Выкрикнув короткую молитву, кузнец действительно вскинул мушкет, прицелился и спустил курок. Ружье, как ни странно, выстрелило, причем с таким грохотом, от которого, казалось, содрогнулась вся поляна, а у кузнеца подкосились ноги. Но когда рассеялся дым и в ушах у кузнеца перестал звучать грохот выстрела, он поднял глаза и обнаружил, что тигр вовсе не валяется на снегу, не убит, а быстро движется к ним через замерзшее озеро и явно ничуть не смущен ни скользким льдом, ни присутствием людей, ни звуком выстрела. Краем глаза кузнец успел заметить, что Лука выронил вилы и бросился бежать. Кузнец упал на колени. Его пальцы судорожно шарили на дне кармана в поисках пули, но ему почему-то попадались только обрывки ниток, пуговицы и крошки хлеба. Наконец он нашел пулю, дрожащими руками зарядил ружье — от ужаса ему казалось, что действует он на редкость проворно, — и попытался нащупать рядом с собой шомпол.
Тигр уже почти добрался до их берега, передвигаясь на мощных, мускулистых лапах, точно на пружинах. Кузнец услышал, как Йово беспомощно пробормотал: «Черт меня побери!», а потом тоже бросился бежать. Наконец шомпол нашелся, и кузнец стал яростно заталкивать заряд в ствол, держа руку на спусковом крючке. Он уже готов был снова выстрелить, но отчего-то вдруг почувствовал внутри себя какое-то странное спокойствие и отчетливо разглядел на морде полосатого зверя удивительно яркие и странно застывшие усы. Наконец все было готово. Кузнец отбросил шомпол в сторону, на всякий случай заглянул в дуло мушкета — просто чтобы быть окончательно уверенным, — нечаянно нажал на спусковой крючок и выстрелом снес голову самому себе.
Никто так никогда и не догадается, что там произошло на самом деле. Люди не узнают, что Лука и Йово, бросившие своего товарища, успели взобраться на дерево и смотрели сквозь ветви, как после этого громоподобного выстрела тигр резко попятился и озадаченно огляделся. Никому и в голову не пришло в чем-то подозревать тех двоих даже после того, как были найдены останки кузнеца и клочья его одежды, беспорядочно разбросанные по всей поляне. Они так и просидели на этом дереве до самой ночи и видели, как тигр отгрыз кузнецу ноги и потащил их прочь, еще долго боялись спуститься на землю и хотя бы вытащить ружье из-под окровавленного, лишенного головы и ног тела своего товарища. Никто не обвинил этих двоих в том, что они даже не попытались похоронить останки невезучего кузнеца. Мозги из разнесенной выстрелом головы вскоре склевали вороны, да и тигр потом еще не раз возвращался к замерзшему телу, постепенно приходя к выводу, что вкус свежего человеческого мяса гораздо лучше, чем тех утопленников, которыми ему пришлось питаться в летнюю жару.
Глава пятая
Сиротский приют
Вислоухий пес Бис астматически храпел, лежа на порожке у лестницы, ведущей на верхнюю веранду, но, заслышав мои шаги, моментально поднялся и взревел, как американский лось. Мне пришлось подтолкнуть его коленкой, чтобы дал пройти, он умолк и последовал за мной. Мы вместе поднялись по лестнице, я уселась на самой верхней ступеньке и глядела на дорогу. Бис минуты две еще толкался возле меня, тычась мокрым носом мне в локоть и чихая от возбуждения. Он был явно рад, что может с кем-то разделить эти чудесные ранние часы, но потом, видно, решил, что я слишком скучная, сижу как неживая, и сбежал от меня. Пес пересек дорогу и исчез где-то на берегу, за пальмами. Было слышно, как он шлепает по воде. Солнце еще не взошло, в воздухе висела нежная розоватая дымка, переливающаяся, как рыбья чешуя. По ту сторону залива отражались в воде ночные огни Звочаны, все еще не погасшие.
