— Русские люди? — со странным акцентом спросил лирянин, подойдя к ограде.
— Да, — отозвался я.
— Здравствуйте, — сказал лирянин и коротко поклонился.
— Здравствуйте, — ответил я, чувствуя себя полным идиотом.
— Оч-щень приятно, — сообщил лирянин, так же как и Рюрик делая особый нажим на шипящий звук. А затем указал на мой бластер. — Оружие? Убивать?
— Да, — кивнул я, испытывая ничем не обоснованное смущение.
— Нельзя, — сказал лирянин поучительно. — Убивать нельзя. Дети.
— Да. Знаем, — согласился я. — Мы и не хотим убивать. Но мы в опасности и боимся.
— Вам опасности нет, — возразил лирянин. — Тут дети. Беззащитность. Опасность есть для них. От вас. Если хотите быть на поч-щве… на земле… э-э-э, — замялся он, подыскивая слово, затем продолжил: — На ТЕРРИТОРИИ школы, пожалуйста, оставьте оружие… на поч-щве.
— У нас неприятности, связанные с вами, лирянами, — вмешался Филипп, и его интонации были, мягко говоря, прохладными. — Мы не можем бросить оружие.
— Понимаю, — сказал лирянин. — Сделаем так. Я выйду к вам. Один. Сам. Будем разговаривать. Найдем компромисс.
— Хорошо, — кивнул я.
— Хорошо почему? — не понял лирянин.
— В смысле, ваше предложение нас устраивает, — пояснил я, сообразив, что собеседник владеет русским не самым лучшим образом. — Выходите к нам. Мы все решим.
— Выходить, — согласился лирянин. Тем временем из дверей строения, названного нашим собеседником «школой», вышло сразу несколько взрослых лирян.
— Скажите им, чтобы они пока не подходили сюда, — поспешно указал я ему на них.
Лирянин обернулся назад и что-то крикнул. Его соотечественники остановились. Тогда лирянин что-то громко сказал и детям. Те, понурившись, поплелись назад к зданию. Лирянин обернулся к нам, протянул руку вперед, и в ограде перед ним появилась широкая щель. Он прошел через нее к нам, и щель за его спиной тут же затянулась.
— Давайте говорить, — сказал лирянин и улыбнулся одними губами. — Мое имя — Шкун. Учитель Шкун.
Сейчас, вблизи, я все-таки заметил одну черту, резко отличающую его от Рюрика. Глаза. Странные глаза, которые как будто бы смотрят не только на окружающее, но и внутрь себя. Я сразу вспомнил, у кого еще я видел подобный взгляд. У актера Кристофера Ламберта в фильме «Горец». И в фильме «Подземка». А еще это существо было значительно моложе Рюрика.
Как бы то ни было, на мой, земной, взгляд, многое в его лице выдавало хищника… Но его улыбка была не угрожающей, а наоборот, настороженной. Настороженной и обаятельной. И я с беспокойством осознал, что лирянин мне симпатичен. Ведь испытывать симпатию к тому, кого собрался брать в заложники, несомненно плохой тон.
* * *
— Слушаю? — сказал учитель Шкун.
— Мы хотим мира, — сказал я и даже почувствовал, что краснею от того, как фальшиво прозвучала эта раза.
— Мы тоже, — заметил Шкун.
Пауза затянулась. Прервал ее Филипп:
— Наш враг — царь Рюрик. И он — лирянин.
Я ощутил досаду от того, что сам не сумел столь лаконично выразить суть ситуации. Хотя, возможно, его высказывание и недостаточно тактично. Можно было бы и как-то помягче.
— Да, — согласился Шкун. — Но Рюрик — наихудший из лирян.
— Не слишком ли легко вы отрекаетесь от него?! — воскликнул Филипп, и на этот раз он уж точно поспешил.
— Нет, — отозвался Шкун, и выражение его лица стало несколько озадаченным. — Что о нем вы знать?
Мы коротко переглянулись. Сказать, что практически ничего, значило бы откровенно подставиться.
— Расскажите вы, а мы сравним с тем, что известно нам, — предложил Филипп.
— Не очень… поровну, — усмехнулся Шкун, — но…
Неожиданно влез Брайан.
— А это что за штуковины такие? — спросил он, показывая только что пойманного иссиня-черного «жука» с четырьмя неказистыми зубчатыми колесами по бокам. Испуганный «жук» дергал усиками и рывками прокручивал колеса.
— Это, — оживился Шкун, — как по-русски?.. Кукла. Наши дети мастерить их. Интересно.
— Не-е, — возразил Брайни, — я видел, они сами размножаются.
— Да, — согласился Шкун. — Дети мастерить, a потом — весь цикл: находят пищу, строят гнезда, размножаются. Эволюция… Игрушечная эволюция.
— Зачем? — нахмурился Филипп.
— Интересно, — повторил Шкун. — На планете нет животного… зверя. Есть только дерево и трава.
Да-а, такое объяснение природы этих неказистых существ нам просто и в голову не могло бы прийти.
— У нас мало времени, — поторопил Филипп. — Говорим о Рюрике.
— Да, — кивнул Шкун. — Но это — все вместе. Технологии, сочетающие в себе живое-неживое, — наша традиция. Но есть правила… ограничения… есть законы, — нашел он, наконец, нужное слово. — Рюрик нарушал эти законы, должен был понести наказание. Но русские люди дали политическую защиту, теперь он — ваш царь. Вы, люди, пользуетесь его неправильными технологиями. Нам это не нравится. Противно. Но мы не вмешиваемся в ваши дела.
Пожалуй, мне лучше других было известно, о каких технологиях идет речь.
— Но как вы позволили? — спросил я. — Почему, если Рюрик преступник, вы не потребовали его выдачи вашим властям?
— У людей свой закон, — отозвался Шкун. — Мы к вам не можем. Все это было давно, меня не было. Не родился. Но я знаю, мы пробовали объяснить людям… Эти технологии привели к упадку нашей цивилизации, так будет и с вашей. Но люди не слушали. Был конфликт. Чуть не война. Мы слишком слабы. Теперь наша позиция нейтралитет.
Черт знает что! Снова ситуация выворачивается наизнанку!
— Мы, — я обвел рукой наш отряд, — боремся с Рюриком. Вы поможете нам?
Шкун опасливо покачал головой:
— Нет, нет… — А потом добавил: — У нас нет армии, нет оружия. Нас совсем мало. Еще два поколения назад способных к самовоспроизводству лирян было всего несколько тысяч. Мы взяли курс на возрождение — запретили личное бессмертие, размножаемся… Сейчас нас больше, но самая большая часть — дети. Если мы поможем вам, нарушим позицию нейтралитета, Рюрик нарушит мир.
— Он использовал меня! — невпопад воскликнула Ляля, но я понял, что она имеет в виду: Рюрик специально подкинул ей идею захвата «Блиц-12ХЬ, чтобы одним махом уничтожить и нас, и своих соотечественников, которых, по-видимому, ненавидит не меньше. Бессмертный не может быть патриотом, он сам себе и народ, и родина, и вечность…
— Филипп! — скомандовал я. — Срочно свяжись с крейсером!
Тот поспешно скинул с плеч ранец и достал из него «яйцо». Оно требовательно пульсировало.
— Проклятие! — воскликнул Филипп, — я еще ночью отключил звуковой вызов и забыл включить снова.