Тимбукту - читать онлайн книгу. Автор: Пол Остер cтр.№ 8

Но Вилли не сомневался в своей правоте. Кто постиг все тайны теологии? Никто. Если Бог мог послать своего Сына на землю в человеческом образе, почему бы Ему не послать на землю ангела в образе собаки? Мистер Зельц был всего лишь собакой, и, сказать по правде, именно за это Вилли и любил его. Он находил бесконечное удовольствие в созерцании собачьих повадок своего собрата — ведь до этого у Вилли никогда не было домашнего животного. В детстве родители так и не позволили ему завести любимца, несмотря на постоянные просьбы. Он пробовал просить у них котенка, черепашку, морскую свинку, хомячка, золотую рыбку — ответ всегда оставался неизменным. «Квартира слишком маленькая, — говорили они Вилли, — а от животных дурно пахнет, и они дорого стоят; к тому же тебе они скоро надоедят и ты перестанешь за ними ухаживать». Так вот и получилось, что до появления Мистера Зельца Вилли ни разу не представилось возможности наблюдать собачье поведение вблизи и он мало что знал о собаках. Собаки были для Вилли загадочными существами, находившимися на периферии его вселенной. Он знал, что надо обходить стороной собаку лающую и гладить собаку ластящуюся, и не более того. Но буквально через два месяца после того, как Вилли исполнилось тридцать восемь лет, все внезапно переменилось.

Ему пришлось постичь столько нового, привыкнуть к такому множеству вещей, что Вилли с трудом соображал, с чего начать. Что означает виляющий хвост и что — хвост поджатый? Висящие уши и уши торчком? Как понять катание на спине, бег по кругу, вылизывание подхвостья и урчание, скачки в воздух с переворотом и без переворота, оскаленные зубы, наклоненную голову, виляние задом и тысячи других жестов и знаков, каждый из которых выражал какую-то мысль, боль или желание, чувство или намерение? Вилли казалось, будто он овладевает новым языком или изучает затерянное в джунглях племя первобытных людей, пытаясь постичь их нравы и обычаи. После того как Вилли начал понимать основное, он более всего заинтересовался одной головоломкой, которую иногда называл «парадоксом глаза и носа», а иногда — «сенсорным цензором». Вилли был человеком и поэтому воспринимал мир в основном при помощи зрения. Мистер Зельц был всего лишь собакой, то есть существом, практически лишенным зрения. Глазами он воспринимал только общие очертания предметов, определял, кто или что находится перед ним — враг или друг, помеха или полезная вещь. Чтобы понять сложность мира во всех его многочисленных деталях и составить глубокое представление о реальности, он предпочитал пользоваться носом. Все его желания, чувства, представления формировались на основе информации, полученной от органов обоняния. Вначале Вилли с трудом мог в это поверить. Жадность, с которой собаки впитывают запахи, казалась ему невероятной. Стоило Мистеру Зельцу наткнуться на заинтересовавший его аромат, как он устремлялся по следу с такой решимостью, с таким всепоглощающим энтузиазмом, что все остальное вокруг переставало для него существовать. Ноздри Мистера Зельца превращались в устройство, всасывающее запахи с такой же яростью, с какой труба пылесоса всасывает с ковра осколки разбитого стакана. Порой Вилли даже казалось, что асфальт на улице лопнет от напряжения, когда Мистер Зельц особенно активно обнюхивал его. Послушный пес внезапно превращался в упрямую, ушедшую в себя тварь, которая забыла о том, что у нее вообще есть хозяин. Если же Вилли случалось потянуть Мистера Зельца за поводок прежде, чем тот успевал обнюхать в должной мере привлекшую его внимание какашку или лужицу мочи, пес упирался всеми лапами в асфальт с такой непоколебимой силой, что Вилли часто спрашивал себя, не скрыта ли в подушечках лап Мистера Зельца какая-нибудь тайная железа, выделяющая особой прочности клей.

Как не удивляться всему этому? У собаки примерно двести двадцать миллионов обонятельных рецепторов, в то время как у человека их едва пять миллионов. При таком неравенстве вполне естественно предположить, что восприятие мира собакой будет заметно отличаться от человеческого. Вилли никогда не был силен в логике, но в этом случае им руководила не столько любознательность, сколько любовь, поэтому он занялся вопросом с несвойственной ему дотошностью. Что испытывает Мистер Зельц, обнюхивая предметы? И (что гораздо важнее) почему он испытывает именно это, а не что-то другое?

