Отдам осла в хорошие руки... - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 58

Так Мишаня научил орла летать.

Прошло два года. Держать орла на тещином подворье становилось небезопасным. И хотя Толик вел себя миролюбиво, соседи начинали роптать, опасаясь за своих цыплят. А Толик вымахал в такую громадину, что пугал своим видом детей, почтальонов, контролеров и агитаторов. Правда, однажды Толик к всеобщей радости шуганул Косую Грету, да так, что та потеряла свой дар, переданный ей от бабок и прабабок по наследству.

Не любили ее в городе. Между нами, непростая была старушонка, зловредная. Ее побаивались и старались с ней не ссориться, чтоб порчу не навела. Целыми днями Косая Грета бегала по городку, юркая, маленькая, жилистая, с острыми мелкими глазками, глядящими в разные стороны света, ругалась и ссорилась со всеми. И плевала. Порядочная змея была эта Косая Грета. Где плюнула, там жди неприятностей. А вы думали? У нас в Карпатах столько намешано, не разберешься: колдуны, ворожки, духи, голоса, змеи летучие, опришки — ой, столько тайн, только ходи, слушай, смотри и записывай! Так Косая Грета каждое утро из своей Чертории — село такое есть в горах, Чертория (а я что говорила!), — чесала в город, как на работу. Плеваться. А вечером — назад. И не заявишь же на нее в милицию, что она бегает и плюется.

И вот Мишаня как-то едет в «Приют четырех» Толика выгуливать и учить охотиться на мелких грызунов и животных побольше, а по дороге бойко семенит Косая Грета, руками размахивает, раскраснелась, крепенькая такая, энергичная, полная сил. Мишаня, добрая душа, пересадил Толика назад и остановил машину:

— Садитесь, жиночка. Подвезу.

Косая Грета шустро запрыгнула, а бестолковый Толик, любопытный, не может же тихо сидеть. Через ее плечо перегнулся и своей башкой Косой Грете в лицо:

— Клек? — спрашивает. — Как дела, бабка?

Та как сиганет из машины в открытую дверь — хорошо, машина еще скорость не набрала, — и ну улепетывать в обратную сторону, как заяц какой-нибудь, только ее и видели. И все.

С тех пор всем на удивление притихла Косая Грета. В храм стала похаживать, бродячих кошек и собак подкармливать. Ну Толик! Ну орел!

После этого случая многим мысль приходила в голову Толика портрет на герб города поместить. В профиль.

А тут подоспела третья Толикова весна. И когда она достигла пика, эта чаровница легкомысленная, и ароматы согретых солнцем цветущих деревьев и трав кого угодно уже могли свести с ума, она, эта весна, наконец задела и чистую душу нашего Толика.

Ездили они с Мишаней в лес. Мишаня отпускал Толика — лети! Куда-куда… Туда, Толик! Туда, где за тучей белеет гора, Толик… Думал Мишаня: уж улетит так улетит. Сейчас точно не пропадет. Лети, брат, куда глаза глядят! Толик взлетал, и зоркие его глаза с самой высоты видели только крышу удирающего в город Мишаниного «уазика». Толик легко догонял и перегонял «уазик» и, прилетая раньше Мишани домой, мирно встречал его, сидя безмятежно, как и прежде, на заборе рядом с петухом.

И однажды Мишаня с Толиком наконец увидели ее, зависшую над пропастью как на ниточке, распахнувшую мощные искрящиеся крылья, — ее, юную орлицу-беркута. Затрепетало сердце потрясенного Толика. Еще бы! Страшно он был в себе не уверен, чувствовал себя эдаким увальнем, вскормленным в неволе. Но Мишаня — настоящий друг Мишаня — внушал ему:

— Ты что, Толик?! Ты же орел! Не дрейфь, Толик, давай!.. Женщины, они ведь как, — рассуждал Мишаня, из-под ладони наблюдая за полетом орлицы, — они песни разные любят. Льва Лещенко, например…

— Клек! — возмутился Толик.

— Ну или кто кого, — неопределенно согласился Мишаня. — Разные женщины любят разные песни. Ты ж птица, Толик, спой ей что-нибудь свое, давай!