Тени медленно отступали от пляжа и собирались у подножия холма, где проходила дорога, когда на лестнице появился Барба Иван.
Он медленно спустился, останавливаясь на каждой ступеньке, поднял голову, глянул на меня, увидел штаны, закатанные до колен, перепачканную куртку, окровавленные ладони и сказал:
— Ты, я так понимаю, на виноградник поднималась?
Похоже, подобный подвиг, совершенный в одиночку, вызвал у него доверие ко мне, и он спросил, не хочу ли я отправиться с ним на рыбалку. Я вежливо отказалась, но все же встала и проводила его на берег, к лодке. Это был маленький голубой ялик. Краска на бортах облупилась, к днищу прилип настоящий улов желтых и зеленых ракушек. Барба сунул ноги в резиновые сапоги, прихватил с собой две большие клети и пустое ведро и с гордостью сообщил, что совсем рядом с берегом пристроил две ловушки для крабов, а чуть дальше — маленькую сеть для некрупных акул, именуемых морскими собаками. Ровно посередине бухты у него стоит большая сеть, управляться с которой помогает фра Антун, когда не занят своим сиротским приютом. Объясняя мне это, Барба Иван аккуратно разрезал ладонью линию горизонта на ровные прямоугольники.
Потом он рассказал мне о землекопах. Эти люди возникли у дверей его дома на прошлой неделе. Заявились они сюда на двух грузовиках вместе со всеми своими горшками, сковородками и, как он выразился, прочей дрянью, какой обычно торгуют коробейники, так что Барба Иван сперва решил, что это цыгане. Тогда он еще не знал, какие они все больные. В дом зашел только Даре. Он стоял посреди кухни и рассказывал, что в годы войны похоронил у них на винограднике одного своего дальнего родственника. Он нес его вниз, но в итоге все же был вынужден закопать и уйти. В общем, родственник Даре был похоронен где-то там, на склоне горы, а его дом все это время стоял заброшенный. Теперь вся семья Даре болеет, и никто им ничем помочь не может. Одна старая знахарка из их деревни сказала, что это покойник насылает на них болезнь — требует, дескать, чтобы его тело упокоили в родных местах. Так что теперь они намерены во что бы то ни стало отыскать останки этого родственника, потому что в начале года одна женщина в их семье уже скончалась от заразы, насланной неупокоенным мертвецом. Барба Иван сказал, что они даже заплатили за то, чтобы им разрешили копать.
— Нада говорит, что ей на этого покойника плевать, — бубнил он, отвязывая лодку. — С другой стороны, она их детей жалеет, ведь они все такие больные. Да и кому хочется, чтобы у него на винограднике был чей-то покойник зарыт?
Барба Иван признался, что всю последнюю неделю наблюдал за землекопами. По его словам, они становились все более нервными и встревоженными.
— Ты видела эти мешочки у них на шее? — спросил он. — У них там всякая дрянь напихана. Точно я не знаю: травы какие-то, косточки. Это они болезнь отогнать пытаются.
По словам Барбы Ивана, землекопы притащили с собой огромное количество разных бутылок. Он сильно подозревал, что они еще и спекуляцией занимаются — ракией приторговывают, какими-то домашними наливками, настойками на травах и тому подобным. Хотя та молодая женщина, мать девочки, уверяла его, что в бутылках всего лишь вода из святого источника, который теперь оказался по ту сторону границы, то есть в моей стране, и кое-какие целебные отвары из трав.
— Но они ведь своего покойника так и не нашли? — спросила я.
— Да его там давным-давно уже нет, — усмехнулся Барба Иван. — Я им это сразу сказал и все время повторяю, что он никак не мог в такой земле сохраниться. Почва у нас тонким слоем лежит, а под ней почти одни камни, так что закопать его глубоко этот Даре точно не мог. Теперь тело, должно быть, вымыло из земли ливнями или просто собаки растащили. Кто знает, что с ним могло случиться на таком косогоре?