Арена - читать онлайн книгу. Автор: Никки Каллен cтр.№ 133

«Познакомился с Анни… В парке. Очень красивая девушка. В чёрных брюках и рыжеволосая. Пасмурный день. Будет снег.

Неделя прошла. Очень устал. Не люблю учиться. Грустно…

Пасмурный день. Ночью был то ли снег, то ли дождь. Везде мокро. Мама ругается за ботинки. У Веги после прогулок грязные лапы. Встречаюсь с Анни. Ей семнадцать лет.

Снова видел Анни. Целовались и ели мороженое. Она любит шоколад, я — нет.

Шорох листьев по ночам. Моя комната на первом этаже, и слышны все звуки с улицы. Люблю, когда проезжают по дороге машины и свет их фар скользит в темноте по потолку. Не сплю, просто лежу и мечтаю.

Много читаю, учил какое-то стихотворение о любви и первом снеге наизусть — хотел прочитать Анни. Задремал. Болят глаза.

Чистить зубы по утрам — чертовски философское занятие. Гулял с Вегой и курил. Отец не убьёт, но и руку не пожмёт.

Школа уже опротивела. Пинал консервную банку и купил пива. Гуляю с Вегой. Звонила Анни.

Капитально, солнышка в этом октябре уже не будет.

Опять ночью был снег. Что за люди, у которых в семнадцать лет болит голова? Или это время такое? Или голова? Или боль? Голова болит ужасно.

Пишу чёрной пастой, очень нравится. Но чёрный цвет не люблю. Розовый люблю. И серый.

Снег. Опять падает снег. Тихо так, слякотно. Каблуки увязают в грязи и хлюпают. Ботинки чистить — морока. Сидел в парке, на скамеечке, где встретил Анни. Скучал… Грустил…

Отчего тоскливо? И падает снег. Падает и падает, хоть бы хны.

Тоскливо. Тоскливо. Тоскливо. Снег…

Ничего писать не буду…

Учу астрономию. Очень нравится. Любимая планета — Сатурн… Я хотел бы превратиться в него.

Анни перекрасила волосы в чёрный цвет. Чуть не застрелился. Потом долго смотрел на неё, она зажгла вечером свечи, и её волосы так тускло и тепло мерцали. Очень красиво… Целовались.

Заснул на закате. Нельзя, а почему — не знаю. Выгулял Вегу… Она бегала по парку, а я всё боялся её потерять в темноте. Дома пахнет вербой.

Видел ворон. Чёрные… Угадайте, где? На кладбище. Ездили после обеда. Надел чёрные брюки. Тучи и сыро. Серое небо, жемчужное, тяжёлое.

Странно, когда падает снег, всем становится грустно и болит голова. Хочу есть… Сижу дома и в теории учу астрономию. На практике — ничего. Смотрю на себя в зеркало. Полетели первые снежинки. Не могу, пошёл к холодильнику…

Черная рубашка и коричневый галстук в белый горошек. Как вы думаете, они сочетаются?… Хочу курить, а обещал Анни бросить.

Мать Анни настоящая стерва. Надел чёрную рубашку. Моя розовая — в стиральной машине. Улыбается и наливает чай, а сама давит на Анни, чтобы та меня бросила. Первый ясный день… Светло… Пойду выгуляю Вегу и сам заодно выгуляюсь.

Размечтался — опять пошёл снег. Хоть бы снег… Падают белые хлопья, и асфальт весь мокрый. Волосы мокрые, не хуже асфальта под каблуками, липнут к щекам. Уже привыкаю к пасмурным дням. Вега бегает, а я за ней.

Почти ночь. Открыта форточка, и пахнет холодом и сыростью. Ходили с Анни по парку, а впереди бежала Вега. Рассказывали друг другу анекдоты. Хохотал до упаду.

Смотрел в окно. Гудела перемена за спиной и голова на плечах. Зелёная рубашка под цвет лица. Смотрел на дорогу. По ней ездили машины, и она напоминала реку… Если идти, то увидишь реку. А если не идти, то не увидишь.

Всю ночь не спал. Простудился — хотел речку перейти. Температура… Анни обещала зайти после школы. У неё сегодня химия. Ем малиновое варенье. Очень люблю малиновое варенье… Хорошая вещь… От него умирать не хочется. Пока предков дома нет, пойду покурю.

В одной рубашке на дворе холодно. Умылся холодной водой… Каждые полчаса выхожу на задний двор курить. Дома никого нет, кроме меня, Веги и холодильника. Считаю холодильник за живого. Он так мурлыкает… Съел бутерброд. Температура 37. Сижу дома. Говорил с Анни по телефону.

Вечер. Тихо падает снег. Романтическое настроение. Читал книжку и смотрел фильм. Где-то за тучами звёзды… Сатурн — тоже звезда.

Ночью снился странный сон. Одинокий дом в снегах и эхо. Я хожу по дому, и в нём много галерей. Звук щёлкающих каблуков по паркету. Сколько можно ходить?… Помню ещё разбитое зеркало. Пойти разбить, что ли?

Снова гулял в парке. Тепло. Анни подарила мне белый шарф, и я его не снимаю. Встретил девушку, очень обычная, волосы какие-то красные, а вот глаза красивые, как у Анни. Каре-зелёные. Анни уехала, чуть-чуть скучаю. Каре-зелёные…

Снег, снег. Ветер. Весь день в парке. Вега счастлива. Шелестят жёлтые листья по аллеям. Они всё ещё жёлтые, а скоро будут гнилые. Сквозь тучи светит солнце, и листья сияют. Смотреть больно. Пойду домой.

