— Ты не потеряла мой телефон?
— Нет.
«Думаешь, я тебе позвоню? Я вылечу в Москву через несколько дней, у меня уже есть билеты. Этого ты не будешь знать. Ты даже не будешь знать, кто я такая, зачем ты был нужен мне на несколько этих часов… Я просто хотела понять, на что способна сама. Только… только убирайся отсюда скорей, зверь! Зверь, тебя ждет достойная старость! У тебя никогда ничего не будет. Ни счастья, ни любви, — и ты никогда не поймешь то, что мог когда-то понять. Зверь, ты думал унизить мою душу — ты не знал, что унижаешь себя. Ты не знаешь, зверь, что тебя ждет — а я объясню, если ты еще не понял этого по моим глазам. Тебя ждет старость и ничего кроме, и кто-то более умный и сильный затормозит мордой твоей об асфальт. И ты почувствуешь, как это — в грязь собственной рожей подбирая с тротуаров чужие плевки как объедки с городских помоек. Ты узнаешь это, зверь, очень скоро — втоптанный в грязь, ты почувствуешь кованное железо чужих сапог на твоей спине и, запрокидывая к небу глаза, ты ничего не увидишь. Зверь, ты поймешь, что всегда был никем, несмотря на твои деньги и связи. Ты поймешь — и я не хочу быть на твоем месте в тот день. И на месте твоей жены не хочу! И не буду. Никогда, зверь, не буду!»
В глазах женщины-девочки отражались светлые квадраты окна.
— Ну, значит, до встречи в Москве.
Желтый лист прошуршал по стеклу — как по чьей-то душе чужая боль.
— Поезд в 7.30, слышала, знаю…
В тишине утренних улиц дребезжал первый трамвай.
«Твои глаза выжгли мою душу. Для моей души — это слишком много, для моих денег — слишком мало. Почему мы не можем сказать друг другу правду в глаза? Женщина-девочка, мы нужны друг другу. Я не знаю, в каком городе, в какой точке земли я позову тебя, прикасаясь руками к ночной тишине, за право почувствовать тебя рядом готовясь отдать половину жизни. Я прикоснусь к ночной тишине и где-то в глубине чужих континентов ты станешь дарить свои глаза другим, и словно выжженная пустыня — та пропасть, толкнувшая нас в объятия друг к другу. Я не знаю, что произойдет завтра. Боль уничтожит названия улиц и городов. Без тебя даже снег будет черным — в облаке пушистых светлых волос девочки, чью улыбку отнимают обстоятельства и деньги. Я был последним поддонком и зверем. Я был зверем, шел по жизни на четырех лапах, пуская в ход только клыки и злость, зная, что добиться своего можно, только пробив чей-то череп. Я был зверем — ощетинившимся, диким, злым, моя жена была просто самкой в берлоге и дети — маленькими волчатами, там, где за порогом лежал черный снег и наверху не было неба, не существовало ничего, кроме окликов и когтей еще более диких зверей. Ты оказалась только маленьким клочком нескольких дней, и пушистые волосы твои словно разметались по снегу, и снег стал белым, а ты растворилась в тепле, внезапной болью обожгла мою грудь. Маленькая девочка-женщина, я не знаю, в какой точке земли в глухой час боли произнесу по слогам твое имя, уставясь в пустоту выбеленной стенки. Говорят, в жизни мужчины остаются три женщины: первая, последняя и еще одна. Еще одна, в сумраке полузабытых одесских ночей с каким порывом ветра тебя занесло в мой гостиничный номер, с каким порывом морской волны ты ворвалась в мою жизнь, чтобы оставить в ней след. След растаявшей пустоты потому, что тебя больше не будет в той обреченности, составляющей мою боль. Ты ворвалась в меня, опалив собой все дороги и дома. Милая девочка, для моей души — это слишком много, для моих денег — слишком мало…»
Желтый лист шуршал за оконным стеклом.
