Не сбавляй оборотов. Не гаси огней - читать онлайн книгу. Автор: Джим Додж cтр.№ 16

В три часа ночи на прямой Арми-стрит ни души — насколько хватало глаз. Однако были еще и переулки, там-то и стояла без дела черно-белая патрульная машина, поджидала идиота вроде меня. Видать, коп меня услышал, потому что несся я слишком быстро, чтобы засечь. Тот, кто собрал этот «шевроле», знал толк в балансе мощи и устойчивости. Красная мигалка замелькала точкой в зеркале заднего вида, но через две секунды после того, как я включил верхнюю передачу и рванул вперед, мигалка исчезла. Ясное дело, из зеркала заднего обзора — спинным мозгом я продолжал чувствовать ее.

На меня много чего работало, пусть даже собственные мозги в этот список и не входили: скорость, мощный двигатель, знание улиц наравне с копом, а то и лучше, а еще — огромное желание уберечь себя любимого от тюряги. Однако мне банальным образом повезло, хотя я со своей стороны умело помогал этому везению, чем и гордился. Внутреннее чутье и, хотите верьте, хотите нет, здравый смысл подсказали мне: хоть и весело мчаться на всех парусах в тачке, способной оторваться от любой из машин копов, но у них ведь у всех рации, а от раций не скроешься.

Твердое намерение дает человеку чувство полной безмятежности, и я вдоволь им насладился, когда затормозил, на автомате просчитывая различные показатели скорости, расстояния, угла, силы, давления, свойств металла, из которого сделан корпус машины, а также шансы на выживание собственного бренного тела. Я забрал в сторону, описав визжащей резиной колес дугу, такую крутую, что аж мошонка втянулась, задел правой фарой бетонный столб уличного фонаря и одновременно вывернул руль, ударяя хвостовой частью и врезаясь в стену банка на углу. В один момент, тянувшийся слишком долго, я выдернул ключ, распахнул дверцу я вот уже несся по дороге: миновал миссионерскую штаб-квартиру, пробежал квартал, промчался вверх по переулку и наперерез по аллее, после чего сбавил скорость. И по мере того, как я переводил дух и собирался с мыслями, у меня родился план: я направился к Долорес-стрит. Старый дуб, которым я любовался во время одной из прогулок, никуда не делся. Я залез на дерево, радуясь его крепости. Дети связали вместе несколько досок, и получилось скромное жилище высоко в ветвях. Я облокотился на сук и вытянулся. Потом устроился поудобнее, медленно пережевывая сопроводительное письмо. Оно было подписано Джейсоном Брауном; двигая челюстями, я размышлял, зачем этому Брауну понадобилось превращать в кусок металлолома замечательную машину. Может, он в еще более отчаянном положении, чем я? Потом решил, что все равно никогда этого не узнаю. Я ощупал саднящий левый локоть — наверно, задел обо что-то при ударе машины — но локоть сгибался и был в порядке. Все было более-менее в порядке. В мире нашлось место и добру. Мимо медленно проплыли две патрульные машины, пронизывая фарами проулки между домов, но особо копы не напрягались. Я дождался рассвета — этакого небольшого утешения — и спустился на землю.

На 24-й улице позвонил из платного телефона Мусорщику и выдал ему коротенькую импровизацию на тему хромированного металла на дороге. Когда он спросил обычное: «Кто это?», в голосе его и впрямь слышалось возмущение — наверняка уже знал, что я едва не провалился. Но что мне было делать? Бросив в автомат еще одну монету, я набрал номер гаража Краветти и сказался больным, после чего сел на автобус до дома. Отмокнув в горячей ванне, я откупорил бутылку бренди и растянулся на кровати, поведя длинную беседу с самим собой.

