Человеку, правда, после этого кирдык. Ломка и кранты. Впрочем, к тому времени от мозга уже мало что остается. Питательная среда для грибницы.
— Ты в это веришь? — Иван перевёл взгляд на Шакилова. Тот пожал плечами.
— Кто его знает. Я вот с ними пообщался малехо — и, знаешь, есть такие подозрения.
Иван кивнул.
— Понимаю тебя. А знаешь что, — он прищурился. — Бери выше, Саша. Это не ПНВ. Это тепловизор.
Шакилов присвистнул.
* * *
Явился Кузнецов с докладом.
— Появились тут одни, командир. Недавно. Ребята Уберфюрера — командира их так называют. Гы, — Миша расплылся в глуповатой улыбке. — Уберфюрер — прямо как в старых фильмах…
На Василеостровской кино показывали раз в неделю. Целое представление. Вся станция сидит рядами перед телевизором и смотрит. Иван в последний раз видел «Два бойца» — чёрно-белый, про войну. Хороший. Там всё было как в метро: темно и с песнями. Только на улицу выходили без противогазов. Вот и вся разница…
Рассудком Иван понимал, что та война была намного раньше Катастрофы и не имеет к сегодняшнему дню никакого отношения… Но всё равно казалось, что — имеет. В фильме после титров наши отступили в метро, а чёрные с короткими автоматами захватили поверхность. И всё живое там истребили.
Глупость, конечно.
— Это кто вообще? — спросил Иван, чтобы выкинуть из головы «чёрных».
— Люди, — Кузнецов пожал плечами. — Их Кмициц привел, говорит, они за нас будут воевать. Тьфу, то есть, вместе с нами — против бордюрщиков.
— А им-то зачем? А! — Иван прищурился. — Наемники?
— Что-то вроде. Фашисты, похоже.
Иван помедлил и кивнул. Даже если так — выбирать союзников ему сейчас не приходится. Сойдут и фашисты. Чем они хуже кришнаитов, например?
Тоже лысые.
— Так где, говоришь, твои фашисты?
* * *
— …Антон, Кузма, — представил спутников Уберфюрер. — А это Седой.
— Седой? — удивился Кузнецов наивно. — Так он же лысый?
— Одно другому не мешает.
Скинхед погладил себя по сверкающей, отполированной, как костяной шар, макушке. Усмехнулся.
— Ага, — сказал он. — Не мешает.
Скинов было восемь человек. Для дигг-команды многовато. Но Уберфюрер — выбритый налысо тип неопределимого на взгляд возраста, ему могло быть и двадцать шесть, как Ивану, и сорок пять — Ивану даже понравился. По крайней мере — заинтересовал точно.
— Знаешь, почему негры в метро не живут? — спросил Уберфюрер вместо приветствия.
— Потому что вы им не даёте? — догадался Иван.
— Почти, — Уберфюрер хмыкнул. — На самом деле мы тут люди посторонние, здесь если кто и виноват, так это Дарвин.
— Дарвин? А это кто? — сыграл простачка Иван. — Он что, тоже из ваших?
Седой скин заржал.
Уберфюрер терпеливо улыбнулся.
— Дарвин не из наших, как ты говоришь, но он создал теорию эволюции. Я разные книжки читал, меня не обманешь. Мол, мы произошли от обезьян. То есть, кто от обезьян, выяснить как раз проще простого.
Мы — арии. То есть, произошли от какой-то арийской праобезьяны, — заключил Уберфюрер. — Она, похоже, тоже много о себе воображала.
А фишка с неграми простая. Солнечного света здесь нет, верно? А без солнечного света в коже не вырабатывается витамин Д. То есть, даже у нас, у белых, почти не вырабатывается, даже под лампами дневного света, как на Площади Восстания или на Садовой. А у негров так совсем. Они же, бедолаги, под южное солнце Африки заточены, под родные слоновьи джунгли. И вот, — сказал он, словно это всё объясняло.
— Что вот?
— Знаешь, для чего нужен витамин Д?
Иван пожал плечами.
— Он, братишка, отвечает за ориентацию в пространстве. Бедные наши негры в метро стали теряться. Совсем бедолаги заблудились. Дорогу простую найти не могут. Вот и поумирали к чёртовой матери. Синдром Сусанина, блин.
Значит, всё-таки Кузнецов не ошибся, подумал Иван. Но мне отчаянно нужны хоть какие-то союзники. Цель оправдывает средства. А для этого нужно сделать один финт ушами… Точнее, даже два.
Так сказать, расставить точки на «ё».
— Я не люблю фашистов, — сказал Иван обыденным тоном. — Отмороженные дебилы, вот они кто. Так я считаю.
Уберфюрер изменился в лице.
Тут Иван решил, что ему сейчас будут бить морду — и приготовился. Вместо этого Уберфюрер стал хохотать. Это было… неожиданно. Особенно, когда вслед за вожаком начали ржать остальные скины. Стадо здоровенных морсвинов, елки. Ещё бы посвистывали…
— Испугался? — спросил Уберфюрер. Усмехнулся. — Не бойся.
Иван поднял брови. В чём-то я ошибся. Не та реакция.
— Я сказал что-то смешное?
— Видишь, в чём штука, брат. Мы ведь фашистов тоже не любим.
Евреи, ненавидящие евреев? — подумал Иван. Н-да.
— Мы другие, — сказал Уберфюрер.
— Другие? — Иван огляделся, скинов было восемь человек, все лысые и наглые. — Что-то не похоже.
Убер хмыкнул.
— Мы правильные скины. Красные. Смотри, брат, — Уберфюрер закатал рукав, обнажилось жилистое предплечье с татуировкой — серп и молот в окружении лаврового венка. — Видишь? Мы не какое-нибудь нацисткое дерьмо… Имя Че Гевара тебе о чём-нибудь говорит? Хаста сьемпре команданте. До вечности, брат. Да-а. Вот это был человек!
Скин — это «кожа» по-анлийски. А в чём назначение кожи, знаешь? Защищать мясо от всякой малой херни и предупреждать, даже болью, если херня подступает большая. Вот, скажем, подносишь ты огонёк зажигалки к ладони… ага, понял?
Иван кивнул.
— Если есть боль, значит, ты ещё жив, брат, — сказал Уберфюрер. — Такие дела.
Кожа погибает первой.
Мы и есть «кожа» метро. Если бы не мы, вас бы уже сожрали. Или сидели бы вы на своих толстых капиталистических задницах и ждали, когда, наконец, вымрете совсем.
А мы заставим вас шевелиться. Хотите вы этого или нет.
Мы — плохие, да? Ублюдки, да? Отмороженные дебилы, говоришь?!
Пусть так. Зато мы не сдаемся.
Иван помолчал.
— И как это называется? Эта ваша… миссия?
— А он не такой дурак, — сказал Уберфюрер седому скину. Повернулся к Ивану. — Бремя белого человека — вот как называется наша миссия. Киплинг, брат. Ничего не поделаешь. Так и живем…
* * *
Он стоит на вершине гигантского полуразрушенного здания. Высота огромная. Вокруг простирается колоссальная, звенящая, необъятная пустота. Дует ветер — от каждого порыва гигантская конструкция гудит и качается. Уууугу. Иван переводит взгляд вниз. Он стоит на краю наклонной смотровой площадки. Низкие серые облака обхватывают здание несколькими этажами ниже. Подножия здания не видно.