеву, но слышал, что она всегда смотрит так, точно созерцает пустоту. Я провел достаточно часов за нотами, чтобы знать: с виду никчемное часто заключает в себе гораздо больше того, что выглядит содержательным.

В то время как наша музыка гремела чудовищной какофонией, мне показалось, что я вижу удивленное движение тонких губ молодой королевы. Вскоре оно исчезло, и ее лицо по-прежнему выглядело кротким и строгим. Я все еще пытался понять, вообразил я себе эту улыбку или она действительно мелькнула, когда подошел к финалу низвергающимся с высоты порывом нот и впился смычком в самую низкую струну.

В тот момент раздался выстрел. Комната взревела криками и пришла в движение. Король бросился на колени королевы-матери — то ли для того, чтобы защитить ее, то ли чтобы самому спрятаться. Исабель пошатнулась, соскользнула с табуретки и упала на пол. Рывком открылась дверь, и два стражника вбежали в комнату.

Королева продолжала сидеть прямо, будто ее удерживали веревочки куклы-марионетки. Палец руки в белой перчатке указывал — все повернули головы, чтобы проследить траекторию ее жеста — он указывал на меня. Я наклонился влево, потом вправо, посмотрел на шейку виолончели и увидел, что лопнула струна соль. Не выстрел, не бомба, просто лопнула струна.

Волна облегчения пронеслась по салону, послышались разговоры и беспечный смех. Ко мне подошел охранник, чтобы осмотреть виолончель: проверил лопнувшую струну, заглянул в эфы — резонаторные отверстия в форме буквы F — и наконец задрал лацканы моего пиджака. Гвалт в салоне нарастал. Я заметил, как Исабель уходит, не привлекая к себе внимания. Кончик ее носа покраснел, на щеках выступили слезы разочарования. Дуэт, слава богу, остался в прошлом. И не было никаких аплодисментов.

— Современное, вы сказали? — услышал я, как произнесла королева-мать, по-прежнему в нерешительности склонив голову.

— В Париже зрители потребовали бы сыграть еще, — ответил толстый мужчина. Я мог видеть только его широкую, обтянутую пиджаком спину.

— Здесь не Париж, — сухо ответила королева-мать.

— Слава тебе господи. Vive la différence! [11] Но если вы хотите третий акт вместо исполнения на бис, я готов начать.

— Да. — Она дотронулась до его руки, слегка усмехнувшись. — Спасибо, Хусто. Я думаю, это восстановит порядок.

До этого момента моя жизнь складывалась в общем-то удачливо, но удачливость эта была довольно странного свойства. Если со мной и происходило что-то плохое, то часто оно действовало мне на пользу. После смерти отца я обзавелся смычком; нелепый союз матери с доном Мигелем даровал мне поездку в Барселону; в разгар радикального бунта мне помогли перебраться в Мадрид для обучения музыке. И этот неудачный концерт, который по логике вещей должен был завершиться упаковкой моего багажа для обратной дороги, привлек внимание Хусто Аль-Серраса, уже во второй раз в моей жизни. На этот раз он ошибочно принял меня за своего почитателя.

Закончив играть перед очарованной публикой, он забрал меня из салона и за руку потащил по темному вестибюлю на парадный плац.

— Моя виолончель…

— Граф позаботится о ней. Он из тех людей, кого я стараюсь избегать, его дочь тоже, но ты — другое дело. — Он подошел к ярко-красному автомобилю, стоявшему рядом с двумя другими, серебристыми.

— Он же был вашим учителем. Разве вы пришли не для того, чтобы повидаться с ним?

— Я пришел потому, что меня пригласила королева-мать, — сказал он, усаживаясь на переднее кожаное сиденье. — У нас с ней собственная история. Не подашь ли ты мне руку?

Как может быть у кого-то собственная история с сувереном? Суверен — сам история.

— Она знала, что я в Мадриде, — продолжил он после того, как протиснулся за руль. — Я не отказываюсь от приглашений королей. — Он показал мне на другое сиденье.

— Куда мы едем?

— На мой личный прощальный тур. Я не смогу больше бывать здесь. Это мой последний вечер в Мадриде.

Я не прихватил с собой пальто. Выходные ботинки, взятые у графа, жали ноги.

— Как долго мы… — Я уже наполовину находился в салоне, только одна нога торчала наружу, когда автомобиль рванул вперед.

— Залезай! — прокричал Аль-Серрас, заливаясь смехом. — Эта модель установила рекорд три года назад. Сорок шесть километров в час!

Два стражника отскочили, освобождая дорогу, а гвардеец успел открыть главные ворота, и мы пронеслись, не задев никого. По каменной плитке парадного плаца машина шла плавно, но, как только мы выкатились на дорогу за пределами дворца, началась дикая тряска по булыжнику. Аль-Серрас ухватился за руль широкими белыми пальцами, но ничто не могло защитить от тряски его щеки и живот.

С трудом под рев машины я пытался задавать ему вопросы. Сколько же всего я хотел разузнать у известного музыканта! Но расслышать можно было только каждое третье слово. Все равно что пытаться переводить на иностранный язык без деталей и нюансов, но среди тряски и грохота до меня доносились ответы: «…Двести семьдесят пять дней… это турне… первый менеджер, которому я всегда доверял… Дебюсси, да, но… Педрель, отец испанской музыки… нижняя часть позвоночника, если мы не будем осторожными… приз в Риме… проблема с сосисками… и затем снова…» Я согласно кивал, судорожно пытаясь сохранить в памяти его слова, подобно тому как хранятся литеры в коробочках у наборщика, чтобы потом из них можно было составить имеющие смысл фразы. Я не был уверен, что он говорил стоящие вещи, но все равно был счастлив. Я и завидовал этому человеку, и обижался на него, так же часто обида сменяется гордостью, неприязнь обращается в обожание, когда человек чувствует себя причастным к чему-то, что больше его.

Мы завернули за угол, автомобиль замедлил ход, и во внезапной тишине заглохшего двигателя мой до этого едва слышимый голос превратился в оглушающий визг: «…она сказала, что это наилучший способ!»

Машина прокатилась еще несколько метров. Аль-Серрас нажал на блестящую черную кнопку и закрепил тормоз. Он полез в карман за носовым платком, и я заметил, как он сотрясается от смеха.

— Занимаясь любовью, ты сказал? — Он вытер бровь и с резким звуком высморкался. — Черные сопли, вот что получаешь от езды на машине. Неплохо бы иметь защиту от ветра и крышу. Но тогда все будет укрыто от тебя, как в карете или в вагоне поезда. За автомобилями будущее. Они приводят меня в восторг. В самом деле, есть ли более важный вопрос, чем этот: что продержится дольше?