Одним словом, парень погиб. И наследником стал супруг дочери. По личному прошению барона. Кое-кто говорит, что барон к тому времени, правда, умом от горя повредился. Но это все вранье, кто же будет прислушиваться к словам крестьян?
А дочь барона?
А говорят, что она сидела под замком. И слова не могла сказать против супруга. Тот ее убить угрожал. Одним словом, ахинея.
Лиля кивнула.
Имел место быть рейдерский захват собственности. Не новость и в двадцатом веке.
Поместье наследовать король разрешил. А потом стало еще интереснее. Спустя несколько лет бесследно пропала дочь барона.
Куда?
А никто не знает.
Было несколько версий. По одной – она изменила супругу со стражником и сбежала с ним, прихватив пару горстей золота из кармана супруга. По другой – умерла в родах от горячки. По третьей – сошла с ума и утопилась в болоте.
Одним словом, темна вода во облацех.
Так что остался пришлый барон-шевалье. И его сестра. С сыном, прижитым также от какого-то шевалье. Который тоже сделал ребенка и погиб на охоте. Вот этот сынок… на него и подали прошение о признании его следующим бароном. Ибо что-то там темное с женой барона было, пастор брак заключать отказался. А незаконные дети земли наследовать не могут. Есть какая-то хитрость в законах.
Лиля только вздохнула.
Что тут скажешь? Сосед ее – человек выдающихся душевных качеств. Еще поискать такую гниду.
А еще… Не многовато ли живности расплодилось в местных лесах? И все с людоедскими наклонностями? Кабаны, волки.
Просто страшно в лес выйти. А бронежилеты тут так и не изобрели.
Когда Август прочитал письма от дочери, у него даже руки затряслись.
Он и так ждал прибытия Тариса Брока, как взгляда Альдоная, но результат превзошел все ожидания.
Его дочь, его милая девочка, которая росла в тепличных условиях, – в полуразваленном замке, практически без охраны, управляющий воровал, граф своим долгом пренебрегал.
А ее письма! Да что должна была перенести доченька, чтобы так писать?
Она не жаловалась, не ругалась, не плакалась на жизнь. Она просто…
Так могла бы писать женщина, в два раза старше и мудрее. Но что заставило повзрослеть его дочурку?
Август даже думать об этом не хотел.
А вот прибить Джерисона Иртона к Мальдонаиной матери – хотел. Очень.
Сукин сын!
Жена, конечно, собственность мужа. И с этим сложно спорить. Но Август постарался обезопасить дочь как мог. И включил в брачный договор несколько пунктов. Например, о безопасности жены. А вот проживание супруги в полуразрушенном замке и без охраны сюда явно не вписывалось.
А если расспросить дочь? Может быть, найдутся и другие нарушенные пункты? Любовь – чувство эфемерное, его не отследишь.
А вот если Джерисон еще и на «девичью долю» покушался, то есть на те суммы, которыми должна была распоряжаться сама Лилюшка, это уже более весомо. А если супруг ей еще и изменял…
Одним словом, первым побуждением Августа было – прибить мерзавца. Вторым – пожаловаться королю. Третьим – подумать и получить весомые доказательства.
Ибо король очень любит Джерисона Иртона – как-никак племянник. И любое обвинение придется серьезно подтверждать. Ему достаточно Лилюшкиных слов. А что будет достаточно королю? Надо подумать и собрать доказательства.
Если дочери плохо – он ее не оставит мучиться в этом браке. И постарается призвать Джерисона к порядку.
Нужны тебе верфи?
Обеспечь законного наследника!
А для начала неплохо бы получить для дочурки официальное приглашение ко двору. И между делом пожаловаться королю на нелегкую женскую долю. В сочетании с докладом королевского представителя.
Август понимал, что это дело долгое и трудное. Но оставлять дочь на произвол нелюбящего мужа не собирался. Еще не хватало!
О разводе речь, конечно, не идет. Разведенная женщина – это клеймо на всю жизнь. Ни замужества, ни детей. Хуже прокаженной. Но добиться раздельного проживания?
Это можно попробовать осуществить. Тогда Лилюшка не будет абсолютно зависимой от мужа. И обращаться с ней он начнет более уважительно.
Август отложил в сторону письма и принялся расспрашивать Брока о дочери.
И поражался с каждым словом все больше и больше.
Умная, сильная духом, целеустремленная, властная… Да разве это его застенчивая дочурка?
Хотя… Август вспомнил, как отец хотел для него военную карьеру. Но куда там! Десятилетний мальчишка сбежал из дома, прибился к верфям и заболел кораблями. Их гордыми силуэтами, надменными обводами, хищно выгнутыми парусами. Ему не хотелось плавать на них, о нет! Ему хотелось создавать это чудо своими руками. Сначала был обычным «подай-принеси» на побегушках, потом подмастерьем на верфи, а к двадцати годам смог построить свой первый корабль. Под руководством мастера, но все-таки!
Августу повезло тогда. Старый мастер-корабел Торни Фарай искренне привязался к мальчишке, который ради работы на верфи готов был душу продать, и принялся обучать его своему ремеслу. Известно же, каждому человеку Альдонай дает при рождении дар. Вкладывает его в человека, а дальше все зависит от него самого.
Угадаешь – дар раскроется, словно цветок.
Не угадаешь – так всю жизнь и проживешь, как сорная трава. Да и не любит Альдонай, когда его даром пренебрегают. Хотя Мальдоная коварна. Она делает человека слабым, ленивым, отворачивает его от нужной дороги.
Мальчишка на нее попал. И мастер Фарай мог только порадоваться за парня. И учить его как своего ребенка. Раз уж родным детям Альдонай дара не дал.
Бывает.
Именно на дочери мастера Фарая Август был женат третьим браком. Именно она, младшенькая, любимица всего дома, Мариэла, морская, родила ему дочурку. И умерла.
Но жену Август любил до безумия. И дочь тоже. И ради нее был готов в огонь и в воду.
А что девочка стала такой…
А чего удивляться? Старый мастер Фарай был кремнем. Где сядешь, там и слезешь. Мариэла тоже кротостью нрава не отличалась. Август хорошо помнил, как эта малявка заявила ему: «Я за тебя замуж выйду». И все равно ей было, что он женат. Дождусь. И все тут.
Сам Август считал себя человеком решительным. И чего удивляться, что дочь пошла в родителей? Радоваться надо! Так что Август кивнул.
Лилюшка замечательная девочка. Умница и красавица. И ее супруг это тоже осознает. Август постарается.
Как уже говорилось выше, Брокленд был человеком упертым. И свернуть его с намеченного пути не смогли бы и сорок слонов.
Тарис Брок наблюдал за сменой выражений на лице своего начальника. А потом протянул ему свиток: