Тропами северного оленя - читать онлайн книгу. Автор: Мариуш Вильк cтр.№ 47

А тут новая беда — в веже Оадзи все сети сгнили. Влага их там съела. Только одна последняя осталась. Та, что старик сам на солнце сушил, а старуха своими руками чинила. Так ведь одной сетью рыбы на столько ртов не наловишь. Начали они голодать. Не вытерпела Оадзь и кричит старику:

— Эй, старик! Не будешь нас кормить — сначала тебя сожрем, потом твою старуху, а Акканийду на закуску оставим.

Акканийда со старухой уже и есть перестали, чтобы старика спасти. Весь улов шел на уху для Оадзи.

Оадзь сыта, Акканийда — голодна.

День, другой и третий это продолжалось, наконец Акканийда от голода так ослабела, что ходить не могла. Голодный человек долго не протянет… Увидев это, старик, потихоньку наварил рыбы и накормил свою семью досыта.

Теперь Акканийда сыта, Оадзь — голодна.

Позвала Оадзь старика в свою вежу. Войти внутрь — он вошел, а выйти — не вышел.

Пришлось Оадзи самой за рыбой ездить. Она брала в помощь двоих детей, а одного оставляла — приглядывать за старухой и Акканийдой. Раз поехали, другой и третий, а поскольку сетей они не сушили, то и эта последняя сеть в конце концов тоже порвалась. Вернулось семейство без рыбы, молча в вежу заползло — под старые сгнившие сети. Только морды торчат да голодные глаза сверкают.

Старуха почуяла, что конец ее близок. Отвела Акканийду в сторону, дала ей сонные палочки и научила, как свою жизнь сберечь. В заключение еще раз повторила:

— Не забывай о сотой косточке!

А потом легла и больше не вставала. Ночью к старухе Оадзь подкралась. Смотрит, нет старухи. Только мясо и кости остались… Велела она Акканийде обед готовить. Утром сиротка взяла коромысло с ведрами, побежала за водой к горячему источнику и поставила бабкины кости в котле на огонь. А поскольку день был солнечный, на дворе стояла жара, орава Оадзи не могла выйти из вежи — сидела во влажном мраке и, следя голодными глазами за каждым движением девочки, громко сглатывала слюну. Бульон сверху Акканийда собрала в отдельную миску и поставила в сторонку, а мясо приправила морошкой и диким луком да отнесла Оадзи.

Оадзь с детьми накинулись на еду. Ели, чавкали, кости выплевывали, из каждой косточки мозг тщательно высасывали и за плечо бросали. Акканийда все кости собрала, посчитала — девяносто девять их было. Куда же сотая косточка подевалась? Тут Востроглазка икнула, Акканийда ее по спине стукнула — сотая косточка и выскочила.

Схватила Акканийда сотую косточку и побежала в свою вежу. А сытая Оадзь спать легла.

Началась жизнь без старика и старухи. Акканийда кое-как сети подлатала, и Оадзь поехала на озеро рыбачить. Взяла с собой Востроглазку и Горелого Пенька, а Мохнатого Мышонка оставила дома — за сироткой Акканийдой следить, глаз с нее не спускать.

Акканийда вежу подмела, посуду помыла и к Мышонку ласково так обращается:

— Эй, Мышонок, Мышонок, мохнатый поросенок, иди ко мне, я у тебя блох поищу.

Мышонок бегом прибежал, аж слюной поперхнулся. Положил голову девочке на колени и так разомлел, что и не заметил, когда ему Акканийда сонные палочки в глаза воткнула. Сразу заснул.

Акканийда побежала на гору неподалеку от вежи, которую старуха ей перед смертью показала, там косточки в землю закопала, бульоном полила и три раза топнула.

Внезапно на пустом месте дом вырос. Красивый дом из белоснежных костей огромного кита. Открыла Акканийда дверь, внутрь луч Солнца проник, и сам Пейвалке в дом вошел. На столе засияла золотая пряжа, полилась струйка меда. Акканийда попила меда и стала играть с сыном Солнца. Переплетая золотую пряжу серебряными нитками, начала ткать пояс ему в подарок. Не успела оглянуться — возвращаться пора.