Ты можешь спросить: почему я пошел на дело без прикрытия? И вообще, почему я не остановился по первому требованию полицейского маячка, не предъявил письмо, а вместо этого пошел у себя на поводу и вляпался по полной программе: тебя ловят на превышении скорости вдвое, а ты все еще на второй передаче? Почему, исключая разве что врожденную нелюбовь к трезвой оценке критичных ситуаций? Я что, напрашивался? Провокационный вопрос. Хотел ли я жить? А то как же! Хотя по моим действиям этого и не скажешь. Я начинал сомневаться в самом себе: это как навязчивая идея, не имеющая под собой оснований. Однако факт налицо: дело-то не провалено; я был уверен, это что-то да значит, вот только что, не знал. Видать, мне повезло, но несмотря на убежденность каждого игрока в том, что лучше быть везучим, чем хорошим человеком, удача штука изменчивая. До меня вдруг дошло, что в моем положении я не мог себе позволить даже толику невезения. Задним числом мысль оказалась бесполезной, да еще и опасной — я чуть было в ней не утонул.

Но перво-наперво, чтобы закрепить ее, я напился вусмерть. Случилось это уже неделю спустя; был сентябрь, но в городе стояла редкая для этого времени удушливая жара. Я напился и был счастлив такому разнообразию после навалившейся на меня депрессии. Счастье родилось спонтанно, без всякой видимой причины: чистый фонтан радости изнутри, явный признак жизни. Я решил, что не стоит потеть в собственной квартире, и отправился спать на природу. Сначала зашел в парк по соседству, но на окраинах кучковался народец из тех, кто запросто мог ради мелочи в твоих карманах сделать из тебя котлету. Потом в моем затуманенном винными парами мозгу родилась великолепная, восхитившая меня мысль: старое дерево-крепость на Долорес-стрит, мое убежище от преследователей, гнавшихся по пятам. Придя на место, я забрался в раскрытые объятия дуба. Приятно было растянуться на досках; город остывал, и звезды тускло мерцали в клубах поднимавшегося с земли пара.

Я так хорошо спал, даже не шелохнулся — до самого утра, когда уличное движение стало нарастать. Проверив, нет ли поблизости прохожих, я сиганул вниз. Как только ноги коснулись земли, у меня закружилась голова. Я прислонился к толстому, шероховатому стволу: пусть в голове прояснится, и постоял еще немного — для пущей надежности. Когда перестало мутить и все прояснилось, насколько это было возможно с моим похмельем, я зашагал мимо миссии к автобусной остановке. К восьми часам я должен был появиться в гараже.

Но разве есть в этой жизни что-то святое?

Впереди я увидел женщину; она спускалась по ступенькам крыльца с большой сумкой в руках и дамской сумочкой, болтавшейся на плече. Я не обратил на нее особого внимания, пока она не остановилась на полпути и не прокричала что-то, обернувшись к дому. Слов я не расслышал, но голос у женщины был очень раздраженный. Небось, любовники бранятся, подумалось мне, добро пожаловать обратно в этот мир. Когда женщина снова крикнула, крик вышел таким пронзительным, что я разобрал: «Эдди, в кухне на столе! На столе! Господи, да пошевеливайся же! Опаздываем ведь!» Она гневно тряхнула головой.

Я был уже в сорока метрах, когда она взвизгнула: «Дверь, Эдди! Закрой дверь!» Дверь громко хлопнула, и на ступеньках возник мальчик лет пяти с каштановыми волосами; он обхватил ярко-желтую коробку с ланчем, поверх которой громоздилась стопка книжек и больших листов бумаги. Мальчик прижимал их подбородком. Мать попыталась схватить его, но он увернулся, хихикая и корча рожи. «Ну давай же, опаздываем!» Усталая мать пошла за ним следом.

Я был уже в тридцати метрах, когда мальчик споткнулся на последней ступеньке. Мне показалось, он упадет — нет, удержался. Но при этом он поднял голову — легкое дуновение ветерка подхватило верхний лист из стопки и понесло в сторону тротуара. Мальчик попытался поймать лист, но чуть-чуть опоздал — тот затанцевал дальше, из стороны в сторону, то вверх, то вниз, а потом поплыл низко над землей в направлении дороги.