Пойте им тихо - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Маканин cтр.№ 38

— Тсс, — так она сказала. — Вовка спит…

— Ага. — Коляня прошел за ней; Лена, медленных бытовых минут не нарушив, возвращалась к стиральной машине — Коляня же шел за ней, винясь и ненужно повторяя: — Вот… я журналист… Можешь посмотреть… Всякие тут мои записи…

Она и взять не могла: руки были в порошке, в мыле, он же совал тоненькую кипу бумаг — черновики какой-то своей статьи.

— Да ладно, — сказала она. — Журналист или не журналист, все равно ты скотина.

— Скотина, — он согласился охотно. — И мне сдохнуть надо.

— Да ладно. Не трепись.

Пили чай. Время ползло, Коляня, трепыхнувшись уйти, остался.

Началось их своеобразное общение, в котором она покрикивала, а потерявший горделивость уралец млел и не дышал, цепляясь за судьбу. Голос его, потеряв хриплость, слинял, а потом стал трястись и звенеть, как у молодого романтика. «Ленка, Ленка, — именно так звенело, — насколько же мне легче стало жить!» — «Ладно, — она смеялась. — Мне тоже полегче…» Она по-прежнему считала его психом. Она считала его и таким и сяким, но он ей нравился. С мужем она жила неважно.

Утром через дверь доносились понятные да и непрячущиеся звуки: Коляня слышал, как Лена, хлопоча и строго поучая, собирает в детский сад сына, — проводив, уйдет на работу. Вставая позже, Коляня пил из холодильника пиво, как пьют его неспешащие, натощак и поутру. Вставать не спеша было счастьем, и даже вспоминались, вытаскиваясь из памяти, жаркие и желтые дни детства. Шастающий с ленцой по утренней квартире и с самого утра безденежный, Коляня лишь косился на зияющую дыру в серванте и на пустоту там, где должны были существовать, вытягиваясь на своих тонких ножках, бокалы. Виноватясь, хмыкал: стула тоже недоставало, он его разбил. Коляня прожил здесь восемь ночей и восемь таких вот утр, пора было убираться, потому что дни уже подсчитывались. Возвращался муж: по словам Лены, он был человек с неспокойной психикой и, увидев в постели Коляню, мог вспылить. В изгибе разговора о том, как много вокруг нее было и есть психов, Леночка не скрыла, что у нее шизофреник-отец. Фамилия отца была Якушкин, и Лена до замужества тоже была Якушкина. Так Коляня впервые услышал фамилию.

Вскоре же Коляня, из любопытства, пошел к некоему студенту Кузовкину, у которого собирались.

Плот, сбитый из дедовских бревен, скрежетал по дну, дергался, однако, одолев кое-как расстояние в два-три шага, вновь мертво вставал.

Бурлаки тянули по колено в воде. «Ну, вы, — купчина кричал с берега. — Кишка, что ли, слаба, сарынь клятая!» — «Никак не идё-ё-оть!..» — откликнулся из воды слабеньким голосом узкогрудый бурлак. Подстегнутые криком бурлаки вновь натянули лямки. Крякнули. Ни с места. Купчина теперь не переставая орал с берега: «Не ловчи, не ловчи, робяты… А ну, навались — жбан пива ставлю!»

На берегу хихикали женщины, купчина, надувая щеки, прикрикнул и на них:

— Цыть, бабы!

Выпрастываясь из лямок, бурлаки закричали вдруг вперебой:

— Дармоед!

— Зажрался на нас!

— Влезь-ка поди в воду сам — ай холодно?!

Озленные, бурлаки выскочили из воды почти разом. Скользя по берегу и балансируя на мокрой глине, они добрались до толстяка и, как ни упирался, сумели спихнуть его в реку («Очки, братцы, очки!» — вскрикивал он). Они бы и топить его стали, но, оказавшись в воде, купчина неожиданно быстро присмирел, — быть может, выигрывал время. Он не упорствовал. Он тоже впрягся в лямку.