Она снова ножкой трижды топнула, и дом исчез, словно его и не было никогда. Акканийда подбежала к веже, вытащила сонные палочки из глаз Мышонка, тут Оадзь с рыбалки вернулась и с порога спрашивает: что происходило, пока ее не было? Мышонок смутился — он ведь все проспал — и буркнул: ничего, мол, особенного. Оадзь поела и спать легла.

Назавтра она поехала на рыбалку с Востроглазкой и Мохнатым Мышонком, оставив Акканийду сторожить Горелый Пенек.

— Эй, Пенек, Пенечек, горелый лежебочек, иди ко мне, я у тебя блох поищу.

Пенек мигом прискакал, аж вспотел весь. Положил голову девочке на колени и так разомлел, что и не заметил, когда Акканийда ему сонные палочки в глаза воткнула. Сразу заснул.

Дальше все повторилось: дом из китовых костей, Пейвалке с золотой пряжей, игры и мед… Вернувшись в вежу, Акканийда палочки вынула, Пенек проснулся, а Оадзь с порога спрашивает, что происходило, пока ее не было? Пеньку сказать нечего — заспанный, слова не может вымолвить.

— Не пенек ты, а гнилушка, — разозлилась Оадзь. Поела и спать легла.

На третий день Оадзь взяла на рыбалку Мышонка и Пенька, а Акканийду сторожить Востроглазку оставила:

— Ложись, милая Востроглазка, — молвит Акканийда, — я сама уберу, подмету, по воду схожу и посуду вымою, потом блох у тебя поищу, коли захочешь.

Неохочая до работы Востроглазка растянулась в углу и внимательно следит за Акканийдой. Девочка в два счета со всеми делами управилась и стала искать блох у своей стражницы. Искала, искала и доискалась. Потому что хитрая Востроглазка дала воткнуть палочки себе в глаза и притворилась, будто заснула. А третьим глазом-то глядит! Акканийда про третий глаз ничего не знала. Побежала она на гору, трижды притопнула, и снова дом появился, Пейвалке и мед.

— Сегодня я тебя так легко не отпущу, — рассмеялся сын Солнца, наливая Акканийде меду.

И так они заигрались, золотую пряжу серебряной ниткой переплетая, столько хмельного меда выпили, что уходя, Акканийда забыла трижды притопнуть. Дом на виду и остался, а в нем Пейвалке, сын Солнца… Востроглазка все третьим глазом увидела и Оадзи нажаловалась.

— Чтоб ее приподняло да об землю стукнуло! — вскричала Оадзь. — Сына Солнца поганке захотелось!

В эту пору сумерки расстелили по земле лиловые тени, и Солнце, уходя за горы, унесло с собой и дом, и Пейвалке. Акканийда осталась одна.

Оадзь со своим семейством кинулась к ней — сожрать хочет. А косточки, которые должны были сиротку от беды уберечь, вместе с домом на горе прочь улетели… Акканийда едва успела прошептать:

— Я Никия, — и исчезла. Только тень от нее осталась.

А тень разве съешь? Оадзь зашила Тень-той-которой-нет в тюленью шкуру и в озеро бросила.

Долго плыла тюленья шкура — из озера в озеро, из реки в реку, а уж по реке до моря добралась. Долго носили ее морские волны, наконец на берег выбросили. Почувствовала Никия песок, ножом разрезала шкуру и вышла на золотистую отмель.

Походила она немного туда-сюда, чтобы размять одеревеневшие ноги, и увидала дорогу. Дорога бежала среди дюн и привела ее к дому. Заглянула Никия внутрь. Никого там нет, только кровь повсюду. Очень много крови, пол по щиколотки залит. Дважды Никия кровь ведрами досуха вычерпывала, и дважды та снова по стенам текла, дом заливала. Лишь на третий раз перестала сочиться. Потом Никия вымыла пол и стены дочиста и присела, усталая, повторяя себе: