Растление великой империи - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Максимов cтр.№ 24

Но гостеприимные хозяева и далее не оставляли меня своим заинтересованным вниманием. Уже на следующее утро я был представлен проживающей в Пало-Альто члену президиума Международной амнистии Жинетте Саган, с которой у нас завязались прочные дружеские и деловые контакты. Переписка, кстати сказать, между нами уже возникла.

Я бы пропустил что-то очень важное для себя, если бы ничего не сказал о нескольких книжных магазинах Западного побережья Соединенных Штатов.

А это, на мой взгляд, тема отдельного разговора. При тех крошечных тиражах, которыми выходят наши книги за рубежом, и при прямо-таки микроскопическом спросе на них книжные магазины в Сан-Франциско если и не процветают, то приносят их хозяевам вполне сносный доход.

Первый из них, куда я заглянул, просто поразил меня своим поистине европейским размахом — здесь было все, что только душа пожелает: от Александра Солженицына до словарей Брокгауза и Эфрона и чисто специальной литературы по всем областям человеческих знаний.

Ирина Григорьевна Шведе, хозяйка магазина, — не просто коммерсант. Она еще и дипломированный ученый — специалист по Пшибышевскому. Ее неподдельное человеческое радушие в сочетании с профессиональной эрудицией привлекает к ее магазину большинство местных книжников.

Не бедствует, при всей своей внешней скромности, и книжная лавка «Глобус» Вероники Аренс-Пулавской. Разумеется, распространение книг в условиях эмиграции, когда чуть не под боком широко действует советская книжная торговля, сбывающая свою (и не всегда плохую!) продукцию по бросовым ценам, — дело далеко не легкое, но тем не менее покупатель в наши магазины идет, а значит, нашей литературе еще жить и жить!

Об этом же свидетельствовал и вечер, на котором мне пришлось выступить в первый же день.

«Эмигрантский возраст» зала колебался от восьми до десяти, а то и двенадцати лет. И тот интерес, какой проявили ко мне, эмигрантскому писателю, здешние слушатели, превзошел все мои ожидания. Вопросам практически не было конца. И каким вопросам!

За окном, можно сказать, бушевал Тихий океан, а мы говорили о России. И только о ней. И не в последнюю очередь о ее литературе. И, надеюсь, не в последний раз.

Суммируя свои выступления в Америке, я позволил бы себе даже некоторый рискованный парадокс:

Русская эмиграция сегодня — последний читающий остров серьезной литературы в мире!

Я хотел бы закончить свои заметки тем, с чего начал: книгой Василия Аксенова «В поисках грустного бэби», которую я читал и перечитывал по дороге из Нью-Йорка до Сан-Франциско.

Конечно же, это была книга об Америке, но совсем не о той, что проплывала мимо окон моего автобуса. С ее страниц она неслась, гремела и асфальтово плавилась в водовороте почти апокалипсического вихря. Имена, лица, архитектурные силуэты сменяли друг друга, будто в каком-то фантасмагорическом калейдоскопе. Под стать этой ликующей феерии оказывалась и вся ее словарная фактура: уверенно броская, с почти летящей строкой и радужно праздничной окраской.

А вокруг меня медленно текла глухая американская провинция с редкой одноэтажной застройкой, знакомой мне еще по дорожным запискам Ильфа и Петрова, где не только собака — прохожий, и то редкость. Та же российская Тмутаракань, только на современный лад, сытая и ухоженная. Лишь по американской классике можно было себе представить, какие страсти, какие борения кипят там, за этим безмятежным благополучием!

Тем не менее Аксенов заворожил меня своей урбанистической экспрессией, но в то же время и незаметно втянул в спор. Я вступал с ним в рукопашную чуть не на каждой странице: об общих знакомых, об отношениях к тем или иным американским традициям, о современной русской литературе, наконец!

Но в этом, видно, и таилось главное достоинство его книги: она не могла, не умела, не соглашалась оставить кого-либо равнодушным. Если хотите, она даже провоцировала читателя на беспощадный поединок.

С Америкой Аксенова я сталкивался довольно редко за отсутствием языковой связи, а когда с помощью переводчика все-таки сталкивался, то особого удовольствия в этом общении, честно говоря, не находил.

Кем-то справедливо замечено, что американцы не любят, чтобы их учили. А откройте мне: кто любит? Но вот учить, к сожалению, любят все. В том числе и американцы. В этом я отдал бы им даже приоритет, в особенности их интеллектуалам и политикам. Американский интеллектуал или политик в этом отношении мало чем отличается от советского, он все знает, все понимает и обо всем судит с абсолютной безапелляционностью. Но, к счастью, Америка состоит не только из этой публики — и главным образом не из этой. Америка состоит из миллионов и миллионов тех, кто прекрасно умеет говорить и слушать, гневаться и сострадать, верить и надеяться. И в этом ее животворящая сила. Наверное, именно поэтому сегодня она является в нашем далеком от всякого совершенства мире единственным надежным оплотом свободы, куда обращены теперь глаза обитателей чуть ли не двух третей земной тверди.

Многое из этой книги мне было уже знакомо по газетным выступлениям Аксенова и радиопередачам, но тем не менее, скомпонованное в одно целое с сопутствующим этому, как всегда, чуть ироничным авторским комментарием, породило чудо: совершенно самостоятельную книгу. Причем, книгу очень высокой пробы.

Прочитав ее уже в первый день пути, я потом снова и снова возвращался к ней, чтобы опять-таки — увы! — о чем-нибудь поспорить с автором. Но в конечном счете мы все-таки, на мой взгляд, договорились с ним в главном для нас: в том, что каждый волен видеть мир таким, каким он хочет и может этот мир видеть. Согласитесь, для писателей, а в особенности русских писателей, это уже немало.

Помнится, где-то в самом начале шестидесятых, в разгар так называемой оттепели (о, сколько их уже было на нашем коротком веку!) мы с Василием Аксеновым довольно сильно повздорили на почве открытия наикратчайших путей поисков своего «грустного бэби» или чего-то в этом роде. Дело понятное, время на дворе стояло самое что ни на есть эпохальное, каждый из нас считал себя тем самым гением, у которого — единственного и неповторимого! — в кармане импортного пиджака позвякивал заветный ключик от этой самой дорожки.

Но вот прошло время. Время, стоившее одним из нас лагеря, другим психушки, третьим могилы, а четвертым, вроде нас с Аксеновым, — горькой чужбины. И вдруг стало ясно, как дважды два, а то и еще яснее, что волшебного ключика никому из нас не дано, что грустного бэби нам все равно не найти, но зато у нас остается восхитительная возможность его искать. И этого у нас уже никто не отымет.

По звучанию эта книга представляется мне развивающимся по спирали блюзом, но в то же время, как это ни парадоксально) она удивительно русская книга. Я чувствую, как из-под американского сленга, манхэттенского гуда, рева авиалайнеров и разноязыкого колдовства толпы тянется за мной по американским дорогам до самого Тихого океана вечная боль русской сказки:

— Где ты, где ты, мой братик, отзовись!

* * *

На этом я заканчиваю небольшой цикл заметок о своей американской поездке. Кто знает, — пройдет время, улетучатся первые впечатления, и мне захочется рассказать вам о чем-то куда более важном и существенном для себя и для вас…