Отдышавшиеся, они потянули заново — грянули, раскатывая и сводя голоса на вскрике к рывку: «…Еще-еще-еще-еще-еще у-ухнем!» — плот стронулся. Женщины на берегу восторженно закричали. Плот скрежетал, но шел. Не теряя набранного движения и скорости, они вытянули и завели плот на высокую воду. Закрепили. Плот был отменный — имелись на нем даже две сижи, закраенные, чтобы удить сидя, с удобством покуривая.

Бурлаки и купчина выкупались; смыв грязь, они поднялись на берег. Женщины у костра жарили мясо на тонких металлических прутьях; теперь это называлось — шашлык. Запах уже пьянил. «Вот и пиво обещанное!» — басом объявил толстяк купчина.

— Маловато. Жмешься, пузо!

— Кровосос!.. — Они тут же пристроились к пиву. Они рвали мясо зубами, вскрикивая от восторга, истосковавшиеся по воздуху и по костру горожане.

«Не сыро ли спать будет?» — одна из женщин выстилала палатку поролоновым ковриком, а вторая держала в руках высокую стопу одеял. «Не спать же в машине!..» — «А что, с Андреем мы когда-то провели на заднем сиденье медовый месяц», — и женщина, кончив стелить, пошла к машинам, неторопливо покусывая травинку и вдруг вспоминая молодость. Вечерело. Обе машины, на которых врачи разнообразили свой субботне-воскресный отдых, стояли нос к носу под осинами — обе в красных языках закатного солнца. Женщина подошла к машине, открыла заднюю дверцу и смотрела…

— Ну, милая, шашлычок, скажу я тебе! — подошел наскоро набравшийся пива и мяса муж. Он был толст и добродушен. На берегу он играл крикуна купчину. И также в клинике, игре соответствуя, он был самым старшим из них и самым влиятельным: перемещающийся из века в век начальник. — Вот ведь голытьба! — он присвистнул. — Все-таки покорежили оправу…

Он снял очки и вертел в руках, улыбаясь.

— Андрей, здесь спать будем или — в палатке?

— Где хочешь, моя радость, там и спи. Я-то отправлюсь на плоту рыбачить.

Она пугливо встрепенулась:

— Только не кури.

— Да полно тебе. Где и покурить человеку, как не на рыбалке?

— Две штуки, не больше.

— Ладно…

Подошел Коляня Аникеев, единственный среди них неврач, — он был привезен сюда, что называется, для компании (журналист крохотного калибра, пробующий писать о большой медицине и очень дороживший тем, что может суетиться и крутиться возле). Сейчас Коляне было не по себе: в азарт войдя, он вместе и наравне с другими «бурлаками» спихнул ведущего хирурга-онколога в воду. Сказать об этом вслух и тем более извиниться было, разумеется, не в стиле дня и не в стиле отдыха. И, однако же (он чувствовал), надо было что-то сказать. С оттенком как бы косвенного извинения Коляня произнес:

— Голова болит. От жары делаюсь ненормальным… Скоро ли отправимся рыбачить, Андрей Севастьянович?

— Не спеши.

И повторил без обычного дружелюбия:

— Не спеши. Поспим часов до двух — а там и с богом.

Но в темноте ночи, когда они толкались шестами и когда шаг за шагом выгребались на плоту к противоположному берегу, бунт бурлаков, отдалившийся, был вполне забыт, и Коляня получил возможность спрашивать. Как и обычно, Коляня начал с Якушкина — лечит, мол, знахарь рак, а хирург-онколог, как и обычно, назвал Якушкина шарлатаном. Вплетаясь в общий замысел, имя Якушкина и нужно было Коляне исключительно для начала и для поддразниванья, о знахаре тут же забыли, после чего, оскорбившись за науку (втайне!..), Андрей Севастьянович Шилов говорил о проблемах онкологии много и возбужденно. Удивительно, но именно упоминание о знахарстве действовало на онкологов безотказно. Невежество толпы и, в частности, невежество пишущей братии заставляло онкологов открывать рот и говорить — без просьб и без приставаний. Онкологи говорили много и говорили охотно. И всякий раз когда больший, а когда меньший кусок знания, обламываясь, перепадал Коляне. За разговором Андрей Севастьянович подготавливал снасть, собираясь ловить рыбу; Коляня ловил свое.