Два дня подряд ездили Мишаня с Толиком ухаживать за молодой орлицей-беркутом. А на третий день рано утром Толик улетел. Сам. И больше не возвращался.

Мишаня и вся его семья, и даже теща Мишанина, затосковали. Мишаня ездил в «Приют четырех». Но орлов там уже не увидел. И понимал, что Толику хорошо, что Толик счастлив, но душа все равно была не на месте. Привык.

Да… Беркуты — птицы загадочные, гордые и мудрые. А еще верные. Любят раз и навсегда. Потому что понимают, что их свободная, пронизанная синими горными ветрами орлиная любовь делает их, беркутов, бессмертными. Так что тут выбирать надо: или вареники с винегретом каждый день, или вечность. Тут уж кто что выберет.

Мне нравятся размытые очертания произносимых слов. Люди в одно и то же слово вкладывают свой собственный смысл, и пожалуйте — жизнь расцветает и радостно вертится, как карусели.

Вот смотрите. Приятель мой, егерь из местного лесничества, Павлик говорит:

— Я, друзья мои, бодро иду по жизни! Бодро и весело. А чего огорчаться, прально?

И заметьте, все это он говорит лежа на диване, небритый, с синяком под глазом и больной головой после вчерашнего. Квелый такой, с зеленым лицом лежит, но при этом бодро идет по жизни, и его не пугают временные трудности.

Павлуша — человек широкий. В молодости на пиво или в баньку париться, например, ездил с друзьями, не мелочась, на локомотиве. Он кем-то там в железнодорожном депо работал. Девушек катал на своем бронепоезде. А потом ставил локомотив на запасный путь, и вот вам пожалуйте в гости — уже дача…

Единственный человек, кого Павлик всю жизнь боится, — его маленькая жена Леся.

— Павлуша, а Павлуша!

— А, Лесю кохана…

— Павлушка, зайды до хаты.

— Не, Лесюню, нэ хочу. Ты бить меня будешь…

— Та нэ буду…

Идет дурак большой Павлик. Леся как подпрыгнет, как даст своим маленьким крепким кулачком по башке!

— Я тоби зараз дам бронепоезд! А?! От якый параззззит!

Павел закрывает голову руками и пережидает. Ну не станет же он с маленькой Лесей драться, наш добрый Павлик.

А знаете, что он любит больше всего на свете? Горы. Горы…

А как же их можно не любить? А вы поднимитесь повыше до Перкалаба или вскарабкайтесь на фиолетовую сивую Чорногору и замрите там на минуту… А еще лучше — останьтесь на ночь. И тогда этакие начнут происходить чудеса! Зачем куда-то за тайнами ехать за тридевять земель, за семь морей и океанов? Вот они у вас под носом. Ночь в Карпатах — и вы другой человек. Услышите в кромешной тишине чьи-то вздохи, всхлипы и шорохи, хрип загнанных лошадей, пьяный хохот невиданной птицы, рваный яростный рык дикого зверя… Увидите горящие во тьме глаза и сквозистые плывущие тени… Ага-а! Страшно?!

Вот как у нас интересно! Вот!

Да не бойтесь вы! Главное, относиться ко всему этому, как Павлик, — с уважением. И ничего не нарушать. Спокойно, тихо, не вмешиваясь. Только начнешь строить из себя венец природы — все, ты пропал. Карпаты тут же ставят тебя на место. Иди отсюда, человек мелкий, и не мешай вечности, глупец…

Павлик однажды, лет десять назад, увидел на верхней заставе в Карпатах, как две молодые рыси играют. Как котята, совсем забылись… Павлик наставил на них ружье, думает: вот сейчас завалю. Уже шубу планировал Лесе своей коханой… И вдруг из-за спины шаг быстрый, тревожный, торопливый и звон монет, под ноги Павлику брошенных. Он оглянулся — а там… А там — ни-ко-го. И ничего. Ветер. Фью-у-у-у-у-у… И все. И рыси удрали, пока Павлик в ступоре находился. Правда-правда!