Провинциал и Провинциалка - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Маканин cтр.№ 12

– Прости, прости! – В дверь заглядывает Наташа, видит голого по пояс Ключарева и не входит. Говорит через дверь: – Если не сегодня, то давай мы завтра сходим с Майей в кино. На японские фильмы, а?.. Отпусти нас, Ключик!

– Да пожалуйста… О господи!

– Чего ты такой злой?

– А чего мне не быть злым?

– Ну ладно, ладно… Так ты смотри: ничем завтрашний день не занимай.

Наташа идет к Майе, и слышно, как Майя ей говорит:

– Достанем мы билеты?.. Там уже четыре дня аншлаг.

– Достанем. – И Наташа садится к телефону, слышно, как затарахтел диск. Она звонит знакомым, по кругу – одному – другому – третьему… Эти достанут. Наташа даже в рай достанет билеты, если только он есть и если по цене они будут хоть мало-мальски доступны. Наташа звонит, и кажется, что от ее легкого голоса трогаются с места люди-колесики и – шестеренка за шестеренкой – приводится в движение некий невидимый, но хорошо отлаженный механизм, который, конечно же, достанет любые билеты.

А настроение Ключарева портится. Чем ближе минута общения с Рюриком, тем он становится мрачнее. Он уходит из дому молча, чтобы случайно не сказать грубость Майе или Наташе.

Он пересекает проспект – сворачивает налево… Самое неприятное – это, конечно, беседа с Рюриком, затяжная и прямо-таки парализующая Ключарева своей пустяковостью. Например, о любимом цвете. Или о том, что кофе действует мгновенно, а чай в течение часа. И без беседы нельзя. Рюрик не может без беседы. А в конце Ключарев, потея и пряча глаза, скажет:

– Коллега (Ключарев ненавидит это обращение, но Рюрику оно нравится)… Скажите, коллега (надо повторить!), как там у нас в журналах?

– А что? – спросит Рюрик раздумчиво.

– Нет ли статей интересных?.. Понимаете, у меня вдруг оказалось много свободного времени. И разумеется, если статьи будут достаточно интересны, я могу их взять на себя.

Рюрик выслушивает и задумывается. Обладай он юмором, ну хоть в зачаточном состоянии, Ключареву вполовину было бы легче. Еще только встречая Ключарева в дверях, Рюрик мог бы, смеясь, пожать руку и спросить:

– Что?.. Опять на мели? За статьей небось явился?

Или:

– Что, Витя, не можешь наскрести на подарок учительнице?

И Ключарев бы тоже в шутку сказал:

– Да. Конец учебного года… Не отправишь же Дениску с пустыми руками. Хотя бы цветы…

Но всего этого не будет. Рюрик встретит Ключарева в дверях сухо и чопорно. Как учитель ученика. Как благотворитель просителя, потертого и обшарпанного. А за рецензию, за эту ночную или вечернюю нелегкую работу, отдел Рюрика заплатит – смешно сказать – треть цены. Треть, потому что выполняет внештатный работник, и весь сыр-бор вот за эти-то гроши и идет. Ключарев побеседует, отмучается и, наконец, принесет статью домой. Жена встретит ласково, это верно. Майя знает, что ему у Рюрика было несладко, но глаза ее тем не менее радуются, сияют, – и надо сказать, по-своему она права, и у Ключарева иногда хватает духу понять эту ее правоту и не злиться. Но чаще он швыряет выпрошенную статью на стол, вытаскивает курево и, постанывая, двумя-тремя сигаретами подряд глушит только что пережитый стыд.

Ключарев звонит – Рюрик открывает дверь.

– Ах, это вы… Здравствуйте. – Рюрик всматривается, он всегда узнает Ключарева с трудом.

– Как ваши дела? Как здоровье? – бодренько спрашивает Ключарев… И все начинается. Ключарев проходит в комнату, думая про себя, что, если бы Рюрик хоть однажды предложил чаю, было бы все-таки не так мучительно.

