Кенгуру в пиджаке и другие веселые рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 38

Так вот эти две семьи и подружились на почве любви к животным — семья вождей пролетариата и Гургеныч. Собственно, зоопарк и, конечно, Курага — это и была семья Джона Гургеновича.

Любите ли вы животных так, как любил их Джон Гургенович? Не думаю. И как ни трудно было поставить на довольствие в государственный зоопарк странную гибкую обезьянку с повадками трамвайного щипача, Гургеныч и это сделал. Катаясь у Вили на плече, когда тот навещал ее в зоопарке, она утаскивала тихонько все, что находилось на расстоянии ее длинной руки, включая дамские шляпки, клипсы, серьги, детские панамки, заколки.

Но была у директора зоопарка мечта: очень хотел Джон Гургенович Принцессу. Львицу. В зоопарке жил лев Цезарь, старожил. И вот Джон Гургенович захотел, чтоб были львята. И таки выпросил у Вили Принцессу на время, тем более ей самой было уж замуж невтерпеж. Джон Гургенович клялся, что — как только родятся львята — немедленно вернет Принцессу и еще даст одного львенка из помета в качестве компенсации за эксплуатацию львицы. На это Виля согласился. Спрашивается, что может быть лучше льва в доме? Только два льва. Правильно? Согласился Виля, даже не подозревая, как коварен был Джон Гургенович.

Отвезли львицу в зоопарк. Через некоторое время родились львята. Две девочки. Прелесть! Здоровенькие, чудные, урчат. Замечательные котята. Им выделили отдельное помещение, Принцесса — на то она и Принцесса — отказалась львят кормить, брезгливо их обнюхав, и Гургеныч там пропадал у малышей день и ночь, кормил из бутылочки по очереди с ветврачами, заказал львятам импортные грелки и моющиеся матрасы с подогревом и не мог налюбоваться. И как же такую красоту отдавать, если он, входя в вольер к малышам, просто таял от нежности:

— Дэвачки мои…

А львята стали его узнавать, ковыляли к нему на плюшевых лапах:

— Па-а-па…

Вот оно, счастье-то:

— Дэвачки…

— Па-апа…

Как отдавать? Тут Гургеныча понять можно было. Львицу он со временем вернул, она все равно показала себя не лучшей матерью. А вот малышей — не торопился. Не торопился, не торопился, а потом и вовсе заявил:

— Не дам! Я их сам вскормил! Сам! Не дам, и все тут!

И назвал одного — Сихарули, что значит «счастье», а другого — Сикварули, что значит «любовь». Все! Мои!

Нет, ну вы видели такое? А Виля ведь настроился, девушкам знакомым сказал, что у него скоро львенок будет. И потом: давайте не забывать о том, что имя отражается на характере. Вилю все-таки не Гришей звали и не Васей. Вокзал, телеграф, мосты — это запросто. И Виля понял, что промедление смерти подобно, и решил львят похитить. Подключил старшего вождя Арлена, разработали стратегию, ночью пролезли в зоопарк, вскрыли вольер, украли малышей, сонных, завернув в старые одеяла.

Ой, что было! Наутро в городе завыло. Все милицейские машины с мигалками и сиренами, автобус с военно-морскими десантниками, солдаты на грузовике «Урал» в бронежилетах, уголовный розыск, ветврачи с комплектом шприцев и снотворного — вся эта свадьба подкатила к Вилиному дому: Гургеныч знал, где его Сихарули и Сикварули, любовь и счастье, не надо было и расследование проводить. Он сразу понял. Он несся впереди автобусов и машин в сбившемся набок галстуке, на своих коротких ножках, потный, встрепанный, со слезами на глазах, причитая: «Дэвачки мои, дэвачки, вай, дэвачки мои, дэвачки!!!» — и первым ворвался к Виле во двор. Предусмотрительно выпущенные боксеры Мини, Миди и Макси при виде Гургеныча приветливо завиляли обрубками хвостов. Львица в вольере лениво, скорее для проформы, рыкнула. Виля спокойно дремал на веранде. Военные оцепили дом.

— Ливяты-ы!!! Гыдэ ливяты?! — вопил Гургеныч, тряся Вилю за грудки. — Украл! Гдэ ливяты?! — и услышав знакомое, дорогое сердцу урчанье и мурлыканье, бросился в глубь дома.