Тщательные наблюдения привели Вилли к выводу, что интересы Мистера Зельца сводятся к следующим: еда, секс и информация о других собаках. Человек узнает о том, что поделывают ему подобные, из утренней газеты — собака выясняет примерно то же самое, обнюхивая деревья, фонарные столбы и гидранты. Рекс, ротвейлер с острыми клыками, оставил свою отметину на этом кусте, у Молли, хорошенькой спаниельши — течка, дворняга Роджер сожрал какую-то гадость. Все это Вилли было понятно. Сложности начинались, если попытаться представить, что собака при этом чувствует. Делает ли она это из чистого инстинкта самосохранения, чтобы не оказаться застигнутой врасплох другими собаками, или тут скрывается что-то еще? Идет ли речь только о военной тактике или дело также в получаемом удовольствии? Не испытывает ли собака, засунув голову в мусорный ящик, нечто подобное тому головокружительному чувству, которое испытывает мужчина, прижавшись носом к шее желанной женщины и вдохнув аромат дорогих французских духов?

Трудно было сказать наверняка, но Вилли полагал, что дело обстоит именно таким образом. Иначе почему стоило такого труда оттащить Мистера Зельца от определенных пахучих следов? Именно потому, что пес получал наслаждение — вот почему. Он находился в состоянии опьянения, он грезил в обонятельном раю и не хотел покидать его. А поскольку, по глубочайшему убеждению Вилли, Мистер Зельц обладал душой, то не разумно ли предположить, что столь духовно развитая собака способна иметь возвышенные интересы, не сводимые к сиюминутным телесным потребностям? Почему бы подобной собаке не испытывать голод духовный, для насыщения которого необходимо нечто вроде религии или искусства? И если, по справедливому утверждению философов, искусство — это вид человеческой деятельности, использующий органы чувств для воздействия на душу, то нельзя ли применить эту формулировку и к собакам, по крайней мере, к собакам с такой развитой личностью, как Мистер Зельц? Не могут ли и они испытывать эстетические потребности, или, иными словами, воспринимать искусство? Насколько было известно Вилли, никто раньше не задавался этим вопросом. Неужели Вилли был первым, кто додумался до идеи искусства для собак? Впрочем, какая разница. Видимо, просто для нее пришло время. Даже если собаки вряд ли в состоянии оценить станковую живопись и струнные квартеты, то кто сказал, что у них не найдет понимания искусство, основанное на запахах? Почему бы не заняться обонятельным искусством? Таким, которое говорило бы с собаками на доступном им языке?

С этих размышлений и началась безумная зима 1988 года. Мистер Зельц никогда прежде не видел Вилли таким возбужденным и энергичным. Три с половиной месяца он трудился над своим проектом, позабыв обо всем на свете. Он практически бросил пить и курить, спал только когда уже валился с ног, перестал писать, читать и выходить на улицу. Он сочинял планы, составлял списки, экспериментировал с запахами, чертил диаграммы, сооружал конструкции из дерева, полотна, картона и пластика. Нужно было произвести кучу вычислений, поставить множество экспериментов, найти ответы на целый ряд вопросов. Какова идеальная последовательность запахов? Какую продолжительность должна иметь обонятельная симфония и сколько отдельных ароматов может содержаться в ней? Какую форму следует придать залу, где симфония будет исполняться? Нужно ли соорудить его в форме лабиринта или же лучше будет последовательность вложенных друг в друга коробок, как более соответствующая собачьей природе? Должна ли собака наслаждаться произведением в одиночку или же хозяин может сопровождать ее? Нужно ли строить каждую симфонию вокруг единственной темы — еды или, допустим, секса, — или же можно смешивать различные компоненты между собой? Время от времени Вилли обсуждал все эти проблемы с Мистером Зельцем, интересовался его мнением, спрашивал у него совета и извинялся перед ним за то, что вынужден использовать друга в качестве морской свинки для многочисленных проб и экспериментов. Немногим собакам доводилось ощущать себя в такой степени вовлеченными в дела людские. Вилли не только не мог обойтись без помощи Мистера Зельца, но и сама его затея была вдохновлена наблюдениями за псом. Мистер Зельц — скромная, ничем не примечательная дворняга — был вознесен до статуса пса псов, до уровня примера, которому обязан подражать каждый представитель собачьего племени. Стоит ли говорить, что Мистер Зельц был счастлив выполнить любую просьбу своего хозяина. Разве так уж важно при этом, что Мистер Зельц не всегда до конца понимал, чего хочет Вилли? Ведь он был всего лишь собакой, не так ли? А если так, то почему бы ему и не обнюхать кучу пропитанных мочой тряпок? Почему бы не протиснуться сквозь узкий люк и не проползти по тоннелю, стены которого смазаны подливкой от спагетти с тефтелями? Возможно, смысла это не имело никакого, но доставляло Мистеру Зельцу немало веселья.