— Конечно, было приятно познакомиться с твоим городом и с тобой. Надеюсь, ты не будешь в обиде за то, что произошло между нами?
— Конечно, нет. О чем речь…
— Номер телефона ты записала. Буду рад тебя снова увидеть.
— Да, я тебя тоже. Ты ведь сам понимаешь, что наши случайные отношения ничего серьезного не значат.
— Разумеется. Очень хорошо, что ты понимаешь тоже.
— А как могло быть иначе?
«Я не знаю, в какой точке земли смогу тебя позвать. Вот ты стоишь здесь, сейчас, зверь — это лишь несколько минут. Ты пытаешься уловить во взгляде моем боль, но обо мне ты ничего не знаешь. Зверь, через несколько долгих часов (твой самолет оторвется от земли ввысь, в никуда) наступить ночь. Я закрою двери, задерну шторы и под тусклый свет лампочки в 60 Ватт я увижу тебя. Резкую очерченность твоих скул, горькую складку возле рта, высокий лоб, мужественные черты некрасивого мужского лица, за которым скрывается твердый характер и сильная воля. Знаешь, зачем я останусь одна в ночной тишине? Чтобы снова побыть с тобой — и услышать твой голос в далеком глухом углу любой земли. Я не смогу ни на кого променять тебя, зверь. Снова и снова я стану протягивать руки к пустоте, ведь тебя в комнате больше нет, ты ушел. Я буду биться в ночной пустоте, слыша твой голос. Люди, разлучающие нас… Стая псов, ради выгоды и денег швырнувших меня в твою постель. они уничтожат тебя очень скоро. Ты даже представить не сможешь, как. А знаешь, с чьей помощью? С моей! Меня бросили в твою постель ради больших денег — чтобы уничтожить. Я ничего не смогу сделать, в этом виновата не я. Знаешь, я никогда не была на стороне побежденных. Я никогда не испытывала теплых чувств к людям, потерпевшим провал. Но к тебе я готова идти, зверь, даже если у тебя не останется крыши над головой и не будет денег на кусок черного хлеба. Люди не позволили нам быть с тобой, нас разлучили самым ужасающим, варварским способом — между нами воздвигли стену из бетона, забыв о том, что я человек. И ты, зверь, ты человек — тоже. Нас отняли друг у друга — бросив в пропасть всеобщего отупляющего кошмара больших денег. Будь они прокляты, эти деньги… Я буду слышать в темноте твой голос. Этого у меня никто не смеет отнять. Не посмеют отнять мою боль, зверь, слышишь? И поэтому я приду к тебе! Я найду тебя в любой точке пространства, в мировом океане или на суше, и между нами больше не будет стен. Никто не посмеет отнять нас друг у друга. Ты только подумай, зверь, какая большая земля и сколько на ней домов, огромных, высоких домов, и в них — люди, миллиарды людей, и на этой земле, в скопище этого необъятного муравейника хотя бы на пару часов мы нашли друг друга. Разве это не чудо, зверь, что в огромном пространстве мы столкнулись на пару часов, а ведь могли не столкнуться. Я приду к тебе очень скоро, жди. Я еще не знаю, как это будет, только сегодня, в этой комнате, я начала свой путь. Однажды где-то в каком-то из городов я распахну двери туда, где ты будешь, и скажу:” Здравствуй, зверь!» И осень, плача за окнами, золотым дождем влажных листьев покроет нас, и все вернется на места, как было прежде… И ты подумаешь, что все это уже видел и знал когда-то… Подумай сам, зверь — я хочу, но не могу быть рядом с тобой…»
— Значит, договорились?
— Счастливо! (зверь, все знаю)
— Скоро увидимся? (попробуй скажи нет!)
— Скоро (зверь, все знаю)
— (Знаешь — что?)
— Как листья шуршат по стеклу.
— Но ты придешь? Ты сама обещала — придешь и скажешь то, что давно хотела сказать?