Братья Ашкенази - читать онлайн книгу. Автор: Исроэл-Иешуа Зингер cтр.№ 123

У него, у полковника Коницкого, была причина для радости. После долгой и трудной борьбы, в ходе которой расставлялись ловушки на лодзинских ахдусников, после большой и хитроумной работы, проделанной им и его людьми, полиции наконец удалось захватить комитет этой организации вместе с подпольной типографией, со всеми листовками, статьями и тезисами. Сливки общества ахдусников были теперь под арестом, под охраной множества жандармов и агентов.

Эта богатая добыча радовала Коницкого больше, чем победа солдат над защитниками уличных баррикад: хотя сам полковник и был человеком военным, он не очень верил в солдатские победы над революцией. Ум полковник Коницкий ценил больше, чем ружье. Не зря он в юные годы изучал психологию и философию в Петербургском университете. Сам он когда-то тоже был революционером, трепал языком на дискуссиях в подпольных кружках. Хотя впоследствии Коницкий отбросил эти юношеские глупости, выдал собственных товарищей, пошел служить и дослужился до звания полковника жандармерии, он тем не менее не утратил веры в силу слова. Он по-прежнему считал, что ум быстрее пули, а речь острее сабли. И что бороться с революционерами надо их собственным оружием, ставить голову против головы и слово против слова. Еще сильнее, чем в студенческие годы, полковник Коницкий углубился в социалистическую и революционную литературу. Он знал все произведения по социологии и экономике, все направления в марксизме, разбирался в программах всех партий. Философию и психологию он тоже не забыл. В канцелярии, в одном из ящиков его письменного стола вместе с револьвером и патронами всегда лежала новейшая книга по какой-либо возвышенной и ученой теме. С первого дня службы в политическом департаменте он был уверен, что не шашкой и ружьем будет уничтожена революция в России, а разумом и мыслью. Он знал, что лучший способ борьбы с вредной бациллой — ввести эту бациллу в тело; лучшее средство сломить вражескую твердыню — подорвать ее не снаружи, а изнутри, проникнув в лагерь противника. Сидящие в Санкт-Петербурге солдафоны-начальники, сторонники шашки и ружья, не одобряли Коницкого. Они предпочитали солдатские методы решения проблем. Но Коницкий не сдавался. Он опробовал свою методику в нескольких городах, главным образом в Литве и Польше, где он был своим человеком, и получил хорошие результаты. Теперь, когда в Лодзи разгорелось пламя революции, его прислали сюда, в город поляков, евреев и немцев, чтобы он потушил пожар своими средствами.

Полковник Коницкий был просто создан для Лодзи. Сам поляк, воспитанный отцом-дворником в Белостоке на еврейском дворе, он все время проводил среди детей евреев и говорил на их языке, пожалуй, не хуже, чем по-польски. В студенческие годы он освоил и немецкий. Он знал население Лодзи, как свои пять холеных пальцев. И как только он прибыл, он сразу же погрузился в работу в этом многонациональном и многоязычном городе, в этом промышленном центре, распространявшем по всей России текстиль, галантерею и революцию.

Хотя сам полковник Коницкий был выслужившимся интеллигентом, который ненавидел и презирал простолюдинов, он в своей жандармской работе держал сторону народа и травил интеллигенцию. Коницкий не верил в массы. Он их ни во что не ставил, считал тестом, глиной и грязью, из которой интеллигенты лепят и формуют все, что захотят. И он стремился погубить образованных людей, соль и перец революции, искру, от которой вспыхивает густой лес. Истреблял он их не столько наказаниями и тюрьмами, ведь он знал, что слово сильнее любых тюремных стен; он уничтожал их, натравливая на них рабочих, сея раздоры между рабочими и интеллигентами. Больше всего он любил вербовать агентов не из собственных служащих, как другие, а в самих революционных партиях, чтобы иметь провокаторов во всех политических группах. Он искал их среди полуинтеллигентов, далеких от партийной верхушки, среди обиженных, забитых, но амбициозных людей, которые сами шли к нему в руки. Добивался он этого своей методикой, с помощью психологии.

Как хищный зверь, который отлично знает анатомию жертвы и норовит вцепиться когтями и зубами в самое уязвимое место, полковник Коницкий начинал свою охоту с того, что отыскивал слабость арестанта, его ахиллесову пяту. Он знал, что люди, впервые попавшие под арест, бывают разные. Одни боятся побоев, другие выносят их совершенно спокойно, но не терпят света в темноте и бесятся, когда в их камере всю ночь горит лампочка. Некоторые могут не дрогнув пойти на виселицу, но теряют самообладание от страха, если оставить их среди тюремных крыс, а некоторые так боятся смерти, что начинают рвать на себе волосы при одном упоминании о казни. Кого-то можно напугать криками, а кого-то покорить добрыми словами и деликатными разговорами.

Когда приводили политических, полковник Коницкий прятался в боковой комнатке рядом с арестантской и через тайную дверцу рассматривал людей. Пристальным взглядом своих холодных светлых глаз он изучал каждое лицо, ловил каждый жест, каждую гримасу задержанного. До первого допроса, который он проводил лично, полковник велел конвойным грубо обращаться с арестантами, кричать на них, бить их, топать ногами, сыпать угрозами. Среди шума и крика полковник Коницкий внимательно смотрел сквозь дверцу, кто как воспринимает встречу с тюрьмой. Он замечал, у кого слабые нервы, кто вздрагивает каждый раз, когда топают сапогом, кто белеет от ужаса, когда подходят к нему вплотную и смотрят прямо в глаза. Кто тверд рядом с товарищами, но падает духом, когда его отводят в сторону и держат отдельно от всех, а кто кривится от отвращения, когда его раздевают и ощупывают его голое тело руками. Относительно каждого арестованного Коницкий делал пометки в своей записной книжечке, чтобы знать, где искать его слабое место. Это всегда очень помогало ему в работе.

Кроме того, он любил играть с политическими и прикидываться перед ними праведником. Во-первых, он боялся революционеров. С тех пор как он прибыл в Лодзь, многие его сотрудники погибли от их пуль и ножей. Революционеры вынюхивали жандармов, находили их чуть ли не под землей и мстили им за жестокость. Полковник Коницкий не собирался отдавать жизнь за царя. Себя он любил больше. Он оставлял героическую гибель всяким тупоголовым полицейским инспекторам, которые кидались на врага не раздумывая, как солдаты на поле боя.

Во-вторых, у него были свои счеты с генералом Куницыным, который хозяйничал в городе и командовал в нем своими солдатами. Как и любой жандарм, полковник терпеть не мог солдат и их командиров. Солдаты тоже не выносили жандармов. Так что он, полковник Коницкий, охотно изображал перед революционерами благородного человека. Пусть себе солдаты портят свою репутацию, избивая арестованных и издеваясь над ними. У него в жандармерии люди хорошо воспитаны, они знают, как обращаться с противником.

Он устраивал так, чтобы в первые дни после задержания арестанты его не видели. Он сидел, спрятавшись в боковой комнате, и давал агентам указания, что делать. Он приказывал своим людям не цацкаться с арестованными, не жалеть их, сживать со свету, чтобы потом, попав на допрос к нему самому, они встретили доброго полковника, сущего ангела и отца родного. После грубого обращения в арестантской доброжелательность и порядочность Коницкого особенно бросались в глаза. Больше всего полковника интересовали «свеженькие» — те, что были под арестом в первый раз, неопытные рабочие, наслышанные о жестокости следователей.