Дом Томгаллонов, бесспорно, великолепен, особенно сейчас, когда прилегающий к нему сад весь в листве и в цвету, но я не променяла бы мой, пока еще не найденный дом мечты на дом Томгаллонов с его садом и с фамильным призраком в придачу… Хотя присутствие призрак в окрестностях, возможно, было бы чем-то весьма изысканным и аристократичным. Единственное, за что я в обиде на переулок Призрака, — это за то, что здесь нет никаких призраков.
Я немного устала после месяца экзаменов, прощальных визитов и всевозможных «последних дел». Неделю после возвращения в Зеленые Мезонины я намерена посвятить праздности — не буду делать абсолютно ничего, только бегать на свободе по зеленому миру летнего очарования. Я буду мечтать в сумерки у Ключа Дриад, буду медленно скользить по Озеру Сверкающих Вод в ладье из лунного луча — или в плоскодонке мистера Барри, если ладьи из лунных лучей не соответствуют сезону; буду собирать перелески и июньские лилии в Лесу Призраков; отыщу на пастбище мистера Харрисона места, где растет лесная земляника; присоединюсь к танцу светляков на Тропинке Влюбленных; навещу старый забытый сад Эстер Грей и посижу на каменной ступеньке заднего крыльца под звездным небом и послушаю сонный зов моря.
А когда неделя кончится, ты будешь дома — и я уже не буду хотеть ничего другого.
15
Когда на следующий день для Ани настало время попрощаться с обитателями Шумящих Тополей, Ребекки Дью поблизости не оказалось. Однако тетушка Кейт с очень серьезным видом вручила Ане письмо.
Дорогая мисс Ширли!
Я пишу это прощальное письмо, поскольку не уверена в том, что смогла бы выразить в устной форме все мои чувства. Три года прожили Вы под нашим кровом. Счастливая обладательница веселого характера и естественной склонности к развлечениям юности, Вы никогда не предавались пустым удовольствиям легкомысленной и непостоянной толпы. Вы вели себя во всех обстоятельствах и по отношению к каждому, в особенности к той, что пишет эти строки, с самой изысканной учтивостью. Вы всегда были чрезвычайно предупредительны и доброжелательны, и мысль о Вашем отъезде приводит меня в глубокое уныние. Но мы не должны роптать на то, что ниспослано нам Провидением. (Первая книга пророка Самуила, стих 18-й
[80]
.)
Сожалеть о Вашем отъезде будет каждый в Саммерсайде, кто имел честь быть знакомым с Вами, и одно простое, но верное сердце будет всегда питать почтение и признательность к Вам, а мои молитвы всегда будут о Вашем счастье и благополучии в этом мире и о Вашем вечном блаженстве в мире грядущем.
Что-то шепчет мне, что Вы недолго останетесь «мисс Ширли», но в недалеком будущем соединитесь в союзе душ с избранником Вашего сердца — весьма незаурядным молодым человеком, судя по тому, что я о нем слышала. Пишущая эти строки, не обладая большим личным обаянием и начиная чувствовать бремя возраста (хотя здоровье вполне позволит мне прожить еще немало лет), никогда не позволяет себе лелеять какие-либо матримониальные замыслы. Однако она не отказывает себе в удовольствии проявить интерес к бракосочетаниям своих друзей, и будет ли мне позволено выразить мое горячее желание, чтобы Ваша супружеская жизнь была непрерывным и ничем не нарушаемым блаженством? (Только не ожидайте слишком многого от мужчины, каков бы он ни был.)
Мое уважение и — могу ли я выразиться так? — моя любовь к Вам останутся вечно неизменными, и порой, когда у Вас не будет лучшего занятия, вспоминайте, пожалуйста, что есть на свете такая особа, как
Ваша покорная слуга,
Ребекка Дью.
Р. S. Благослови Вас Господь!
Когда Аня свернула письмо, ее глаза были затуманены слезами. Хотя она сильно подозревала, что Ребекка Дью взяла большинство фраз из своей любимой книги «Манеры и этикет», это отнюдь не сделало их менее искренними, а постскриптум, несомненно, вылился прямо из любящего сердца Ребекки Дью.
— Скажите дорогой Ребекке Дью, что я никогда ее не забуду и что я каждое лето буду приезжать повидать вас.
— Ничто не сотрет из нашей памяти воспоминания о вас, — всхлипнула тетушка Четти.
— Ничто, — выразительно подтвердила тетушка Кейт.
Но когда Аня отъезжала от Шумящих Тополей, последним приветом, посылаемым оттуда, было развевающееся в окне башни белое банное полотенце. Им махала Ребекка Дью.