Львята в отгороженном углу играли, боролись и делали все, что положено делать львиным детям в их возрасте.

— Дэвачки! Дэвачки мои!!! — расплакался Гургеныч.

— Это не твои девочки, — сонным голосом пробормотал Виля за его спиной. — Это вообще не девочки, — добавил Виля, потягиваясь, кряхтя и зевая…

— Нэ дэвачки? Как — нэ дэвачки? Нэ дэвачки?! А кто?!

— Мальчики. Это мальчики.

— Малчыки?! Малчыки?!

В это время один из львят прыгнул на хвост другого львенка, не устояв на лапах, перевернулся на спинку и…

— Ма-а-алчык… — ошеломленно выдохнул потрясенный Гургеныч. — Ма-а-алчык… А дэвачки гдэ? Гдэ мои дэвачки?! — взревел Гургеныч.

— Не знаю! — пожал плечами Виля. — Понятия не имею, где девочки…

Гургеныч не верил глазам. Не верил Виле. Не верил Арлену. Никому не верил. Понимал, что обводят его вокруг пальца, не понимал как. Устало осел он в углу, где играли львята, отдуваясь и заглатывая предусмотрительно принесенные ему сердечные капли, оглядывая малышей и повторяя:

— Малчыки… Как — малчыки? Где же дэвачки… Вай, дэвачки мои, вай…

Оцепление сняли, машины и автобусы разъехались. Серьезные ребята из уголовного розыска еще немного побегали, покопались, поспрашивали, ежедневно рассматривая львят на предмет изменения пола, но пришли к выводу, что в самом зоопарке произошла какая-то путаница, и дело по хищению львят из зоопарка закрыли.

Виля долго не признавался. Пока у него не изменились планы: он женился и принял решение уезжать. Куда — не знаю. Видимо, куда-то в таинственную страну Рейс. И пришлось подросших львят в цирк пристраивать, а львицу — в какой-то южный зоопарк, потому что она, однажды выйдя замуж, стала агрессивной и непредсказуемой. И остальную живность по знакомым раздавать. И только когда Гургеныч, подняв все свои связи, пристроил животных в хорошие руки, Виля, распивая с ним по случаю отъезда бутылочку хорошего коньяку, размяк и признался. Оказывается, украв из зоопарка маленьких львиц, Виля немедля погрузил их в свой фургон и помчался в Тирасполь — тогда еще не ближнее зарубежье, а ближайший город, где его друг, Костик Бурсак, тоже ходивший в таинственную страну Рейс, держал зверинец. И там, на Вилино счастье, как раз родились львята, два мальчика. Виля благополучно поменял на время «дэвачек» на «малчыков» и не выспавшийся, но довольный привез их домой и своей невозмутимостью чуть не довел Гургеныча до умопомешательства. Гургеныч и возмущался, и хохотал над Вилиным рассказом, но простил — дела теперь у него были поважнее. В зоопарк привезли слоненка. И такой оказался он смышленый и талантливый, такой забавный и ласковый, что к Гургенычу опять пришли в душу и сихарули, и сикварули. И счастье, и любовь.

…Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.

М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита

Доброе утро, Моцарт, доброе утро! Ах, один только вы смогли бы понять и оценить, как красива и разнообразна жизнь во всех своих проявлениях. Особенно ранним утром. Пьянящий горный воздух. Яркость чарующих осенних красок. Хрупкая тишина. Слышите? Взволнованная трескотня сороки… стук дятла… удивленное воркование горлицы… скандальное чириканье воробьиной стайки… Прозрачность воды в реке. И удивительный покой. Как замечательно вот так вот сидеть на крылечке и потягивать кофе из красивой чашки. А рядом вы, Моцарт, с уморительно сосредоточенным видом вылизываете, старательно растопырив, вашу мягкую когтистую лохматую пятерню. Вылизываете свою ладошку и жужжите, как пчела. Ваша грудка под моей рукой, когда я вас глажу, то вздымается, то опадает, то вздымается, то опадает. И делаете вы вид, что все это не о вас, мой дорогой, совсем не о вас. Ну что ж…