Братья Ашкенази - читать онлайн книгу. Автор: Исроэл-Иешуа Зингер cтр.№ 45

То, чего он, Симха-Меер, добивался трудом, головой, беготней, суетой, на его брата просто свалилось. Ни за что. Ни за его познания в Торе, ни за его ум, а просто так, по прихоти глупой девицы, которой понравилась его физиономия.

Симха-Меер чувствовал себя обманутым и смертельно обиженным. Что такое десять тысяч его приданого по сравнению с состоянием, которое упало на его брата?! Пустяки, мусор, шелуха, гонимая ветром! Его жгла зависть, давило тяжелое чувство обиды. Он не мог есть, не мог спокойно спать. Он торопился закончить трапезу. Вместо еды он вел подсчеты своим карандашом на столе, на салфетках, на скатерти. Ему не сиделось на месте. Он подсчитывал состояние брата: полученное им приданое, наследство его жены, часть семейного капитала, которую он получит после смерти реб Калмана, подарки. Он считал богатство Янкева-Бунема и записывал результаты где попало, на всем, что подворачивалось под руку.

Рядом с этими записями он ставил цифры из ткацкой мастерской, суммы своих доходов за год. Да, они были неплохими. За год он многого достиг, но это не шло ни в какое сравнение с тем, чего достиг его брат! И Симху-Меера пожирал огонь зависти и гнева, жажда еще больших заработков.

Он ему покажет, этому тупоголовому Янкеву-Бунему, кто из них старший! Янкев-Бунем увидит, что, хотя у Симхи-Меера одна голова да руки и жалкие десять тысяч на старте, он станет богаче его. Надо только взяться за работу! Это вам не жить на готовеньком! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Теперь напряженнее, чем прежде, он думал по ночам о ткацкой мастерской, о том, как выжать из нее как можно больше. Он видел, что фабрике с ручными ткацкими станками нет места в Лодзи, что будущее принадлежит машинам. Он видел, что ручные станки — это околевающая старая кляча, которая тянет телегу на последнем издыхании; эта кляча должна дотащить его до паровых машин и фабричных труб, а после лечь и откинуть копыта. Нет, он не собирается вечно возиться с ручными станками. Его зовут фабричные трубы. Ручные станки — только ступенька, только кляча, тянущая его к цели, и ей надо дать последние удары кнутом, чтобы лучше тащила. Нечего скупиться. Незачем ее жалеть.

Больших доходов из дешевых платков он уже не извлечет. Он знает, что Лодзь — это город подражателей, всегда готовых перехватить у конкурента удачную комбинацию. Стоило ему заработать рубль, как другие тут же начали его копировать, конкурировать с ним и перебивать рынок. Придется придумать что-то другое. А пока надо экономить на чем только можно. Симха-Меер отстранил от дел маклеров и комиссионеров, бравших комиссионные, и связался напрямую с купцами и покупателями. Это дало ему неплохую экономию. Кроме того, он объездил местечки в окрестностях Лодзи и нашел еврейских ремесленников, которые готовы были ткать для него за бесценок, за более мизерную плату, чем рабочие в мастерской его тестя в Лодзи. Затем он додумался сократить недельное жалованье рабочих на полтинник, что дало ему чистой прибыли двадцать пять рублей в неделю, сто рублей в месяц и более тысячи рублей в год. И это не считая процентов.

Самым красивым почерком, которому он научился из письмовников, Симха-Меер написал соответствующее объявление и велел Шмуэлю-Лейбушу повесить его на стене ткацкой мастерской.

Подмастерья плакали, умоляли Симху-Меера не сокращать жалованья. Их жены приходили и припадали к его ногам, но Симха-Меер не изменил своего решения.

— Кто не хочет работать за эти деньги, может идти на все четыре стороны, — сказал он, засунув руки в карманы своих суконных брюк и встав на цыпочки, чтобы выглядеть повыше. — Я вообще собираюсь переходить на паровые машины.

В синагоге ткачей «Ахвас реим», впихнувшейся в Балуте среди низеньких домишек ткачей и заборов угольных складов, царили духота и напряжение.

Ткачи уже давно сказали «Алейну лешабеах» [93] после субботней молитвы и с головы до ног оплевали идолопоклонников, чтущих глупых и пустых идолов, которые не откликаются на их мольбы и не помогают им [94] . Женатые ткачи уже упаковали дешевые талесы в специальные пестрые ремесленные мешочки. Холостые парни [95] спрятали крохотные молитвенники в карманы субботних укороченных лапсердаков из сукна. Тем не менее собравшиеся не торопились, как всегда в субботние дни, домой есть чолнт, а толкались около бимы.

Там, на биме, где обычно читают Тору, стоял постоянный ее чтец Тевье по прозвищу Есть-в-мире-хозяин и стучал по столу с потертой бархатной скатертью.

— Евреи, тихо! — требовал он. — Евреи, дайте говорить!

На сей раз чтец Торы Тевье-есть-в-мире-хозяин призывал с бимы не к богослужению и изучению Торы. Он говорил не о проповеднике, который будет выступать перед прихожанами после положенного субботнего сна, не о новом покрове, который надо сделать для единственного в бедной синагоге свитка Торы, не о кидуше [96] , который устраивает один из ткачей, потому что жена родила ему дочку. В этот святой субботний день Тевье говорил с привыкшей к словам Торы бимы о весьма будничных делах. Он говорил о ткацкой мастерской, о жестоком решении Симхи-Меера уменьшить недельное жалованье всем подмастерьям реб Хаима Алтера на целый полтинник.

— Ша! Тихо! — шикали друг на друга набившиеся в маленькую тесную синагогу евреи в зеленоватых субботних лапсердаках. — Дайте послушать!

Но нелегко было унять шум и волнение, поднявшиеся в день субботнего покоя в маленькой балутской синагоге. Все вокруг жужжало, как в улье, из которого пасечник хочет вытащить воск и мед. Напасть, постигшая ткачей по воле Симхи-Меера, потрясла этот маленький и вонючий дом Божий от кончиков щита Давида, украшающего бедный священный кивот, до потрескавшихся стекол в низких окнах. Бледные, расстроенные люди в застиранных и залатанных субботних рубахах бурлили от гнева и боли.

И раньше, до напасти, которую возвестила бумага на стене мастерской, жизнь ткачей была тяжелой — они еле тащили лежавшее на их шеях ярмо. На маленькое жалованье, получаемое рабочими за их нелегкий труд, им еще приходилось покупать для работы сальные свечи и освещать ткацкие станки за свой счет. Зимними ночами, особенно в четверг и на исходе субботы, когда ткачи засиживались в мастерской, требовалось очень много свечей. И это сильно било по худому карману рабочих. Несколько недель, а то и месяцев в году они ходили на работу впустую, не получая никакого дохода. Тогда они жили на деньги, сэкономленные в более удачные и светлые рабочие дни. Но и в удачную светлую пору они зарабатывали так мало, что питались лишь отварной крупой и картошкой, заправляя еду не животным жиром, а вызывавшим изжогу растительным маслом. Мясо, самое дешевое, костлявое, а то и просто кусок легкого или печенки ткачи покупали один раз в неделю на субботу. Рыбу ели только в жаркие летние дни, когда от нее ломились базары и торговки сбывали товар по дешевке, боясь, что он испортится. Нередко в субботу ткачи обходились лишь рубленой селедкой с луком, а то и постным борщом. Не всегда бывало в их домах и дешевое изюмное вино для кидуша. Тогда обряд совершали над маленькими халами. Не могли они и зажечь в канун субботы по свече за каждого члена семьи, а деток у них, не сглазить бы, было много.