— Вам можно куда-нибудь позвонить?
— Да, — сказала я. — У меня дома есть телефон… — И зачем-то прибавила: — Я живу одна, так что звоните в любое время…
— Я вам обязательно позвоню, — сказал он.
— Я буду рада, — сказала я.
— Я очень скоро позвоню, — сказал он.
— Я буду ждать, — сказала я.
— Я вам сегодня позвоню, по мне нужен номер вашего телефона, — сказал он.
— Конечно, — сказала я. — Но на чем же мы его запишем?
— Я запомню, — сказал он. — У меня очень хорошая память.
— Нет, — испугалась я, — я не могу его доверить памяти, даже очень хорошей. А вдруг ваш конь понесет, вы упадете и все забудете?
— Ничего этого не будет, — улыбнулся он, и у меня защемило сердце от предчувствия разлуки.
— Нет, я не могу так рисковать! — решительно возразила я, и тут мой взгляд наткнулся на отполированную кожаную поверхность седла. — Придется слегка подпортить армейское имущество, — сказала я, доставая из корзины с грибами обломок столового ножика. — Нацарапаем телефон на седле.
— И вам начнет названивать целый кавалерийский полк.
— А вы, когда перепишете телефон в свою записную книжку, исправьте единицу на четверку, — предложила я.
— Вы очень предусмотрительны, — улыбнулся он. И тут меня пронзило: ведь на мне этот дурацкий платок, в котором я похожа на колхозницу тридцатых годов, эта дурацкая бесформенная кофта и треники, которые хоть на коленях и обвисли, но сзади меня обтягивают совершенно неприлично…
— Была бы я была предусмотрительной, то, предвидя на шу встречу, захватила бы в лес расческу и кое-что из косметики… — сказала я, стаскивая с головы косынку.
Помотав головой, чтобы расправить прилежавшиеся под мокрой косынкой волосы, я поправила прическу и взглянула на него.
— Прекрасно! — воскликнул он, отвечая на вопрос, который он, видимо, прочитал в моих глазах. — Вам не нужна косметика.
Еще раз довольно встряхнув головой, я подошла к Алмазу. Он приложил уши и с тревогой скосил на меня свой прекрасный фиолетовый глаз.
Выцарапывая на гладкой, усыпанной бисеринками дождя коже седла свой телефон, я внезапно оглянулась на Принца и поймала его слегка удивленный взгляд чуть пониже моей спины. Он тут же поднял глаза и виновато улыбнулся.
Ну все, холодея, подумала я. Он любезничал, еще не видя меня всю! Теперь увидел! Это конец! Утонченный европеец, занимающиеся конным спортом, не может полюбить кариатиду… И ничего не надо придумывать. Если и был «удар молний», то им поражена я одна…
— Вот мой телефон, — чуть ли не сухо сказала я. — Если будет свободное время — позвоните…
Он удивленно поднял брови, не понимая моей перемены.
— Даже если я буду очень занят, то освобожу время для звонка…
— Ну хорошо, — сказала я. И понимая, что наскочила на него напрасно (кто бы на его месте удержался от удивленного выражения глаз, впервые увидев такое, да еще так вызывающе обтянутое), постаралась как-то смягчить ситуацию. — Там видно будет… Меня действительно уже обыскались… Подружка, наверное, в истерике… Езжайте сперва вы, а я пойду не спеша.
Он молча подошел ко мне, взял мою руку в свою горячую и твердую и, низко склонившись, поцеловал. Потом, не касаясь стремени, взлетел в седло и прямо с места пустил Алмаза в бешеный галоп.
Я смотрела ему вслед и видела, как летят комья мокрой земли из-под копыт Алмаза и сверкают его подковы.
10
Когда смолкла частая и тяжелая дробь копыт, которую я ощущала даже ногами, из глубины леса до меня донесся еле различимый крик и тут же за ним еще один. Голоса бы ли мужские. В одном я кажется узнала голос Юрика. Я сложила руки рупором и что было силы закричала им в ответ, чувствуя, что тугая пружина, сжавшая меня изнутри за последний час, распрямляется с этим криком, отпускает.
И тут впереди, оттуда, где сквозь деревья уже светлело поле, раздался отчаянный крик Татьяны.
— Э-э-й, эй! Маня! Я здесь! Я здесь, Маня!
Через минуту я увидела ее. Она бежала навстречу мне, не разбирая дороги и поднимая тучи прозрачных брызг из старой колеи, заросшей мелкой курчавой травой.
Мы обнялись и заревели в голос.
— Тут какой-то хмырь проскакал на черной лошади, — причитала сквозь слезы облегчения Татьяна. — Ну чистый бандюга… я чуть не описалась со страха, когда он мне навстречу выскочил… Я ведь тебя на опушке ждала, со всеми грибами, а ребята налегке пошли в лес тебя искать…
Она сдержала плач и прислушалась. Услышав далекий голос мужа, завопила тонким и пронзительный, как разбойничий свист, голосом:
— Ю-ю-ю-ри-ик. Мы зде-есь! Ю-юрик…
— Ого-го-го! — раздалось из леса уже более отчетливо.
Татьяну услышали.
— Все, они сейчас вернутся. Мы так и договорились, что я закричу, если ты найдешься.
Она снова обняла меня обеими руками за талию, так как выше ей не позволял ее рост, и сказала, уткнувшись лицом в мою грудь:
— Я так волновалась… А потом еще этот Алик рассказал, что в их районе есть лагерь, и оттуда убежали два зека и что их пока не нашли… Засранец, не мог рассказать с самого начала. Фиг бы мы к нему сюда приехали. Все-таки он противный, этот Алик, да? — в ее глазах мелькнул озорной огонек.
— Это же твоя кандидатура, — улыбнулась я ей в ответ.
— Я же его не видела раньше. А Юрик все время твердил, что он самый положительный на курсе…
— Ну и пусть он его положит подальше с его положительностью, — сказала я.
И мы захохотали как сумасшедшие. Мы не могли остановиться до тех пор, пока на глазах у Татьяны снова не появились слезы. Она кинулась мне на грудь.
— Знаешь, как я испугалась, когда ты потерялась, — всхлипнула она. — Бедная Маня… Ты тоже испугалась?
Чтобы ее не разочаровывать, я согласно потрясла головой.
— Тебе плохо было?
— Мне хорошо… — не удержалась я.
— Чего тебе хорошо? — Татьяна отодвинулась от меня и подозрительно посмотрела в глаза.
— Мне хорошо, что мы с тобой нашлись! — сказала я. — Мне хорошо, что ты у меня есть и будешь и никуда не исчезнешь ни через месяц, ни через всю жизнь…
— Да ладно тебе, Маня… — довольно промурлыкала Танька и снова прижалась ко мне щекой.
11
Мы потом еще заходили к Алику, где нас ждал обед.
Алик проводил нас до станции и остался ждать поезда, до которого было еще пятнадцать минут. Танька с Юриком как-то незаметно отодвинулись в тень, под свесившуюся над платформой иву, и начали целоваться. Они этим занимались каждую свободную минуту.
Алик посмотрел на часы, потом на ребят, потом на рельсы в ту сторону, откуда должен был прийти поезд, и сказал как бы между прочим: