Мария в поисках кита - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 102

Запах.

Напрасно я подумала о тлене.

Тонкий, неприятный рыбий запах неожиданно касается моих ноздрей. Если бы под ногтями Кико были спрятаны все его парфюмерные отдушки (ваниль, базилик, бергамот и чуть-чуть можжевельника) — эта оказалась бы в самом нижнем слое. Самом нижнем, на котором все покоится. С чего все и началось.

— …немного не так, — произносит Кико.

Я вздрагиваю и едва не сваливаюсь с рамы, хотя подсознательно ждала, что он снова заговорит со мной. Правда, теперь это совсем другой голос. Не особенно приятный, не обволакивающий, неуверенный, слегка надтреснутый, как будто им пользовались нечасто. А если и пользовались — то для бесконечных оправданий. Он как будто извиняется за себя заранее, вот что!..

— Течения… Течения — вот с чего все началось.

— Течения? — на автопилоте переспрашиваю я. — Какие еще течения?

— Здесь, у Талего, очень сильные течения. Мне это никогда не нравилось.

— Так вот почему вы не любите Талего…

— Я люблю Талего. Лучшего места и на свете не сыщешь… Нет, про Мадрид я не говорю. А Талего — второй в списке! Если бы не течения…

Если бы не течения, да. И если бы не отсутствие футбольной команды, в Мадриде она есть. И в Барселоне, и в Валенсии, и еще бог знает где, в любой испанской дыре. Ее нет только на Талего, но это не мешает острову оставаться вторым в списке. Значит, дело вовсе не в футбольной команде, а… в чем? И что такого есть в Мадриде, что делает его первым?..

— Вы не из Мадрида? — интересуется голос.

— Нет.

— Но вы бывали в Мадриде?

— Да.

— Там много красивых женщин, ведь так?

— Наверное…

— Только там они могли бы жить, нигде больше!

— Красивые женщины? — Что-то подсказывает мне: лучше не вступать в препирательства с голосом. — Все может быть…

— Но одна-единственная, самая красивая… Она жила там точно.

Вот почему Мадрид — первый. Из-за одной-единственной, самой красивой женщины, а на Талего, при всех прочих равных условиях, обнаружить ее сложно. Ни одну из знакомых женщин я не могу назвать «самой красивой», но ведь я и не мужчина. У мужчин — совсем другой взгляд.

— Вы не встречали ее в Мадриде?

Более нелепого вопроса не придумаешь, такой вопрос мог задать лишь какой-нибудь идиот — по типу полоумного Кико, ведущего вполне себе растительную жизнь. Жизнь можжевельника или базилика. Но ведь со мной и говорит Кико! — а я себе что вообразила?

— Я много кого встречала в Мадриде…

Уловки лживой шизофренички, я много кого встречала в Мадриде, но помню только одно имя — Хесус (официант из аргентинского ресторана). Остальные имена — администраторов гостиниц, ночных и дневных портье, клерков в «El alquiler de coches», [46] вокзальных кассиров, кассиров в супермаркетах, продавцов из фирменных магазинов «Desigual» и «Uno de 50» — я никогда не запоминала. Даже из простого интереса — я никогда не смотрю на бейджи. Могла ли самая красивая женщина Мадрида торговать сиквенто-бижутерией, пусть и хорошего качества, с напылением из серебра? Может быть — а может быть, и нет, у меня слишком мало информации. Х-ха, ее вообще нет!..

— Как ее зовут?

Имени (если оно и было произнесено) я не слышу — из-за резкой боли в ушах. Как будто в них суют что-то острое… спицу. Суют и тут же аккуратно вытаскивают. Так аккуратно и быстро, что я не успеваю ни вскрикнуть, ни вцепиться в пальцы Кико, ни свалиться с велосипеда. Но благодаря спице и ее движению в два такта (и — аап!) я вдруг вспоминаю имя испанки, которую можно назвать красивой. И далее — самой красивой, во всяком случае именно так она выглядит на задорном антиэйджевском плакате. Пенелопа Крус.

Пе-пе. И — аап!..

— Я знаю одну очень красивую женщину в Мадриде… Правда, сейчас она не в Мадриде. Она актриса. Пенелопа Крус.

— Нет, — голос горчит можжевельником. — Она здесь ни при чем, Пепе…

— Значит, это не Пепе.

— Нет. Она…

Я снова чувствую резкую и мгновенно отступающую боль в ушах.

— Я бы хотел встретиться с ней в Мадриде, на солнечной стороне улицы. И чтобы она улыбнулась мне.

У меня нет никакого желания уточнять, с кем бы хотел встретиться этот голос, сотканный из можжевеловых прутьев, — с Пепе или с «самой красивой женщиной». Как не хочется вступать в препирательства относительно солнечной стороны улицы — как будто на той стороне, что в тени, улыбки запрещены!.. У меня нет никакого желания — вдруг снова получу жалящий укус в ухо?

— И что же мешает вам встретиться в Мадриде?

— Талего.

— Вот как?

— Она здесь, на Талего. Но лучше бы нам было встретиться в Мадриде.

— На солнечной стороне улицы…

— Да.

— И чтобы… она улыбнулась вам.

— Необязательно мне. Но я бы хотел увидеть ее улыбку. Просто — улыбку.

— А здесь, на Талего, она разве не улыбается?

И — аап! И — аап! И — аап!..

Господи ты боже мой! Прекратится ли эта пытка?! Я едва не теряю сознание от боли; я бы и потеряла, если бы боль была продолжительной. Но она короткая и пульсирующая, что изматывает еще больше, почему я не села на багажник?.. Единственный выход — спрыгнуть с велосипеда, но руки Кико крепко держат меня в кольце, да и все тело кажется одеревеневшим и бесчувственным. Все, кроме двух незначительных деталей — ушных раковин. Проклятый голос вползает худа, как дафния, и шуршит, шуршит:

— Не улыбается. Нет.

Вот теперь я просто жажду удара невидимой спицы — самое время пригвоздить водяную блоху, избавить меня от шуршащих и бесполезных откровений.

Удара нет. И шуршание затихает — как раз в тот самый момент, когда мы с многоголосым и многоликим Кико проезжаем мимо здания океанариума. В такой же полной и почти оглушающей тишине (даже шороха шин не слышно!) мы въезжаем на улицу, в конце которой нет ни кошек, ни старухи Майтэ, ни ВПЗР. Боковым зрением я вижу букинистический с пустотой за окнами, смазанную тень моря в просвете между домами и, наконец, чайную розу в окне — смазанную, как и море.

У кафе Кико притормаживает.

Все. Конец пути.

Как только ноги касаются земли, ко мне возвращается загнанное спицей глубоко внутрь любопытство. Относительно «самой красивой женщины», чья улыбка возможна в Мадриде, но совершенно исключена на Талего. Впрочем, многие вещи на Талего исключены. Но наконец-то появилось солнце. А мы с Кико как раз и стоим на солнечной стороне.

Самое время улыбнуться.

— Я так и не поняла, как звали ту женщину, Кико… Ту, о которой ты говорил мне. Ты ведь говорил…