Где-то рассвет. Приехала Анни.

Встретил Русю. Покурили, напились. Устал ужасно… Почему в парке деревья чёрные? Тоска загрызла, а я сигарету…

Есть такое чувство — нежность. Такое тонкое, как розовый шёлк, и шелестит… Нежность. Чудесное слово. Плакал в парке допоздна.

По ночам — звёзды. Плохо. Вчера я умер.

Снег.

Снег.

Снег…»

Снег вздохнул — внутри дневник тоже был хорош; почти рассказ; он вспомнил себя в семнадцать лет: они с Максом уже чётко знали, чего хотели, будто им это предсказали; уехали в столицу; Макс поступил на математическое отделение, смотрел в телескоп, создал журнал фантастическо-мистической литературы и необычной научной публицистики, нестандартных исследований, работ, монографий, — «Медаззалэнд» — яркий, глянцевый, с флуоресцентной обложкой; внутри вкладки — схема машины времени или «Тысячелетнего сокола» — корабля Хана Соло, или шикарная фотография Марса, или северного сияния, или карта путешествия Стрелка из «Тёмной Башни» Стивена Кинга; журнал и Макс быстро стали знаменитыми, причём именно среди учёных; учредили даже премию для молодых физиков, математиков и астрономов от журнала; сейчас Макс почти ничего не пишет туда, кроме колонки редактора и рецензий. А Снег в это время учился на судмедэкспертизе — это было что-то ужасное — все дни в морге; Снег вспомнил забавный момент: в кабинет заглянула девушка, психолог, первый курс, она отстала от своей группы, никак не могла их найти в бесконечных коридорах; Снег сказал ей, как пройти, и снял перчатку — перчатка щёлкнула, и девушку всю забрызгало кровью, девушка упала в обморок; «хорошенькая», — подумал Снег, приводя её в сознание; но у них ничего не было, она пришла в себя, отмылась и, извиняясь за свою слабость, ушла; а потом они встретились на его первом расследовании: серийный убийца Элайджа Волин сбежал из тюрьмы, оставляя за собой кучи трупов, но был неуловим — он убивал всех людей, которые попадались ему на пути: в магазинах, автобусах, попутках, мотелях; ножом, подаренным на пятнадцатый день рождения; им он убил всю свою семью — родителей, дедушку, младшего брата; потом соседей; из тюрьмы он сбежал, ударив охранника головой о косяк; затем снял с него пистолет и очень быстро передвигался по корпусу — стреляя в охранников и придерживая двери, а потом просто пошёл через двор, изображая посетителя, и его пропустили, никому даже в голову не пришло, что это Волин, «бегущий по лезвию», как его прозвали газеты, — была всего одна его фотография, школьная, охристая; а ему на момент побега уже исполнилось девятнадцать лет, и он был очарователен — настоящий ангел, с ямочками на щеках, пухлым розовым ртом, пышными взъерошенными волосами, огромными голубыми глазами, ресницами как цветы — потерянный ребенок; маленький и хрупкий; для всех следователей оставалось загадкой, почему он убивал и как, откуда в нём были такие силы — на всех людей на своём пути, девушка-психолог умела читать мысли людей и видеть будущее; она улыбалась Снегу, тоже вспомнила его; «Элайджа ни о чём не думает, — сказала она, — вообще ни о чём, полная темнота; у него в голове дом, в котором снесены все лестницы и вылетели все пробки, и лампочки перегорели, и вода течёт по стенам»; самым ужасным казалось убийство молодой рок-группы, они выпустили свой первый альбом, и песни из него крутили везде — они были новые боги: скрипка, рояль, бас-гитара, высокий яростный голос; они подвозили Элайджу, и он убил их, скинул тела в канаву; и Снег разъярился и нашёл Элайджу в общественном туалете; и сам впервые был готов убить — полицейские держали его за руки, потому что он налетел на Элайджу так, будто упал с крыши, и начал бить головой об унитаз; просто Джеймс Бонд. Сейчас Элайджа сидит почти в Азкабане — в тюрьме высоко в горах, туда и оттуда — только вертолётом; Снег вздохнул — в семнадцать лет он резал трупы, читал Дамброзо, Видока, ставил химические опыты; и ещё писал музыку: однажды вечером за ужином — они сразу купили эту квартиру, большая, светлая, в красивом старинном доме, соседи их ненавидели за постоянные взрывы в комнате у Снега и за рояль, но потом, когда они стали знаменитыми, поутихли, улыбались при встрече, — и однажды за ужином Макс сказал: «тут мультик ставят по братьям Стругацким, по «Стажёрам», ищут композитора, я порекомендовал тебя»; «Макс, ты что?! я же ни разу ничего не писал…» «надо же когда-нибудь начинать», — спокойно ответил Макс и навернул на вилку ещё клубок спагетти; и тогда Снег написал музыку — лёгкую, светлую, пафосную, стремительную, с трубами, волынками и барабанами, почти шотландский гимн; ему было комфортно, несмотря на переживания: команда, работавшая над мультфильмом, вся была молодая; а «Стажёры» получили кучу премий, в том числе и за музыку; как же они напились с Максом, когда ему дали «Золотой глобус» за лучший саундтрек… Ему никогда не хотелось покончить с собой; если только от обилия дел и идей — как говорил Макс, свирепея: «вот было бы здорово сесть в тёплую ванну, застрелиться, а потом помыться и пойти есть макароны».