А это уже театр, «Синяя птица». В антракте Ключарев и Дениска прохаживаются в фойе. Тут же с родителями и другие подростки. Дениска слегка форсит. Он моментально схватил смысл и дух этого неторопливого разглядывания портретов и прогуливания в фойе. И рассуждает. Негромко. Спокойно.

– Понимаешь, папа, если уж честно, то и Хлеб, и Огонь – это как-то притянуто.

– Почему?.. Это же образы.

– Я понимаю, что образы. Я даже понимаю, зачем они… Но ведь не плюс пьесе, если я угадываю цель сразу.

– Ну-ну. Только не форси.

– Но, папа, ведь это в точности как… как в школе. Как наглядные пособия.

Ключарев смеется:

– Иди-ка пирожное купи. А то не успеешь.

Теперь Ключарев вышагивает один. И наблюдает за Дениской. Дениска стоит в очереди – вдруг вытирает лоб платком, мальчишке жарко. И еще раз вытирает, а это уже как бы для вида. Для естественности. Для сглаживания первого движения, которое было слишком натуралистичным и резким. Как, в сущности, рано вырабатывается жест…

Отец Ключарева был десятником на стройке. Затем прорабом. Затем на должности инженера, но, чтобы расти в профессиональном смысле, нужно было учить новое. Делать это он мог только ночами. И вот на столе прикнопленный ватман, рейсшина, рейсфедеры всех мастей – дети засыпают, а отец чертит. Всё, разумеется, в одной и той же комнате барака. И курит отец здесь же… Надо полагать, отец был способный человек, но пошли беды. Время было послевоенное, голодное. Сначала попал в больницу брат Ключарева – Юрочка. И гас там, в больнице. Затем что-то случилось с матерью. С ее психикой. Тоже – в больницу. А отец все чертил ночами.

Однажды ночью маленький Ключарев проснулся – пришла тетка Маруся (тетка со стороны матери). И о чем-то говорила с отцом. Свет был крохотный, от лампы, обернутой в асбестовую бумагу. Ключарев с сестренкой Анечкой спали в одной кровати, головами в разные стороны, – и вот сестренка спала, а он прислушивался.

– С утра похороним… Я уж ходила. И место нашла, – говорила шепотом тетка Маруся.

Речь шла о Юрочке, Ключарев еще не знал, что брат умер.

– А ей уж и не знаю, как сказать, – шептала тетка, «ей» – значило матери, мать была в больнице.

– Скажи. Но только поосторожней, – проговорил отец.

– Ой, боязно!

Затем Ключарев видел, как отец вертел в руках бумагу – это был вызов из области, чтобы продолжать учение. Он вертел бумагу в руках, а тетка Маруся косилась на нее и шептала:

– Брось. Брось… Порви ее. – Фанатичное и жуткое было в ее шепоте: – Порви. Прямо сейчас и порви… Увидишь, она выздоровеет. Сразу выздоровеет.

Тетка схватила руку отца и прижала к губам – лампа в асбестовой обертке еле-еле светила – на стене их громадные тени, и вот, прижимая его руки к губам, вся как-то припав к отцу, тетка Маруся шептала:

– Рано… Нашему роду еще рано к пирогам лезть. – Было слышно ее дыхание из-под пальцев отцовской руки. – Рано, ты понял?.. За нас свое дети возьмут. Понял ли – не лезь, оставь это детям.

Отец, видимо, порвал бумагу, потому что разговор их стал спокойнее. Они поговорили о том, нужен ли после смерти Юрочки еще ребенок или хватит этих двоих, то есть Ключарева и его сестренки. Тетка Маруся шептала, что теперь, когда бумага порвана и, стало быть, с дальнейшим учением кончено, не пройдет и пяти дней, как мать Ключарева поправится и выйдет из больницы. Мать вышла из больницы через неделю. К этому времени отец уже выбросил ватман, а рейсфедеры растаскали пацаны. Нет, он сначала припрятал, он еще надеялся – прошел год, и только тогда пацаны начали растаскивать.