Испуг - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Маканин cтр.№ 43

Она прочитывает его восхищенный взгляд:

– Любишь толстых? – Засмеялась. (А лучше б без слов. Молодежь всё приземляет.)

Она дает ему стакан молока, старик с жадностью выпивает. Она наполняет стакан снова и придвигает горбушку свежего хлеба. Он жует, ест, пьет молоко, не выпуская из глаз этого прекрасного и большого белого объема. Он в восторге от жизни… Такое может вдруг исчезнуть.

Улыбаясь, она говорит:

– Я сто раз слышала – придурок!.. Этот Петрович – ночной придурок! Чокнутый, мол… Лунатик… А я молодая, мне же интересно!

И с беспечным удивлением признавалась:

– Я всё прикидывала и думала: ну а почему, собственно?.. Почему придурок?!

В какую-нибудь дерганую вечернюю минуту я успокаиваю себя картинкой-видением. Мне видятся старики… старикашки… стариканы… Из разных районов Москвы. (К примеру, Гошины друзья.) Или такие же старики из питерских спальных районов… Или из Урюпинска… Из Орска… Не важно… Сейчас (в этот вечерний час) они все подсаживаются к «ящику». Там и тут. Слетаются, как воробьи.

Они все (а я вижу их со стороны) уже собрались к его величеству Прошлому – к ее высочеству Пятой кнопке. (Кнопка у них, конечно, на своем святом месте… Затвердела, ни за какие деньги не шевельнется в пошлость.) Старички интеллигентно плюются на мыльные сериалы. Морщатся на новости… Зато здесь, на пятой, подбирают сладкие крохи былого. Упершись глазами в «ящик», слушать и смотреть… смотреть и слушать… пуская слезу о Гете, таком, оказывается, несчастном и таком обделенном в первой своей любви… А буйные плясы «Весны священной»?.. А фото безумного Нижинского!

Один из таких старичков – это давний-давний мой приятель Гоша Гвоздёв. Сидящий в кресле перед телевизором… Впрыскивающий себе ежедневно (а то и ежечасно) ампулу-две былой культуры. Счастливчик!.. А рядом с Гошей и с его креслом стул. Пустой мой стул… Ждущий меня… Когда-нибудь он меня дождется. Я тоже скоро. Мне приятно об этом думать… Стул крепок. Он не старится. Он может ждать мою задницу год за годом.

Мы учились вместе – студентом Гоша Гвоздёв был крутой бунтарь. А став молодым специалистом, уже впрямую диссидентствовал. Был невероятно активен. (И был красив в то золотое свое время!) Получил шесть лет ссылки… Отбыл… Вернулся в Москву… Но вот в перестройку он вдруг стал пессимистом. В то самое время, когда все были полны надежд и иллюзий… Когда все ликовали!.. Он не верил.

И еще долгие-долгие годы он оставался пессимистом. Мрачный и настороженный – всюду подозревавший козни наших нелепых правителей. Козни, направленные против него лично. Развелся с женой из неких опасений… Подозревал он и слежку… За собой.

Одно время (и немалое время, лет пять) Гоша был на очень сильном взводе. Показывал мне на улице (жестом, не поднимая глаз) неких низколобых типов. Одного… Потом другого… Дух времени, говорил он. (Душок…) Гоша уверял меня, что он у них уже на крючке. Ему не уйти. Его уже ведут… вываживают, натягивая лесу всё крепче. Это длилось долго… Лет пять… Настоящая мания. (Но кто знает… Может быть, в его случае и не мания?)

Страхи так и оставались… Много страхов… И Гоша переборол их, только подсев на пятый канал. Именно так. Это было спасение. Теперь Гоша весь ожил, посветлел лицом… Я бы сказал – просветлел! Подлинный хеппи-энд!.. Что значит дожить до старости и не слишком много болеть.

Сползает по крыше старик Козлодоев…

Б. Гребенщиков

Разок-другой я споткнулся. Ни звезды… Ни огонька. Я готов сдаться. Готов вернуться назад… Но где, в какой стороне мой старенький домишко?.. Куда теперь – не знаю… Вокруг чернильно черно. Говорят, нас (и заодно еще с десяток поселков) на время обесточил стратегический кабель. Тянут кабель неподалеку, так говорят.

Однако поселковский люд уверен, что причиной тьмы малаховские воры. Ловкие чужаки, они присмотрели наш поселок и грабят ночами себе в удовольствие. Им чем темнее, тем ловчее. Тьму спровоцировали… Тьму заказали… Малаховское ворье, их почерк! Они вырубают свет напрочь, капитально, и в каком-то изысканном месте… нам не найти! Днем солнце, вечерами – свечечки.

Боясь ворья, люди во тьме хочешь не хочешь стали настороже, напуганы. (Любителю побродить – сплошные неудобства.) Вот и сейчас я в темноте потерялся… Где я?.. Сад (чей?.. я-то думал Лидусин) я срезал неуверенным шагом… Диагональю меж яблонь… Прошел мимо цветника. (Там знакомо подванивало поздними Лидусиными пионами.) Вроде бы так…

Однако, едва я к веранде – ого!.. – слышу вдруг из тьмы сухой странноватый щелчок. Клац-клац.

И ведь узнал, узнал! – расслышал и, слава богу, узнал знакомый (по детству) звук-звучок провинциального тира. Слом-сгиб и клацающее распрямление жиденького ствола… Помню, а?.. Надо же, сколько воды (и сколько воздуха) утекло… Воздушное ружьишко… Воздушка!

И следом за клац-клац женский голос… Из запасной двери, что с веранды сразу на кухню. Голос:

– Уходи – выстрелю.

Конечно, дачница… Моя ошибка.

Я тотчас и довольно быстро отвечаю на ее голос – я ошибся во тьме… Ошибся! Извините. Конечно, уйду.

Но губы мои растягиваются в улыбке… Немного забавно. И смешно… Потому что старикан, оказывается, не боится далекого детства. Старикан, пропахав столько десятилетий, уже не верит, что крохотная мелкая пулька попадет, угодит ему из детства точно в глаз. Молчу… Губы в улыбке. Легкая зыбь детских переживаний… Взволнован звуком!

– Я заплутал… Извините, – повторяю я и поворачиваю, чтобы пройти назад, к калитке.

– Понимаю. Понимаю.

В ее двояком «понимаю» сочувствие к заблудившемуся. Но и (на всяк случай) небольшая насмешка сильного над слабым.

Ухожу. Дачница (удерживая дистанцию, не сближаясь) идет за мной. Храбренькая!.. Я ее не вижу, но слышу во тьме ее легкие шаги.

Калитка у них проста… Задвижка… Всего лишь.

Уже закрывая за собой, шутливо ее спрашиваю:

– Женщина с ружьем, а?

Но она строга – и шутка ее строга:

– Сюда вход только с ружьями. Не знали?

А когда я по-дружески замечаю ей, что я никакой не малаховец, а местный… и что вообще говоря ружьецо-то у нее детское, дерьмовое, – она язвит:

– Для дерьма и держим.

Куда теперь?.. Я стал посреди дороги, не зная во тьме, чьи дачи справа, чьи слева. Ни звезды… Ни огонька… Бог дал мне крепкое тело в старости, однако насчет ночной памяти он был, видно, не так щедр. Дырявая башка… Обычно я веду (машинально) счет: восьмой дом от проулка по левой стороне. Это если я, скажем, ночью от Петра Иваныча к Лидусе…

Но такого мрака никогда не было. И таких раздраженных вечерних окриков. (Когда ошибкой придешь не туда.) Угрозы… Собаки… Ходишь, как слепец!