8-9-8 - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 60

— Хосе Луис Салседо.

— У тебя прекрасная память, дорогой мой! Прекрасная…

Не так уж она хороша — память Габриеля. Особенно если учесть предыдущую реплику Фэл — о поставщиках. Кто-то когда-то уже говорил Габриелю о поставщиках, вот только что они поставляли?..

— … и почему бы тебе не потревожить этого Хосе Луиса?

— Я даже не знаю, кто он. Где он сейчас. Может быть, он умер, а может, что хуже, был врагом отца.

— Имена врагов не хранят в записях. Их помнят наизусть, — неуверенно говорит Фэл.

— Как ты можешь знать? У тебя есть враги?

— Нет. Это предположение. Просто напиши ему, и все прояснится.

— Я подумаю…

— А как поживает твоя сестра?

— Мария-Христина? Понятия не имею. Наверное, хорошо. Она решила заняться сочинительством.

— Вот ужас!

— Уже выпустила два романа. Дебютный остался незамеченным, а на второй были отклики.

— Надеюсь, критика задала ей перцу. Разгромила в пух и прах! Камня на камне не оставила! Смешала с землей!.. Она такая неприятная, твоя сестра. Злобная, алчная… Что хорошего может написать злобный и алчный человек?

— Ничего. — Габриелю не хочется расстраивать Фэл. — Но, в общем, книгу приняли благосклонно. Отметили умение строить сюжет и общий позитивный настрой, который несут ее тексты. «Роман, вселяющий надежду в одинокие женские сердца» — так было написано.

— Какая гадость! Этим бумагомарателям пора бы уяснить, что надежда в одиноких женских сердцах может возникнуть на пустом месте. От одного мужского чиха. От одного пука. От простого ковыряния в зубах.

— Личный опыт? — осторожно спрашивает Габриель.

— Ну тебя! — Фэл смеется и, как в детстве, ерошит ему волосы. — А критические статьи наверняка были проплаченными. Или написанными ее любовниками. У нее их миллион, как пить дать.

— Миллиона любовников нет ни у кого.

— Господи, это всего лишь образ! Твоя сестра и в ранней юности не была пуританкой, а с возрастом такие качества лишь усугубляются.

— Это плохо?

— Плохо, когда начинаешь манипулировать влюбленными в тебя людьми. Не сомневаюсь, что она это делает. Помнишь, как она вертела тем парнем, что сопровождал ее повсюду? Такой высокий, нескладный, но лицо у него было хорошее…

— Хавьер? Темная лошадка?

— Да.

— Хавьер погиб.

— Да что ты говоришь! Как это случилось?

— Я не знаю в точности. Кажется, его тело нашли возле казино в Монте-Карло… С карманами, полными фишек.

— Странно. Он не был похож на игрока.

— Он искал «Золотой Бугатти». Ты помнишь про «Золотой Бугатти»?

— Что-то припоминаю…

— Дорогущая машина, которую отец завещал тебе. А ты сказала: если Мария-Христина его найдет, пусть им и подавится.

— Я сказала: «пусть подавится»?

— Вроде того.

— Это на меня не похоже. А насчет «Золотого Бугатти»… Думаю, его не существует в природе.

— Я тоже думаю, что не существует. Но Хавьер погиб. И еще несколько человек, кроме Хавьера. Мария-Христина сделала это сюжетом книги. Не помню только — первой или второй.

— Эти несколько человек имели отношение к твоей сестре?

— Похоже на то.

— Отвратительно, — в сердцах бросает Фэл. — Манипулировать влюбленными в тебя людьми — плохо, а манипулировать влюбленными и к тому же мертвыми — отвратительно!

— Все так делают. Разве нет?

— Ты про мертвых?..

Про мертвых Габриелю известно немного.

Не больше, чем Фэл, с ее межгалактическими эмпиреями. Знания о мертвых, которыми они питаются (каждый за своим столом) когда-то ограничивались совместным присутствием на похоронах отца. Затем наступил черед книжного постижения смерти, спектрального постижения смерти, а также вполне осязаемых и человеческих слухов о ней. Из эпистолярных простыней, которым Фэл застилает жизненное пространство Габриеля, ему известно, что за десять лет Фэл не потеряла никого из знакомых и друзей.

Знакомый фотограф, знакомый репортер криминальной хроники, знакомый щенок бассет-хаунда и знакомая кошка.

Знакомый фотограф, по словам Фэл, никогда не работал в горячих точках и не подвергал себя опасности. Он занимается созданием рекламных буклетов для одной компании, специализирующейся на фруктах и соках, а фрукты и соки способствуют долголетию гораздо больше, чем тяжелая пища, всякие там булочки, пирожные, сосиски и копченая колбаса. Знакомый репортер давно забросил худосочную колонку криминальных новостей и теперь ведет рубрику «рестораны и другие развлечения».

Жизнь такая рубрика никоим образом не укорачивает.

Коллеги Фэл добираются на работу пешком, редко сталкиваясь с такими повышенными источниками неприятностей, как автомобиль или велосипед. А если и садятся за руль, то не превышают скорости, заявленной в населенных пунктах, и всегда вовремя уходят от столкновения с белками, оленями и прочими животными.

Еще у Фэл есть друг-скульптор и друг-дирижер. Скульптор лепил Фэл в образе Марианны во фригийском колпаке (Габриель видел снимки: Катрин Денев и Софи Марсо в тех же колпаках выглядят не лучше). С дирижером они обедают по воскресеньям, если, конечно, он не уезжает на гастроли или не концертирует в ближайшей филармонии; это не связано с чувствами дирижера и чувствами Фэл. Дирижер — гей, так что они просто подружки.

По статистике, скульпторы, в общей своей массе, живут намного дольше художников-станковистов, художников-графиков и художников, работающих с тканями и стеклом. А дирижеры живут намного дольше исполнителей-виртуозов, будь то скрипачи, пианисты или виолончелисты. В благоприятных условиях они доживают до девяноста, знает ли об этом Фэл?

Если и нет, то просекает ситуацию на интуитивном уровне. Фэл оберегает себя от возможных потрясений, связанных со смертью, разве можно упрекать ее в этом?.. Что же касается кошки и щенка бассет-хаунда — странным образом эти двое еще живы. Кошка является патриархом огромного кошачьего семейства, а щенок бассет-хаунда превратился в пожилую сучку, страдающую повышенным дружелюбием, хроническим циститом и опущением почек. Усыпить ее ни у кого не поднимается рука, пусть все идет естественным путем.

Естественный путь.

Если следовать им, то смерть не покажется чем-то ужасным, а в некоторых случаях и вовсе выступит избавительницей.

К тетке-Соледад это не относится.

Те слухи о ее кончине, которые доходили до Габриеля, выглядят не менее чудовищно, чем сама кончина: Соледад была разорвана на мелкие куски восторженной и наэлектризованной толпой страждущих.

Габриель хорошо помнит ее и бабушкины приезды на Страстную неделю — в то время, когда он был ребенком. И помнит, что именно думал о душе Соледад: она стеклянная, похожая на водяные часы клепсидру. Люди, навещающие тетку-Соледад, тоже сохранились в памяти: сначала это были женщины, с которыми Соледад уединялась на непродолжительное время — в комнате за закрытыми дверями. Женщин становилось все больше, а временные промежутки все короче. Затем к женщинам прибавились мужчины, не всегда опрятные, но почти всегда угрюмые, снедаемые изнутри каким-то очень сильным чувством.