Петра прыгнула в кровать и тяжело навалилась на Джона. Поцеловала и прошептала:
— Это ей сюрприз на день рождения. Она будет спать с нами. — И повернулась к подруге: — Забирайся, Дороти.
Дороти казалась в стельку пьяной, но тем не менее бравада с нее слетела. Она остыла и насупилась.
— Ты согласен, Джон?
Что ответить? Что тут можно сказать? Женщина приводит приятельницу и предлагает покувыркаться втроем в постели. Ну не мечта ли? Каждый мужчина на это клюнет.
Петра откинула простыню.
— Вот ты где! Отчего такой грустный? Ну-ка, встряхнись. — Она потянула Джона за член.
— Петра, ради Бога!
— Дороти, снимай трусики.
Та спустила панталоны, но они застряли на ее авокадовых поджилках, обнажив сероватый лоскуток хомячьей шкурки на лобке. Сама же Дороти то ли прыгнула, то ли рухнула на кровать.
— Не хочешь покусать? — Петра предлагала пенис Джона, словно ломтик поджаренного хлеба с закуской.
— Может, через минутку. — Голос прозвучал ворчливо и по-детски тонко.
— О’кей. Тогда смотри. Присоединишься, когда пожелаешь. — Петра запечатлела театральный поцелуй, но глаза не закрыла и внимательно следила за Джоном. Потерлась о его ногу, застонала и сползла вниз, больно покусывая. Потянулась к члену и зажала его меж зубами, как сигару. — Иди, — позвала она толстушку. — Садись ему на лицо. Умрешь от удовольствия. Я тебе говорила, он настоящий ас работать языком.
— Петра, не знаю, — глухо прокаркала Дороти.
— Не сомневайся. Это тебе подарок. Сегодня твоя ночь. Делай все, что захочется. Ты ведь всегда на него заглядывалась.
— Петра! — Умоляющий возглас.
— Заглядывалась. Сама мне говорила.
— Ты мне обещала.
— Он все знает. Они всегда знают. Не сомневайся.
— Не надо. Она не должна. — Джон изо всех сил пытался остановить происходящее.
— А ты заткнись. Не твоего ума дело. Давай. — Петра тянула Дороти до тех пор, пока та не встала на колени у его головы.
Приподняла колено и устроилась, точно наседка на круто сваренных яйцах.
Бедная Дороти. Что сделать? Что сказать, чтобы не испортить все еще больше? От нее тянуло плесенью и кислым, а на вкус отдавало уксусом, мочой и влажной присыпкой. Потертые прыщавые ягодицы укутали щеки, мясистая плоть заткнула нос, жесткие волосы терлись о подбородок. Ее казалось очень много. Складки и интимные филиграни, нежные, витые, как морские водоросли, хрящики колебались у рта.
Джон силился вздохнуть, но в рот лезла кожа и мясистые округлости. Он попытался приподнять сальную подушку зада и пробиться к воздуху, но напрасно. Он понимал, что трахнуть это невозможно. Что скорее всего вообще после этого никого не сможет трахнуть.
Петра приникла к его уху.
— Ну давай же, лижи. У нее никогда не случалось оргазма. Да, Дороти? Никак не удавалось.
Наверху, над ними, послышалось мычание.
— Вперед, Джон. Оргазм — это мой ей подарок. — Она мяла его обвислый член. — Какой ты бесполезный.
Он почувствовал, что Петра слезает с кровати, и минутой позже комната огласилась яростным визгом электромотора. Истерично выли передачи. Внезапно возникли воздух и свет, и Джон утер испоганенное лицо тыльной стороной ладони. Дороти лежала на спине, а Петра приподнимала ее грузные ноги, а в другой руке сжимала мерзкий притупленный предмет, дубинку вожделения, палицу Купидона, чудовищный вибратор.
— Вот это враз сработает. Ты мигом поплывешь. — Петра вонзила предмет в красную промежность подруги. Подалась вперед и нажала.
Джон заметил, как напряглись мышцы ее плеч и предплечий, как обнажились зубы и сузились глаза под грозовыми бровями.
— Ну, давай же!
Мотор сменил тон и начал бодаться своей корейской головкой.
— О! О! О! — Дороти махала руками, пытаясь защититься.
— Петра, перестань, это жестоко!
— Отвяжись! — Она сильно толкнула Джона в грудь. — Молчи в тряпочку, пока у тебя не встал. — Постарайся, дорогая. Ты можешь. Станешь нормальной. И все останется позади, когда случится оргазм.
Дороти утробно всхлипывала. Но вот она перехватила терзающую руку и вырвала пластмассовый манипулятор, но вместо того чтобы размозжить его о стену, толкая и потирая, стала пихать в себя все глубже и глубже. Ее колени разъехались, голова запрокинулась.
Джон сел на краешке кровати и обхватил руками ноги. А Петра свернулась подле лучшей подруги и била по кровати ладонью, словно рефери на ринге в ожидании капитуляции спортсмена.
— Так! Так! Так! Еще немного!
Дороти пыхтела, кряхтела, вскрикивала, ловила воздух ртом, мотала головой, выгибала спину, мотала коленями, то сжимая, то разводя в стороны. Она лезла на стену, барабаня ногами по обоям и дергая побелевшими пальцами ревущий вибратор. Грудь в поту и слезах — Дороти вздрагивала и подергивалась.
— Ну-у! Ну же!
Джон зажал уши. Но внезапно эпилептический шершаво-суконный звук прекратился. Отчаянная попытка Дороти трахнуть себя привела к тому, что она вытряхнула из прибора батарейки и те с двоеточечным стуком упали у нее между ног. Но она еще некоторое время колотила пластмассой в промежность.
«Близко! Близко! Близко!» Но постепенно сдалась. Трагическая фантазия ускользнула меж пальцев, а в кулаке почти тридцатилетней женщины остался смешной, искусственный, дешевый чревовещательный пенис. Дороти свернулась калачиком. От изнеможения и рыданий у нее вздымалась и опадала спина.
— Скорее! Скорее! Надо вставить батарейки! Ты уже близко. Черт, не лезут.
Дороти поднялась и очень спокойным голосом проговорила:
— Пойду-ка я в свою кровать.
— Дороти, не отчаивайся. Джон, попроси ее остаться.
— Заткнись, Петра. Спокойной ночи, Дороти. Все в порядке. Уже поздно, и твой день рождения закончился.
Дверь закрылась с тихим щелчком.
— Она напилась. — Петра швырнула вибратор на кучу одежды. — Ей надо расслабиться и немного сбросить вес. Но все выглядело очень сексуально. — Петра легла на спину и потянулась к Джону. — Перепихнемся по-быстрому перед сном.
— Нет. — Он посмотрел на нее с изумлением, почти с благоговейным страхом.
— Ты же не настолько устал.
Джон лег в постель и отвернулся.
— Нет, и все.
На следующее утро Джон проснулся рано и неслышно оделся. Ему хотелось уйти из этой квартиры. У Петры был выходной, и она осталась в кровати. Пока Джон кипятил чайник, открылась дверь из комнаты Дороти. Она застенчиво вышла на кухню — в майке распашонкой с изображением Винни Пуха и с простынями в горсти.