Я разогнался, чтоб побыстрей проскочить магазин: вдруг пацаны еще там.
– Стой! Дяржы яго!
Я повернулся. С теми пацанами был еще один – на мопеде. Он поехал за мной, остальные бежали следом. Справа начиналось кукурузное поле.
– Ну-ка, стой! Щас буду таранить! – орал пацан на мопеде.
До поворота к Рабочему осталось метров пятьсот. Пацан на мопеде уже меня догнал и ехал рядом.
– Тормози! – крикнул он и толкнул меня.
Я упал вместе с великом в кукурузу. Пацан остановился, слез с мопеда, подошел.
– Можаш у…бывать. Тольки велик астау нам. – Он захохотал.
Подбежали остальные.
– Э, хуля ты утякау?
Пацан в желтой майке стукнул мне кулаком в живот.
– А велик – ничога, да? – Другой пацан потрогал брызговик с катафотами. – Аткуда столька катафотау? У каго попер?
– В «Спорттоварах» продавались…
– Не гони.
– Карочэ, снимай усе катафоты и брызгавик – и можаш ехать. Паняу? – Пацан в желтой майке схватил меня за рубашку, тряхнул, отпустил. Я расстегнул «кобуру», вынул универсальный ключ.
* * *
Леша и Наташа, обнявшись, сидели на диване и смотрели телевизор. Шел фильм с субтитрами – «Здравствуйте, я ваша тетя».
– Чего ты такой грустный? – спросила Наташа.
– «Кресты» в Тишовке катафоты поснимали. И брызговик.
– Я тебе говорила – не езди туда один…
– Леха, пошли, со мной сходим – найдем их…
Леша глянул на экран, потом – на меня.
– Кого – их?
– Ну, «крестов» этих. Здесь недалеко – пятнадцать минут пешком. Или можем поехать на велике – ты на седле, а я на багажнике или на раме…
– Знаешь, Игорь, что я тебе скажу? Такие проблемы надо решать самому. Да, я могу с тобой пойти, а что это даст? Ну, вернем мы, допустим, твои катафоты – если, конечно, вернем. Может, они их уже сбыли. А если и нет – вряд ли они там сидят и ждут, когда мы придем. Надо научиться за себя стоять. Если поставишь себя так, что можешь защититься, то никто и никогда тебя не тронет…
– Тебе легко говорить, – перебила его Наташа. – Ты дзюдо занимался пять лет. Конечно, ты мог за себя постоять…
– Да, занимался, но это – не главное. Если проигрываешь в силе, надо головой работать. Сила – не только в руках, но и здесь. – Он потрогал пальцем лоб. – Найти такие слова для этих «крестов», чтобы они тебя не тронули. Понял?
Я кивнул.
– И нечего расстраиваться из-за всяких катафотов. Говно это все, выпендроны.
– Иди поешь чего-нибудь, – сказала Наташа.
Я зашел в ванную.
В зале Наташа негромко сказала:
– Ты это ему специально наплел, потому что не хотел с ним пойти? Скажи мне честно, я тебя пойму…
– Нет, я действительно так думаю. Пусть учится стоять за себя. Думаешь, меня никогда не обували? Всякое бывало…
* * *
– У нас в школе создадут общество трезвости, – сказала мама. – Приказ пришел из районо: в каждой школе должно быть общество трезвости…
Мы втроем сидели на диване – я, мама и Наташа. По телевизору шло «Время».
– …прямо на педсовете завели разговор – чтобы выбрать председателя. Селецкая предложила военрука – Семена Сергеевича, а он – ни в какую. Говорит: я употребляю.
– Что, алкоголик? – спросила Наташа.
– Ну, не алкоголик, конечно. Если бы был алкоголик, то в школе его бы никто не держал. Так, выпивает, наверно… Раз сам говорит.
– И кого потом выбрали? – спросил я.
– Ты что, всех учителей в маминой школе знаешь? – Наташа засмеялась.
– Нет, просто интересно…
– Выбрали физкультурника Гомонкова.
– Он что, не пьет вообще? – спросила Наташа.
– Не знаю. Может, и пьет. Но не отказался же…
– И что, всех учителей заставят вступить?
– Этого еще точно не знают. Как районо распорядится…
Щелкнул замок. В прихожей послышался шум. Папа заглянул в зал, оперся рукой о косяк двери.
– Ну, куда ты в ботинках? – сказала мама.
– Ладно… Спокойно… Все будет как надо…
* * *
В окно бабушкиной кухни был виден двор соседей, Боголюбовых. Юлька – она училась в третьем классе – подбрасывала вверх котенка и ловила. Боголюбовы держали двух котов и кошку. Раньше был еще третий, но его какие-то малые повесили на дереве у забора ремзавода.
Бабушка положила мне толстый блин, намазанный маслом, разрезала на четыре части. Я взял один кусок, стал жевать.
Стукнула дверь в прихожей, зашел дядя Жора в старых вытертых джинсах, внизу подшитых кожей, чтоб не протирались, и черном штроксовом пиджаке, с «дипломатом». Он поставил «дипломат» на пол, пожал мне руку.
– Ну, как дела? – спросил он и придвинул стул к столу.
– Какие у нас могут быть дела? – сказала бабушка. – Ты сам знаешь: с утра до вечера в огороде. Ты ж не придешь, не поможешь…
– Ты все прекрасно понимаешь, мама. Я давно сказал, что заниматься огородом надо в меру сил и интереса. Парник накрыть, картошку выкопать – это я всегда готов помочь. А в земле копаться – это не мое… А молодое поколение как поживает? – Он подмигнул мне.
– Учеба началась…
– Что-то ты без радости об этом говоришь…
– А какая может быть радость?
– Что, совсем все неинтересно? Ни один предмет не нравится?
– Не-а.
– Это плохо. Хотя и от учителей зависит. В основном от них.
Бабушка поставила дяде Жоре тарелку, положила блин – такой же, как мне.
– А у меня кое-что есть к блину. – Дядя Жора встал, наклонился к «дипломату», вынул две бутылки «Жигулевского» с желтыми наклейками. – Пиво будешь? – спросил он у меня.
– Ты что, рано ему еще пиво, – сказала бабушка. – Тем более сейчас… Воюют же, чтоб не пили…
– Немного можно, – сказал дядя Жора. – Давай два стакана.
Бабушка поставила стаканы на стол. Дядя открыл бутылку, налил мне половину, себе – полный. Мы чокнулись. Я отпил. Мне не особо нравился горький вкус пива, но раз все его пьют, значит, что-то в нем есть такое.
– Что у тебя слышно с квартирой? – спросила бабушка.
– Пока ничего. Ты же знаешь нашу систему – пока лет десять не простоишь на очереди, ничего не будет. Это как минимум – десять. Особенно, если эта очередь в районо…
– И что, так и будешь все время в общежитии? А почему ко мне не хочешь перейти? Комната свободна все равно, места хватит…